Этот капитан был совершенно лысым, его кирасу и горжет украшал стилизованный взлетающий орел. Его взгляд был суров и непоколебим. Сор Талгрону он показался цельным. Надежным. Стоическим. Сор Талгрон не знал, кто это, однако почувствовал инстинктивную симпатию. Это был солдат, которого он мог уважать.

Загадка личности воина оказалась забыта, стоило только Дорну заговорить. Когда он закончил, повисла тяжелая тишина. 

Сор Талгрон долгий миг глядел на капитана Гвардии Смерти, наморщив лоб. Затем его взгляд вновь переместился на Дорна.

– Это… – наконец, произнес он. – Это трудно представить.

– Поверь в это, – сказал Рогал Дорн. Его голос напоминал раскаты грома.

– Исстван Три будет навеки проклят в анналах истории, – добавил Архам. Сор Талгрон посмотрел на него, прищурившись. Хускарл держался чересчур горделиво.

– Четыре Легиона обратились против своих же. Обратились против Императора, – произнес Сор Талгрон, качая головой. – Это безумие.

– Верно, безумие, – сказал Дорн. – Безумие наихудшего толка.

Примарх оттолкнулся от стола и сжал кулаки. Казалось, ему хочется по чему-нибудь ударить. Сор Талгрон сомневался, что какое-либо живое существо пережило бы подобный удар, вложи примарх в него всю мощь своей ярости.

Колосс пересек комнату. Его движение было неотвратимо, каждый шаг тяжело отдавался и сопровождался механическим гулом и скрежетом доспеха. Он остановился перед окнами, глядя вниз по склону хребта. Горный откос купался в лучах множества прожекторов, которые придавали громадной стройке внизу острую рельефность. Резкий белый свет озарял черты Дорна, подчеркивая глубокие морщины и контуры лица. Он стоял настолько сурово и неподвижно, что казался вырезанным из гранита.

Какое-то время примарх оставался на месте, неотрывно глядя вдаль. Тишина подавляла. Архам и неизвестный капитан Гвардии Смерти, не моргая, смотрели на Сор Талгрона.

– Как вы узнали об этой резне? – наконец, спросил Сор Талгрон, нарушив молчание. – Мои авгуры и астропаты уже несколько месяцев ничего не слышали из-за границ сегментума, их слепят варп-штормы. 

Примарх повернулся и с мрачным выражением на лице зашагал обратно к массивному столу из темного дерева. Сор Талгрону потребовалось заметное усилие воли, чтобы не отступить на шаг при его приближении. В бою это было бы устрашающее зрелище: закованный в золото гигант, который надвигается на тебя с намерением убить. Ни одно смертное существо не продержалось бы дольше одного удара сердца.

– Хор астропатов молчал, – прорычал Дорн. – Мы ничего не слышали из системы Исствана с тех пор, как это началось.

Сор Талгрон нахмурился, но промолчал.

– Вместо этого я получил известия от того, кто там был, – произнес Дорн, отвечая на незаданный вопрос.

Дорн наклонил голову, и взгляд Сор Талгрона переместился на капитана Гвардии Смерти, безмолвно стоявшего навытяжку.

– Это боевой капитан Натаниэль Гарро, ранее принадлежавший к Четырнадцатому Легиону, – сказал примарх.

Гарро отсалютовал, по старой терранской традиции ударив себя кулаком в грудь. Сор Талгрон ответил тем же жестом.

– Удивительно видеть здесь Гвардейца Смерти, только что выслушав историю о предательстве вашего Легиона, – произнес он.

– Это не история, – огрызнулся Архам. – Это правда.

Сор Талгрон бросил на него взгляд.

– Просто фигура речи, – ответил он, и снова сконцентрировал внимание на Гарро.

– Мне удивительно и горько стоять здесь и говорить о подобных событиях, – сказал капитан Гвардии Смерти. – Моя связь с Легионом умерла вместе с моими подлинными братьями, с которыми расправились на Исстване Три за прегрешение, состоявшее в их верности.

– Стало быть, ты легионер без Легиона.

– Похоже на то.

– Гарро был свидетелем предательства Магистра Войны. Он видел, как мой… брат, – Дорн практически выплюнул слово, – обратился против Империума. Гор атаковал Исстван Три вирусными бомбами, убив несчетные тысячи верных Императору легионеров и миллионы граждан. При виде этого зверства Гарро взял свой корабль «Эйзенштейн» и прорвался, чтобы донести вести до Терры.

– Похоже, что Империум должен тебя отблагодарить, – произнес Сор Талгрон, склонив голову в направлении Гарро.

– Я всего лишь сделал то, что счел своим долгом, – слегка натянуто отозвался Гарро.

– Если бы «Эйзенштейн» не пробился через блокаду и не принес известие о предательстве, мы бы не узнали об этой бойне, пока не стало бы слишком поздно, – сказал Архам.

– Трон, – произнес Сор Талгрон. – Магистр Войны мог захватить Терру, практически не встретив сопротивления.

– Мог, – ответил Дорн. – Но его уловка провалилась.

– Легионы убивают своих, гражданская война, заговор с целью свержения Императора, – проговорил Сор Талгрон, качая головой. – Как до такого дошло?

– Из-за поступков одного человека – Гора Луперкаля, – произнес Дорн. – Гор был лучшим из нас. Если пал он, то пасть мог кто угодно. Что и заставляет меня задуматься о тебе и твоих боевых братьях, капитан.

4

Сор Талгрон относился к фанатизму с ненавистью. Он ненавидел метафизическую потребность, которая, казалось, содержалась в генокоде его боевых братьев – у Легиона появилась новая, отчаянная жажда веры в нечто большее, нежели борьба, боль и страдание, составлявшие бытие смертных. Однако именно такова была его жизнь: одно кровавое поручение за другим, пока, в конце концов, за тобой не придет смерть. С чего бы должно существовать что-то, помимо этого?

Зачем эта неутолимая потребность в смысле? В вере?

Он считал подобное слабостью. Недостатком. Тем, что Легион унаследовал от Лоргара Аврелиана, и Сор Талгрон почти ненавидел примарха за это. Разумеется, он благоговел перед ним и без колебаний пожертвовал бы за него жизнью, однако все же почти ненавидел. Он не знал, почему не обладает таким врожденным влечением, как братья. Возможно, недостаток был в нем?

Если бы он заговорил об этом с кем-либо, даже с подчиненными, они бы не поняли. Отнеслись бы к нему с презрением. Вне всякого сомнения, вскоре за ним бы явились с атамом. Просто очередная чистка.

Он чувствовал нечто похожее на родственные узы с кустодием-стражем Тибером Аканфом. Возможно, в большей мере, чем с ближайшими из боевых братьев, и эти взаимоотношения были построены на лжи. Кем он стал?