Удовольствие было стремительным, обжигающим – но его было мало. Кейси только несколько секунд спустя поняла, что они оба все еще одеты – он в боксерах, она в трусиках. Ее партнер снова качнулся вперед, отодвинулся, дразня их обоих, подражая тому, что намеревался вскоре сделать с ее обнаженным телом.

– Терон, – ахнула она.

Его губы скользнули к затылку Кейси, затем двинулись все ниже и ниже. Терон провел рукой по ее спине и снова потерся о нее. Целуя поясницу любовницы, он обеими руками схватился за ее белье, затем приподнял голову и стянул с Акации трусики.

– О, да. – Кейси выгнула спину и закрыла глаза.

Происходящее так захватило ее, что лишь пару секунд спустя, ощутив за собой лишь воздух, Акация поняла, что ее партнер почему-то остановился. Обернувшись, она увидела, что он ошеломленно разглядывает ее поясницу.

– Что-то не так?

Терон провел пальцем слева, пониже ее спины, прямо над ягодицей.

– А эта метка… это татуировка?

Кейси точно знала, что привлекло его внимание. Он был не первым, кто заговорил об этом пятнышке.

Акация усмехнулась.

– Я слишком боюсь иголок, чтобы решиться сделать татуировку.

Когда Терон молча продолжил буравить глазами ее поясницу, девушку охватила тревога.

– Я родилась с ней. Это родимое пятно.

Он посмотрел ей в глаза. Затем убрал руку, но Кейси все равно чувствовала жар от его недавних прикосновений.

– Это не похоже на родинку. Расскажи мне о своих родителях.

Он хочет поговорить? О ее родителях? Сейчас?

Тревога превратилась в подозрение, а кожу рядом с родинкой закололо. Акация приподнялась, медленно повернулась, скользнула по подушкам и села, спрятав пятнышко от испытующего взгляда Терона.

Он стиснул зубы, нахмурил брови; лоб пересекла морщинка. Один взгляд на пах Терона подтвердил опасения Акации. Великолепная эрекция, всего несколько минут назад прижимавшаяся к ее бедрам, пропала без следа.

Ее кожу покалывало, и Кейси вдруг охватило чувство неловкости из-за наготы. Она взяла свисавший с подлокотника свитер.

– Мои… мои родители?

– Твои мать и отец. Где они?

Желудок Акации тревожно сжался. Она принялась натягивать свитер через голову и к моменту, как вновь скрыла грудь под одеждой, обнаружила, что Терон уже надел джинсы и разглядывает ее с непонятным выражением лица.

Вот как раз этого ей и хотелось избежать, верно? Этой неловкости. Все зашло слишком далеко, и теперь он сожалел о случившемся. Почему же Терон передумал?

Он не мог от нее оторваться, пока…

Внезапно голос гостя прервал ее мысли:

– Кейси, сосредоточься. Твои мать и отец.

Она тряхнула головой, не понимая, почему в мозгах такая каша.

– Моя мать умерла сразу после моего рождения. Что до отца… я никогда его не знала. Они недолго встречались, много лет назад, когда мама училась в Европе. Вернувшись домой, она обнаружила, что беременна. Я… никогда его не видела. – Кейси посмотрела на Терона. – Почему ты хочешь узнать об этом именно сейчас?

Он проигнорировал ее вопрос.

– Кто тебя растил?

– Моя бабушка. Это ее дом. То есть, он был ее домом, – поправилась она, разглядывая гостиную и чувствуя тошноту. Кейси словно наяву слышала осуждающий голос gigia, отчитывавший внучку за неподобающее поведение. – Она умерла несколько месяцев назад. Рак.

Терон стиснул зубы, разглядывая ее прищуренными глазами. Затем произнес лишь одно слово:

– Ската.

Кейси достаточно знала греческий, чтобы узнать ругательство. И в этот момент она вспомнила, что перед ней совершенно посторонний человек.

«Я ничего о нем не знаю, кроме имени. Зачем я ему помогла?»

Что с ним произошло на самом деле? И что он сейчас делает в ее доме?

Кейси медленно встала с дивана, чувствуя, как голову снова заполняют вопросы. Те самые, которые она прежде почему-то – как глупо! – отбросила прочь.

– Что здесь происходит? С чего ты вдруг так интересуешься моим генеалогическим древом? Да и кто ты вообще такой?

Его лицо смягчилось. Совсем немного, но эти черные, как грех, глаза полностью завладели ее вниманием.

Или ей так показалось. Но на мгновение, на долю секунды, Терон снова стал тем чувственным мужчиной, которого она целовала и страстно ласкала всего несколько минут назад. С которым едва не переспала.

– Никто, – прошептал он, беря ее за руку. – Это неважно. – Терон обхватил пальцами ее запястье и слегка надавил на вену. И хотя она понимала, что это невозможно, Кейси показалось, будто она услышала сожаление в его голосе. – Ты меня даже не запомнишь. А сейчас закрой глаза, мели.

И она послушалась, как ягненок, ведомый на заклание.

Изадора расправила укрывавшие ноги одеяла, нацепила улыбку, такую же фальшивую, как ограненный цирконий, от которого сходили с ума многие человеческие женщины, и посмотрела на личного врача своего отца.

Морщинка между идеальных бровей Каллии явно не предвещала ничего хорошего.

Вряд ли Изе нужно было, чтобы лучшая целительница их расы подтвердила очевидное. Принцесса слабела день ото дня, сознавала это, чувствовала каждой клеточкой. Вот только не понимала причины болезни.

Каллия молча принялась складывать свои инструменты в сумку.

– Никаких видимых повреждений. Твои жизненные показатели сильны. С чем бы ты ни столкнулась в мире людей, ничто не могло так на тебя подействовать. Ты что-то недоговариваешь?

Вот так вопросик! Как, во имя Аида, на него ответить?

Изадора обхватила колено, пытаясь успеть придумать правдоподобную историю, перебросила густые волосы через плечо и пожалела, что под рукой нет ножниц, чтобы отрезать тяжелую копну.

Хотя это и против традиций. До свадьбы представительницы королевской семьи должны оставаться нетронутыми. Во всех смыслах этого слова.

Ну разве не бред сивой кобылы? Не говоря уже о куче прочих монархических правил, которые Изадора намеревалась изменить, как только станет царицей. Если, разумеется, доживет до коронации.

– Конечно, нет, я все тебе рассказала, – заверила принцесса пристально смотрящую на нее Каллию.

Целительница так и осталась невозмутимой, только ее бледно-фиолетовые глаза сузились. Она точно знала, что Изадора лжет, но не могла призвать принцессу к ответу.

По крайней мере, не сейчас.

Еще одно очко в пользу Изы.

Вот только эта мысль совсем не обрадовала Изадору. Так глупо чувствовать себя недостойной, учитывая, что ей суждено обладать наивысшей властью в Арголее, но перед этой гинайкойпринцесса ощутила себя грязным следом от сапога на полу. О способностях Каллии другие арголейцы могли лишь мечтать. Сам правитель восторгался тем, что помимо потрясающей красоты у целительницы вдобавок имелись мозги. Причем иногда принцессе казалось, что ее отец скорее предпочел бы иметь в дочерях Каллию, а не доставшуюся ему по воле судьбы Изадору.

Самое большое разочарование царя: за все семьсот лет жизни он смог произвести на свет лишь одного наследника престола – да и то девочку. Слабую девочку.

Каллия наконец прекратила игру в гляделки и собрала свои вещи. Ее длинные, темно-рыжие волосы волной ниспадали на спину при ходьбе. Целительница носила узкие, сшитые на заказ слаксы и подходящий под них синий жакет и выглядела стильно и дерзко. Большинство арголейцев были, по меньшей мере, наполовину людьми и интересовались человеческой культурой в целом, поэтому одежда и поведение местных жителей часто напоминали моду того мира. За исключением королевской семьи, а в частности – Изадоры. Ее охраняли.

Принцесса жила как монашка. Ей запретили проходить через портал и даже смотреть на ту сторону. Все во имя традиции, установленной свыше трех тысячелетий назад.

Каллия представляла собой все, чем Изадора хотела стать.

Настоящая дока в своем деле и такая горячая штучка, что могла запросто разом свести с ума мужское население целой деревни.