В одном я была права… Гарик этого НИКОГДА не забыл…

Итак, высрала я ей эту хуйню про минет со льдом, и благополучно забыла. Ровно на сутки.

Потому что через день раздался звонок в дверь. Открываю. На пороге стоит Гарик. Враскоряку. Лицо — скосорыленное. Смотрит недобро. И в его карих очах угадываецца желание лайт наебнуть Лиде.

Левой рукой Гарик держался за стену, а в правой держал за шкирку Сёму. На Сёме было весёлое жёлтенькое пальто с капюшончиком, из-под которого виднелась буро-зелёная чёлка, прикрывающая фингал, и снизу висели две ножки-ниточки в зашнурованных ботинках. Сёма висела, и, судя по всему, страдала.

Я прикинула хуй к носу, что Гарик зашёл явно не чаю с кренделями испить, и отошла на шаг назад, прикидывая пути к отступлению.

Гарик слизнул капельки пота над губой, выкатил глаза, и взревел как в жёпу раненый джигит: \ «ОНА???????????\»

Сёма мелко-мелко закивала и нервно дёрнула ножкой.

Гарик уставился на меня, и снова взревел:

— НАХУЯ ТЫ, СУКА ТАКАЯ, МЕНЯ ПОКАЛЕЧИТЬ РЕШИЛА???? КОГДА ЭТО Я УСПЕЛ ТЕБЕ В ПЕСДУ СОЛИ НАСЫПАТЬ?? ОТВЕЧАЙ, СКОТИНА!!!!!

На всякий-який, я пропищала:

— Идите оба на хуй! Я кормящая мать-одиночка, меня нельзя расстраивать и бить, и ваще мне пора идти!

С этими словами я попыталась закрыть дверь, но не тут-то было!!!

Гарик выставил вперёд правую руку, с зажатой в ней Сёмой, чем помешал мне мне произвести сие действие, а у Сёмы от неожиданного удара дверью свалился с ноги зашнурованный ботинок. И пропало сознание.

Поняв, что отступать некуда, я решила уж выяснить, за что меня щас будут бить. А в том, что меня ща побьют — я и не сомневалась нихуя ниразу даже.

И Гарик рассказал следущее:

— Прихожу я сегодня домой. Раздеваюсь. Иду в душ. Выхожу. Захожу в комнату, а там это песда лежит на кровати, и мразотно так лыбится (тут последовало энергичное встряхивание Сёминой тушки, отчего у неё свалился и второй зашнурованный ботинок). Говорю: \ «Чё смешного увидела?\» А она мне: \ «Игоряшечка моя сладенькая, не желаете ли вы минету праздничного, с проглотом?\» Я так охуел, и говорю: \ «Конечно, хочу!\» Лёг на кровать, яйца развалил, ну и говорю ей: \ «Хряпай!\» Та давай мне шляпу слюнявить. Слюнявит, и через каждые 10 секунд спрашивает: \ «И, а ты скоро кончишь уже?\» Говорю ей: \ «Ты, давай, не песди, а соси. А то ваще не кончу. А как кончать соберусь — я те цинкану, значит. \» Лежу, разлагаюсь, чую, ща кончу. Ну и сказал… Сдуру, бля…

Тут Гарик сморщился, снова покрылся пОтом, и заорал:

— И ТУТ ЭТА СУКА СРАНАЯ ДОСТАЛА ИЗ-ПОД КРОВАТИ ЗАМОРОЖЕННУЮ КУРИЦУ, КИЛОГРАММА НА 2 ВЕСОМ, И СО ВСЕЙ ДУРИ УЕБАЛА МНЕ ЕЙ ПО ЯЙЦАМ!!!! ПЕРЕД ТЕМ, КАК СДОХНУТЬ, Я НА АВТОМАТЕ ДАЛ ЕЙ ПО ЕБЛУ, И ОТКЛЮЧИЛСЯ!!!!!!!!! ДУМАЛ, ЧТО УЖЕ НАВЕКИ!!!!!! А ТЕПЕРЬ ОТВЕЧАЙ, ГНИДА, ЗАЧЕМ ТЫ ЕЙ ЭТО ПОСОВЕТОВАЛА?????????

Бля-я-я-я-я… Я не знала, чё мне ответить… Сказать про \ «минет со льдом\» я не могла. Хотя, наверняка Сёма меня уже сдала как стеклотару…

И тут очнулась Сёма, и из-под капюшона прошелестело:

— Лид… У нас льда не было… Я подумала: какая разница, главное шоп холодное было… Я сначала окорочком хотела, а его тоже не было… Прости…

И шелест пропал.

… С тех пор прошло почти 10 лет. Сёма давно уже не помнит как выглядит Гарик, растит красавицу-дочку, выучилась на стилиста, причём, делает сейчас неплохую карьеру, выглядит Сёма сногсшибательно, не девка, а королева, мне до неё как до Киева раком…

Но до сих пор фраза \ «минет со льдом\» вызывает у нас нездоровый ржач, а иногда и понос. Естественно, тоже нездоровый и непредсказуемый.

А теперь плюньте мне в ебло те, кто скажет, что бабы — не дуры!!!!!!!! А потом посмотрите на себя в зеркало. Ибо нехуй.

27-07-2007

Любофф и мстя — очень часто встречающиеся обстоятельства. У кого-то чаще, у кого-то реже.

Что касаеццо меня — со мной это происходит с завидной регулярностью раз в полгода.

В последнее время, правда, реже. Это, видно, старость уже подкрадываиццо.

Любить и мстить за неоценённую мою любофф я начала ещё в деццком саду. Когда всем сердцем полюбила мальчика Щипанова Сашу. Саша был воистину неотразим ни в одной луже: у ниво была рубашка в клеточку, огромный нос картошкой, и ещё он сцался в кровать в тихий час.

Видать, комплекс матери Терезы заявил о себе именно тогда. Потому что было всё почти по классике «Она его за муки полюбила, а он её — за состраданье к ним…» Тока с одной разницей: МЕНЯ Саша Щипанов НЕ ЛЮБИЛ!

Я воровала дома шоколадные конфеты, и приносила их Саше. Дома я получала пиздофф, и стояла в углу, гордая собой. Потому что страдала во имя любви. Я рисовала ему на листочке пипиську, намекая таким образом Саше, что обязательно покажу её ему в тихий час, но объект моей любви тупо не понимал намёков, и в ответ рисовал мне на том же листочке танк с пушкой и фашиста без трусоф. Тогда я рисовала ему голую девочку. Над её неправдоподобно большой, как у гидроцефала головой * у миня с деццтва проблемы с рисованием и пропорцыями*, я писала своё имя — Лида, и это был более чем толстый намёк. В ответ он снова рисовал фашыста, танк, и что-то похожее на ночной горшок с пятиконечной звездой, и гордо подписывал этот шедевр: САША.

На новогоднем утреннике я отдала ему свой подарок, и заплакала. Потому что, с одной стороны, очень хотелось сожрать конфеты самой, а с другой — Сашу я любила больше конфет.

И ещё он сцался.

А это значит, он достоин сочувствия и моего подарка.

Моя мама отобрала у Саши подарок, и тихо сказала мне на ухо: «Нашла в кого влюбиться… он же страшненький! Угости лучше конфетой Борю.» Но я хуй положила на мамин совет, что продолжила впоследствии делать всю жызнь, и Борю вниманием не одарила. Через месяц я поняла, что Саша — обычное ссыкло, и он был разлюблен. А в знак мести я в тихий час нассала ему в сапожок.

* * *

В школе я полюбила Макаркина Юру. На этот раз взаимно. Юре было 13 лет, в стране вовсю хуярила перестройка, дети стали развиваться немыслимо быстро и не в ту сторону, и Юрий покорил меня тем, что он где-то тырил денюшку, и покупал мне на неё в «комке» кроваво-красную помаду, воняющую гуашью и вазелином, и алюминиевые серёжки с пластмассовыми яхонтами, длиной до плеч. Юру я любила 3 месяца. А потом он назвал меня «дурой», уж не помню за что, но думаеццо мне, за дело. И я перевлюбилась в Юриного брата Мишу. В результате произошла потасовка между братьями, и Юре подбили око. А вот нехуй абзываццо!!

В 14 лет я полюбила Лёшу. И он стал моей первой серьёзной любовью. Ему я отдала девичью честь, *не сразу, естессна*, и начала ваять стихи:

«Итак, прощай, любимый мой Алёшка!

Тебя я не забуду никогда!

Ведь ты пойми, что я уже не крошка,

наверно, в этом есть твоя вина…

Мы разошлись как в море корабли,

И вот теперь страдаю я немножко

И не забуду никогда твоей любви!»

Стихи ниибические. Горда была шопесдец. И, хотя я сама была инициатором посыла нахуй, меня жгла страсть. Имя которой — Мстя Кровавая.

И тогда я позвонила подружке Маринке.

И мы с ней держали совет.

И, после двухчасовых дебатов, приступили к делу.

В мешочки-кулёчки было сложено:

1) бутылка нашатыря.

2) геркулесовая каша, в которую мы настругали на тёрке морковки

3) крем от прыщей «Подросток», который долгое время лежал на отопительной батарее, и протух. Вонял он гнилой картошкой.

4) на улице набрали в пакет собачьего говна.

Подготовка к делу прошла успешно.

Со всем этим стройматериалом мы с Мариной поднялись на Лёшкин этаж, вывалили геркулес ему на половик под дверь *сей натюрморт был призван изобразить блевотину. Получилось похоже*, туда же добавили нашатыря *шоп сцакой пасло* и тухлого «Подростка» *для пущей вони*.

И последним штрихом стало выписывание на входной двери слова ХУЙ собачьим говном. Говна осталось с избытком, поэтому мы им намазали ещё дверную ручку, звонок, и глазок.