Целую, целую,

София».

Санти хмыкнул, перечитав письмо. Он положил его в стопку других писем и ощутил вдруг приступ ностальгии. Но она тут же прошла, когда Санти вспомнил о предстоящей вечеринке.

Джонатан Секвилл жил в нескольких кварталах от них. Он знал всех самых красивых девчонок, а его вечеринки гремели на весь университет. Санти не очень хотелось идти, он паршиво себя чувствовал, но он знал, что если останется дома, то его настроение только ухудшится. Он принял душ и оделся.

Когда Санти, Фрэнк и Стэнли прибыли к дому Джонатана, тот стоял на пороге с бутылкой водки, обнимая каких-то рыжеволосых бестий.

— Добро пожаловать, друзья. Вечеринка только начинается. Входите.

В доме было очень просторно. Музыка была включена на всю громкость, а людей набилось великое множество. Они напоминали осиный рой. Все старались перекричать друг друга.

— Эй, Джои! — воскликнул Фрэнк. — Санти, ты знаешь Джои?

— Привет, Джои, — равнодушно произнес Санти.

— А где наша красавица Каролина? — из-за плеча Джои спросил Фрэнк.

— Вперед, Фрэнк, она где-то поблизости.

— Пока, парни, меня можете не ждать!

Санти наблюдал, как Фрэнк исчезал в толпе потных тел.

— У меня болит голова, — сказал Стэнли. — Я возвращаюсь к музыке Боуи и Дилана. Здесь как на гриле и очень уж шумно. Ты остаешься?

— Я выйду с тобой. — Санти уже пожалел, что пришел.

Все это было пустой тратой времени.

На улице Санти вдохнул свежего октябрьского воздуха. Ночь была ясной и звездной. Он вспомнил небо над деревом омбу. Санти ни разу не возвращался к нему в мыслях, так почему оно вспомнилось сейчас?

— Вы тоже уходите? — послышался за их спиной низкий голос.

Молодые люди обернулись.

— Мы уходим, и готовы позвать тебя с собой, — тут же нашелся Стэнли, потому что девушка ему очень понравилась.

— Нет, — отрезала она, усмехаясь в лицо Санти.

— Мы знакомы? — всматриваясь в ее черты, бледные в свете уличных фонарей, спросил Санти.

— Нет, но я тебя знаю. Ты новенький. Я видела тебя здесь.

Интересно, что она хотела от него? На ней было короткое красное пальто, открывавшее стройные ноги в черных лаковых сапогах. Она поежилась и переступила с ноги на ногу.

— Вечеринка слишком уж шумная. Я охотно отправилась бы в какое-нибудь теплое тихое местечко.

— Куда бы ты хотела пойти?

— Я шла домой, но не хочу уходить одна. Я не отказалась бы от компании.

Она обезоруживающе улыбнулась.

— Насколько я понимаю, меня не пригласили, — сказал Стэнли. — Увидимся, Санти.

Он удалился.

— Как тебя зовут? — спросил Санти.

— Джорджия Миллер. Я учусь на втором курсе и видела тебя в студгородке. Ты из Аргентины?

— Да.

— Скучаешь по дому?

— Немного, — честно признался он.

— Я так и думала. Ты выглядел таким несчастным.

Она взяла его под руку.

— Почему бы тебе не пойти со мной? Я могу развеять твою тоску по родине.

— Мне бы очень этого хотелось, спасибо.

— Не благодари меня, Санти. Ты делаешь мне любезность. Я горела желанием переспать с тобой, как только тебя увидела.

Дома у нее он смог рассмотреть ее получше. Джорджия не могла считаться красавицей, у нее были слишком резкие черты лица и глубоко посаженные глаза. Она улыбалась одним уголком рта, и это было очень сексуально. Ее несомненным достоинством была копна белокурых волос. Когда она сняла пальто, Санти заметил, что у нее полная грудь, и его молодое тело немедленно отозвалось на призыв. У Джорджии была великолепная фигура, тонкая талия и красивые ноги. Она знала, что похожа на порнозвезду.

— Из-за моей фигуры у меня много проблем, — вздохнула она, заметив, как он пристально смотрит на нее. — Хочешь выпить?

— Виски.

— Так плохо?

— Что?

— Ностальгия.

— Нет, уже лучше.

— Но иногда она настигает тебя, когда ты меньше всего ее ждешь?

— Да, точно.

— Письмо, или запах, или музыка — все это может навеять неожиданную тоску.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что, Санти, я с Юга. Разве ты не понял?

— С Юга? — переспросил он.

— Да, из Джорджии. Наверное, мой английский звучит для тебя совершенно обычно?

— Да.

— Красавчик, а твой акцент сводит меня с ума. Стоит мне только услышать его, как я готова упасть в обморок.

Она хрипло рассмеялась.

— Я хочу, чтобы ты расслабился и понял, что со мной не надо притворяться. Вот тебе виски, а сейчас мы поставим музыку, зажжем огонь и забудем о родном доме. Идет?

— Не надо огня, Джорджия из Джорджии. Пойдем наверх, — сказал он, вдруг заметив кружевные чулки на ее красивых ножках. — О доме можно забыть только одним способом. Надо потерять себя друг в друге, — добавил он, осушив бокал.

— Пойдем. Я вся дрожу от желания потеряться в тебе, — ответила она, беря его за руку и ведя за собой наверх в спальню.

Санта-Каталина, 1973 год

Чикита почти не спала. Ночь была влажной. Чикита ворочалась с боку на бок в душной комнате, прислушиваясь к мерному похрапыванию своего мужа Мигеля, — огромный, с разметавшимися по подушке волосами, он занимал почти всю кровать. Однако в эту ночь Чикита страдала от бессонницы вовсе не потому, что на нее давила ночная духота, и не оттого, что малыша Панчито разбудил плохой сон. Она не могла уснуть потому, что на следующий день после двух лет учебы в Америке возвращался домой ее сын Санти.

Он писал довольно часто. Она с нетерпением ждала его еженедельных писем — их чтение одновременно доставляло ей удовольствие и заставляло грустить, поскольку она очень скучала по сыну. Чикита виделась с ним всего однажды, в марте, во время весенних каникул. Он с гордостью показывал родителям студенческий городок, дом, который он делил с двумя своими друзьями, а потом на несколько дней они отправились в Ньюпорт, где гостили у друга Санти Фрэнка Стэнфорда и его очаровательной семьи. Мигель был в восторге, потому что ему даже удалось поиграть в поло. Санти было девятнадцать, почти двадцать, и он из юноши превратился в красавца-мужчину.

Чикита и Анна проводили долгие вечера, сидя на террасе и глядя вдаль. Темой их разговора были дети. Анна очень страдала от невозможного поведения дочери. Она-то надеялась, что София со временем успокоится, но та становилась только все неуемнее и наглее. Она была непослушна, огрызалась на каждое замечание и в порыве ярости могла даже оскорбить мать.

В семнадцать София была слишком независима, слишком тщеславна. В школе она не могла похвалиться большими успехами, отставая по всем предметам, кроме языка, где выезжала за счет сочинений, которые благодаря ее бурной фантазии получались очень интересными. Учителя жаловались на то, что ей не хватает внимательности, усидчивости, выдержки, наконец, так как она постоянно подбивала одноклассниц на всякие непотребные выходки. Никто не мог на нее повлиять. В выходные дни она исчезала, сев в седло, и возвращалась едва ли не к полуночи, намеренно пропуская ужин. Она не считала нужным поставить в известность мать, когда ей приходило в голову совершить очередную вылазку.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения Анны, стал недавний случай: Анна узнала, что София уговорила водителя отвозить ее не в школу, а в Сан-Тельмо, старую часть города, где она проводила почти целый день, обучаясь танцевать танго у старого моряка по имени Иисус. Анна так и не проведала бы об этом, не позвони ей классная руководительница Софии, чтобы поинтересоваться, скоро ли та оправится от скарлатины.

Когда Анна начала обвинять дочь, та спокойно сказала, что ей надоело ходить в школу и все, чего она хочет, — это стать танцовщицей. Пако расхохотался и похвалил дочь за смелость. Анна пришла в ярость, но София настолько привыкла к тому, что мама на нее гневается, что не обратила на это никакого внимания. Анне пришлось признать, что старые методы воспитания не действуют и дочь отдаляется от нее все дальше. То, что София была красивой и очаровательной, только ухудшало дело. Ей всегда удавалось избегать наказания. Чикита попыталась объяснить невестке, что София очень похожа на саму Анну. Но Анна лишь покачала головой, приходя в отчаяние, — она и слышать не хотела об этом.