- Расслабься, родная, – он мягко целует меня в мокрую из-за воды макушку, его руки обнимают меня за талию, и я, подчиненная мягким тембром его голоса, послушно расслабляюсь, накрыв покрытые шрамами и веснушками руки мужа своими ладонями. – Сейчас можно позволить себе побыть слабой, ты так не считаешь, м?

      Я усмехаюсь, но ничего не говорю в ответ. Райан прекрасно знает, что я позволяю себе побыть слабой лишь рядом с ним, и можно обойтись без этих никому не нужных комментариев. Поцеловав меня в висок, он помогает мне помыть волосы. Я совершенно не люблю за ними ухаживать, мне лень расчесывать их каждый день, мыть, и что там еще делают с волосами. Будь моя воля, я бы давно обстригла их к чертовой матери, а эта сволочь пятнистая мне не позволяет этого сделать. Они ему, видите ли, нравятся. Однажды, в пылу очередной ссоры, я поставила его перед фактом, что, раз ему так нравятся мои волосы, пусть сам за ними и ухаживает – иначе я их обрежу. Райан промолчал, но теперь я регулярно подвергаюсь изощренным пыткам под названием «расчесывание» и «мытье головы».

      Когда он наконец выключает эту проклятую холодную воду, я вся синяя от холода. Муж накидывает мне на плечи тяжелое махровое полотенце, и, обвязав полотенце поменьше вокруг бедер, принимается перекрывать винты и переключать рычаги. Оставив полотенце небрежно накинутым на плечи, я начинаю выжимать столь ненавистные мне волосы, не сводя взгляда с спины Райана.

- Сегодня наша очередь идти на вылазку, – небрежно кидаю я. Ладони Райана на секунду замирают в нескольких сантиметрах от очередного винта, но достаточно быстро он берет себя в руки. Вот только даже с этого расстояния я вижу, как побелели костяшки его пальцев.

      Все дело в том, что с прошлой вылазки вернулась лишь чудом уцелевшая я. Четверо мужчин, что были со мной, погибли, а сама я, с головы до ног покрытая кровью – своей и чужой, - буквально приползла к порогу нашего убежища. Будь на то воля Райана, он бы запер меня здесь и больше никогда бы не выпустил наружу, да вот только кто его слушать станет? Уж точно не я.

- Знаю, – сквозь зубы произносит он. Вены на его руках вздуваются от напряжения, когда особо тугой винт отказывается закручиваться. Завороженная этим зрелищем, на пару секунд я теряю суть нашего разговора. – Я не собираюсь просить тебя остаться здесь. Ты ведь все равно не послушаешь, идиотка упрямая.

- Именно, – я киваю, заворачиваясь в полотенце и совершенно не обращая внимания на то, как он меня назвал. – Я все равно не послушаю. Так что, если Его Голозадое Величество поторопится, мы успеем пожрать перед вылазкой.

      Он хрипло смеется, обернувшись. Я усмехаюсь в ответ, наслаждаясь той идиллией, которая сейчас царит между нами. Многие считают наши отношения как минимум нелогичными, но кому какое дело до логики в мире, в котором мы живем? Когда каждый день рискуешь умереть, можно позволить себе жить не логично.

- Сама голозадая.

      Я лишь фыркаю.

      Раньше это помещение использовалось как читальный зал, но теперь его разделили на несколько секций с помощью гигантских стеллажей. Тут были «спальни», состоявшие из рядов тесно придвинутых друг к другу книжных шкафов, сверху напоминающих что-то наподобие коробок, и занавески, заменяющие дверь; «кухня», сделанная по тому же принципу, что и «спальни», только из большего количества стеллажей. Рядом располагалась «столовая» - этим словом гордо величались сдвинутые в один читальные столы и множество стульев.

      Я сидела на одном из этих стульев, закинув ноги на стол, в то время как Райан, стоя за моей спиной, заплетал мои волосы в косу. Чувствовать его грубоватые пальцы в своих волосах было сплошным удовольствием, поэтому я позволила себе расслабиться, прикрыв глаза. Сейчас здесь было тихо, большинство жителей нашего убежища в данный момент стояли под дверью «ванной», дожидаясь долгожданной встречи с ледяной водой, чтобы смыть с себя недельный слой пыли и пота. Я честно не понимала их рвения к водным процедурам – будь моя воля, я бы вообще не купалась.

      Хотя, как-то я действительно перестала принимать ванную. Райан выдержал две недели в одной постели со мной, после чего вылил на меня ведро ледяной воды, пока я спала.

- Ох! – с противоположной стороны стола на стул тяжело опустилась София. Ее покрасневшее лицо было покрыто испариной, светлые волосы прилипали к нему, но, похоже, после ходьбы у нее совершенно не осталось сил для того, чтобы убрать их. Откинувшись на спинку стула, она положила ладонь на свой воистину гигантский живот, после чего, счастливо улыбнувшись, повернула голову в нашу сторону. – Доброе утро! Я так посмотрю, вы снова раньше всех приняли душ?

- Лин отказывается принимать душ, если мы не будем там первыми, – Райан приветливо улыбается ей. Фыркнув, я отворачиваюсь, недовольно сложив руки на груди. Я никогда не пойму, почему он так относится к Софии, ведь она, если подумать, самая настоящая садистка. Она хочет родить ребенка, заставить его жить в этом насквозь прогнившем мире без малейшего шанса на будущее – не это ли садизм?

- Ну, - она усмехается, поглаживая свой напряженный живот, похожий на барабан, – о привередливости твоей жены можно легенды слагать. – Она переводит взгляд на меня и произносит поучительным голосом,– а в той ситуации, в которой мы находимся, быть привередливой – очень неразумно, дорогая.

      Гнев вскипает в моей крови, застилает глаза красной пеленой. Скрипя зубами, я с огромным трудом удерживаю себя на месте, борясь с желанием накинуться на Софию. Меня останавливает не то, что она беременна, а то, что за такой поступок меня посадят в карцер. Уж чем-чем, а шансом вырваться из этого царства страха и рыдающих женщин я рисковать не собираюсь.

- Рожать ребенка в той ситуации, в которой мы находимся уже чертовых двадцать лет - вот, что по-настоящему неразумно, – отвечаю я, замечая, что чуть ли не плююсь ядом.

      Над моим ухом громко проскрипел зубами Райан. Я чуть ли не кожей почувствовала, как злость оглушающей волной прокатилась по его телу. Напряженно сжав челюсти и резко поднявшись со своего места, он быстрым шагом идет прочь.

      Я даже не пытаюсь его остановить – нет смысла. Ребенок для моего мужа был и остается больной темой, Райан мечтает о том, чтобы на свет явилось дитя, которое после нашей смерти напоминало бы, что когда-то мы были в этом мире. Вот только мечты мечтами, а реальность остается реальностью. И в этой реальности ребенку места нет. Ни он, ни я не хотим обрекать ни в чем не виновного ребенка на весь тот ужас, который мы привыкли называть «жизнью», хотя от жизни тут мало что осталось.

      Людей становится все больше и больше, постепенно помещение наполняется ужасным гулом. Выживших осталось девятнадцать человек, а галдят так, словно их тут чуть ли не сотня. Тихо зарычав, я оборачиваюсь, выжидающе смотря на стройные ряды стеллажей, из которых состоит «спальная» секция. Этот разговор о ребенке состоялся крайне не вовремя – я ненавижу оставаться в обществе этих людей без мужа. Поерзав на стуле, я уже приподнимаюсь, собираясь встать и пойти за Райаном, как на мое плечо опускается тяжелая мужская рука.

- Куда направляешься, Сапсан?