Она поторопилась к телефону.

София лежала на кровати, но вдруг ее словно стальной рукой сжал за горло ужас. Что, если она беременна? Не может быть! Она отбросила эту мысль, ведь они ни разу не занимались сексом без презерватива. Кроме того, научно доказано, что презервативы на девяносто девять процентов уберегают от беременности. Не может она быть беременна. Но страх разоблачения уже закрался в ее душу. Она задрожала при мысли, что может принадлежать к этому несчастливому одному проценту.

Доктор Игнасио Хиггинс был семейным врачом Соланасов уже много лет. Его вызывали, и когда у Рафаэля случился приступ аппендицита, и когда Панчито заболел ветрянкой. Он ободряюще улыбнулся Софии и, расспросив о каникулах, принялся обследовать ее. Доктор задавал ей много вопросов, каждый раз понимающе кивая, когда получал ответ. Когда его старое сморщенное лицо покинула улыбка, и на нем отразилось глубокое беспокойство, София чуть не расплакалась.

— О, доктор Хиггинс, не говорите мне, что это что-то серьезное, — умоляюще произнесла она, и ее большие карие глаза наполнились слезами, ибо она уже знала ответ.

Иначе с какой стати он стал бы расспрашивать ее о менструальном цикле?

Доктор Хиггинс взял Софию за руку и с чувством похлопал по ладони. Покачав головой, он сказал:

— Боюсь, София, что ты беременна.

Он знал, что она не замужем. Он знал и о том, как ее семья отреагирует на такую новость, учитывая, что Софии едва исполнилось семнадцать лет.

Его слова выбили у нее почву из-под ног, и она ощутила пустоту в области солнечного сплетения, как бывает, когда машина быстро спускается под гору. В таких случаях ее папа раньше говорил, что она потеряла животик. Какая ирония судьбы! Больше всего она хотела бы сейчас «потерять животик». Обессиленно опустившись на подушки, она уставилась в потолок, глотая слезы. «Этот проклятый один процент», — с тоской думала она.

— Беременна! О, Бог ты мой! Вы уверены? Что же мне делать? — кусая ногти, вымолвила она. — Что же мне теперь делать?

Доктор Хиггинс попытался успокоить ее, но она была безутешна. Радужные картины будущего исчезали в темной дымке. Она не знала, что ее ждет.

— Ты должна рассказать об этом своей маме, — посоветовал доктор Хиггинс, когда она немного успокоилась.

— Маме? Вы, должно быть, шутите, — ответила она, бледнея. — Вы же знаете, какая она.

Доктор сочувственно кивнул седой головой. Он много раз был свидетелем подобных ситуаций: доведенные до отчаяния девочки с ужасом ждали того момента, когда тело начнет выдавать их деликатное положение, хотя при других обстоятельствах это событие было бы поводом для праздника. Он понимал, какая это драма для семьи, тем не менее, сердце его не очерствело, и он каждый раз сочувствовал будущим молодым мамам. Его серые глаза затуманились, и он пожалел, что не может дать таблетку от беременности.

— София, ты не справишься с этой ситуацией сама, тебе потребуется поддержка твоих родителей, — сказал он ей.

— Они придут в ярость. Они никогда мне этого не простят. Мама убьет меня. Нет, я не смогу ей сказать, — почти в истерике произнесла она, и ее губы, на которых всегда была улыбка, задрожали в гримасе боли.

— Но что же делать? Они узнают об этом рано или поздно, София. Ты не сможешь долго скрывать свое положение.

Она инстинктивно положила руку на живот и закрыла глаза. Внутри нее жил ребенок Санти. Она несла в своем теле частицу возлюбленного. Эта новость стала для нее большим ударом, но все равно ее сердце согревалось теплом при мысли о том, что у них с Санти будет ребенок. Она боялась разоблачения, потому что не представляла реакции родителей, но у нее не было другого выхода — ей придется открыться им.

— А вы могли бы сообщить им о моей беременности? — робко спросила она.

Он кивнул. Так всегда и происходило. Эту неблагодарную работу должен был выполнить доктор. Он знал, как опечалит известие ее родителей. Многие родители, не в силах принять явное, часто набрасывались на посланника плохих вестей.

— Не волнуйся, София, все будет в порядке, — мягко сказал он, вставая. Повернувшись к ней, он добавил: — София, ты можешь выйти замуж за этого мужчину, моя дорогая?

Как только он заметил боль в ее глазах, он понял бестактность своего вопроса.

София покачала головой. Она не в силах была осознать всего происходящего и разразилась рыданиями. Как отреагирует ее мама? Она не представляла себе, что теперь ей сулит будущее. Почему ей так не повезло? Они всегда были так осторожны! София часто дразнила маму, отправляясь в танцевальный клуб вместо школы, но все это были невинные шалости по сравнению с тем, что сообщат родителям сейчас. На этот раз гнев ее матери будет понятным и оправданным. Если она узнает о Санти, она убьет их обоих.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела Анна. Ее лицо было белее, чем у Христа на пугающих картинах Эль Греко. Ее губы дрожали, и София поняла, насколько мать разъярена.

— Как ты могла? — закричала она пронзительным голосом, и ее лицо залил густой румянец. — Как ты могла? После всего, что мы для тебя сделали! Что подумают наши родственники? Почему ты допустила, чтобы это произошло? Плохо, что ты не сумела сохранить себя до свадьбы, а тут еще и это...

Она начала заикаться.

— Беременна! Я так разочарована в тебе, София!

Она опустилась на стул и опустила глаза, словно смотреть на бесстыдное лицо своей дочери было выше ее сил.

— Я воспитывала тебя в повиновении законам Божьим. Пусть Господь простит тебя.

София молчала. Воцарилась тишина. Кровь отлила от лица Анны, как у обескровленного, только что зарезанного животного, а ее голубые глаза смотрели в окно, словно она ожидала увидеть своего Бога среди равнин под лазурным небом. Она в отчаянии покачала головой.

— Где мы свернули с праведного пути? — воскликнула она, ломая руки. — Мы слишком тебе избаловали. Я знаю, что папа и Пако относились к тебе, как к принцессе, но я вела себя иначе.

София разглядывала узоры на покрывале, пытаясь понять их сложный рисунок. Ситуация была сюрреалистической, чтобы восприниматься серьезно. Не может быть, чтобы она сейчас слушала все это.

— О, наверное, я была слишком строгой? — горестно продолжала восклицать ее мать. — Да, я была слишком строгой. Ты ощущала себя, как в клетке, поэтому тебе хотелось вырваться, выйти за установленные правила. Это все моя вина. Твой отец говорил, чтобы я была мягче, но я его не слушала. Я боялась, чтобы меня не обвинили в том, что я плохая мать...

София почти не слышала ее. Ей было противно и стыдно. Если бы эта ситуация произошла с Марией, Чикита постаралась бы понять дочь. Она предложила бы ей помощь, а не искала бы виноватых. Ее же мама повела себя, как истовая католичка. София хотела сказать ей, чтобы она сошла с креста, но сейчас было не самое лучшее время для перепалок.

— Кто же отец ребенка? Кто? Кто это может быть, Бога ради?! Ты же ни с кем не встречалась, кроме своей семьи.

София в ужасе ждала, когда мама сама найдет ответ. Выражение ее лица изменилось. На нем не осталось и следа жалости к дочери. Ее вытеснили открытое отвращение и брезгливость.

— Бог ты мой, это Санти?!

Она произнесла его имя с ирландским акцентом, вложив в интонацию всю свою ярость.

— Я права, да? О, как же я была слепа! Вы оба отвратительны мне. Как вы могли быть такими безответственными? Он мужчина, как он мог соблазнить семнадцатилетнюю девочку?

Она разразилась слезами, а София равнодушно взирала на мать, думая, какой же уродливой она становится, когда плачет.

— Мне надо было догадаться, что ты способна нанести нам такой удар. Вы же похожи на двух воров в темноте. Вы — со своим грязным секретом! Я не знаю, что нам делать. Ребенок, наверное, родится умственно отсталым, ведь вы в таком близком родстве. Я должна поговорить с твоим отцом! Не выходи из своей комнаты, пока я тебе не позволю.

София услышала, как хлопнула дверь. Ей отчаянно хотелось побежать к Санти, но у нее не было сил ослушаться матери. Она лежала без движения и ждала прихода отца.