— Понятно.

— А ты ожидаешь, что что-то случится? — спросил мужчина, буравя взглядом карих глаз. — Ты работаешь на Скотланд-Ярд?

Логан не знал, что такое Скотланд-Ярд, но он ни на кого не работал.

— Нет.

— Я понял. Ты не можешь сказать мне об этом. — Мужчина кивнул и усмехнулся. — Номер, по которому я смог бы с тобой связаться на случай, если что-нибудь произойдет?..

— Номер?

— Ну да. Номер твоего мобильного.

— Мобильного?

Мужчина нахмурился.

— Ты ведешь себя так, словно не имеешь понятия о чем я толкую.

Логан не имел ни малейшего понятия.

— Как я смогу тебе что-нибудь сообщить, если не смогу с тобой связаться? — спросил мужчина, начиная нервничать. — Они всегда хотят, чтобы мы помогали им, но никогда не хотят помочь нам.

Логан был уверен, что не хочет знать кто это «они», но кто бы это ни был, мужчина, однозначно, недолюбливал их.

— Разве у тебя нет мобильного? — спросил мужчина.

Логан покачал головой.

Мужчина, не проронив ни слова, развернулся на пятках и вошел в свою лавку. Логан подавил усмешку и продолжил свой путь. Люди этого времени были определенно странными. Если он искал что-то странное, то странным было все, что окружало его.

Йен взревел от ярости, когда открыл глаза и обнаружил, что лежит на вершине валуна. Бедренная кость исцелилась от перелома, спина болезненно ныла после того, как наполовину оторвавшиеся от костей мышцы, вновь с ними срослись.

Но не это было причиной сумятицы Йена.

Причиной был его бог. Фармер, прародитель сражений, требующий крови и смертей. Он требовал, чтобы Йен выполнял его приказы.

Йен проигнорировал боль исцеляющегося тела и поднялся на ноги. Его пронзила невыносимая душераздирающая боль от потери связи со своим близнецом. Он упал на колени и, широко расставив руки и подняв лицо к небу, взревел от страдания и горя. И гнева.

Божество во всю свою мощь свирепствовало в его венах. Нарастающее безумие, устрашающая мощь. Фармер взывал к нему, прося его уступить соблазнительному биению силы, пробегающему по телу.

Уступить было бы так просто. В голове лишь одна эта мысль. Йен попытался уцепиться за свои воспоминания, попытался вспомнить тех, кто хоть что-то значил для него. Их лица были размыты, их имена покинули его, как песок на ветру. Но одно имя осталось: Дункан.

Ничто не могло заставить его позабыть своего близнеца. Или как он был убит.

— Дейрдре, — прорычал Йен.

Он не пытался скрыть свое обличие Воина. Мужчина светился светло-голубым цветом, заливающим все его тело. Йен улыбнулся при виде синих когтей выступивших из пальцев, и клыков удлинившихся во рту.

Йен будет сдерживать Фармера до тех пор, пока не найдет Дейрдре.

Он слышал, как внутри него божество смеется над ним. Каждый миг Фармер подавлял защиту Йена, с каждым вдохом зло еще больше наполняло его.

Зрение Йена заволокло чернотой. Он понимал, что божество одерживает верх.

Но ничего не мог с этим поделать.

Дождь шел так быстро, что Гвинн едва видела, куда едет. Дворники не помогали вообще, даже включенные на максимально. Все, что видела Гвинн, это разметочная полоса дороги, поэтому она еще никуда не свернула.

«Все это время, — напоминала девушка себе, — она должна ехать по левой стороне дороги, по той, что казалась ей… неправильной».

Она миновала несколько селений, следуя дорожным указателям по дороге в рыболовецкий порт Маллаиг. Ее путь из Эдинбурга длинной в двести миль близился почти к концу, и она не могла дождаться, когда уже вылезет из «фиата».

Гвинн сбавила скорость и скосила глаза на дорожный знак, знаменующий, что она достигла Маллаига.

— Всего-то тысяча человек, — пробормотала она. Конечно же, кто-нибудь узнает ее отца по фото, которое она захватила с собой.

Девушка потерла виски и подалась вперед, выглядывая гостиницу, которую нашла по интернету. У Гвинн ушло на это больше времени, чем она ожидала, но в конечном счете она все же притормозила перед Маринэ-Хотел.

Гвинн даже не пыталась укрыться от дождя, когда вылезала из арендованного авто. Она была измотанной, замёрзшей и голодной, а еще ей просто хотелось на минут закрыть глаза и хорошенько подумать.

Она схватила чемоданчик и рывком выдвинула ручку, чтобы покатить его за собой, когда рысью побежит к двери. После четырех часов в машине и одиннадцати в самолете, Гвинн наконец-то могла приступить к поискам и отыскать своего отца.

К счастью, в гостинице нашелся номер, а после короткого разговора о ее техасском акценте она получила ключ и направилась к дожидающейся ее кровати.

Она даже не осмотрела комнату. Захлопнув за собой дверь, Гвинн выпустила из рук чемоданчик, кинула ключ на столик, сумочку — на пол, и рухнула на кровать лицом вниз.

Издав вздох, она перевернулась на спину, не заботясь о промокшем от ее куртки покрывале. Несколько мгновений она смотрела в потолок, вспоминая последний раз, когда видела отца.

Он был так взволнован, но так и не сказал из-за чего. Она знала, что дело в какой-то находке. Отец твердил ей, что это даст ответы всем, кто их искал.

Гвинн фыркнула и тряхнула головой, вспоминая, как загорались его голубые глаза, когда он находил что-то интересное.

— У всех есть вопросы, — произнесла Гвинн в пустоту комнаты.

Она села и сняла с себя куртку, прежде чем наклониться и расстегнуть любимые черные ботинки. Сбросив их, она встала на ноги и выбралась из мокрых джинсов.

Хоть Гвинн и хотела приступить к поискам отца сразу же по прибытию на место, она все же понимала, что в нынешнем состоянии не сможет и пару слов связать. Ей необходимо было привести себя в порядок, перекусить, и уж только тогда браться за дело.

Гвинн запрыгнула в душ и стала под парящими струями воды, позволив им свободно струиться по телу. Девушка не могла для себя решить — сердита ли она на отца, или же обеспокоена за него. И то и другое.

— Черт возьми, папа, — сказала она и уперлась руками в стену душа.

Он — это все, что у нее было, все, что она могла себе позволить с той поры, как умерла мама. Когда ее приглашали на свидания, она отказывалась под предлогом того, что ей нужно заботиться об отце. Однако истинная правда заключалась в том, что она не могла вновь с кем-то сблизиться, зная, что они в конечном счете тоже умрут. Потеря матери далась ей слишком тяжело, даже годы спустя, рана, нанесенная этой утратой, все еще кровоточила.

Гвинн быстро вымыла волосы и тело. Вытеревшись, она завернулась в полотенце и принялась искать в вещах гребень и мусс.

Высушив волосы феном, она посмотрела в зеркало и недовольно скривилась при виде темных кругов под глазами. Девушка вытащила из сумки косметичку. Она не любила наносить макияж, но всегда носила с собой косметичку. Нанесение тонального крема и основы не займет много времени. Немного румян, подводка для глаз и легкий мазок туши — вот и все, она готова.

— По крайней мере, я больше не бледна, как смерть, — сказала она своему отражению в зеркале.

Гвинн вернулась из ванной к своему чемоданчику и достала плотные кашемировые носки, чтобы согреть заледеневшие пальцы. Девушка родилась и выросла в Хьюстоне, где никогда не бывало больших холодов. Хотя она ожидала, что в Шотландии ее ждет прохладная погода, она не была готова, что здесь будет так сыро и холодно. С момента прибытия она до сих пор не могла согреться.

Вслед за носками, девушка надела сухие джинсы и заправила в них рубашку с длинным рукавом, затем последовал ее любимый, цвета спелой вишни, свитер из ангорки — симпатичный, но абсолютно бесполезный против холода. Вновь надев ботинки, Гвинн отыскала привезенные с собой шарф с лыжной шапочкой и перчатки, идущие с ними в комплекте.

С фотографией отца в кармане она направилась в фойе отеля. Гвинн расспрашивала о нем каждого встречного, но в отеле никто его не видел. Это не обескуражило ее. В Маллаиге имелось как множество B&B, так и других отелей. Если придется, она заглянет в каждый. Ее отец должен быть в Маллаиге. Просто должен и все.