Кажется, не стоило столь откровенно выказывать свой восторг — на лице Ингольва читалось явное неодобрение, и он сильно сжал мою руку.

Касание неожиданно горячих губ ледяного дракона я ощутила даже сквозь перчатку. В его мягкой улыбке сквозила насмешка, которая меня моментально отрезвила.

— Очень приятно познакомиться, госпожа Мирра, — произнес он негромко, как-то напевно и мягко. Голос, как свежевыпавший снег — такой обманчиво нежный…

— Взаимно, — заверила я вежливо. И, предоставив дракону разговаривать с Ингольвом, я обратилась к капитану. — Надеюсь, мой груз в целости и сохранности?

— Само собой, — подтвердил он веско. — Не волнуйтесь, сегодня же все доставим!

Травы и прочие ингредиенты мне привозили с континента, как дипломатическую почту.

Хель традиционно покровительствовали аромагам. Дело в том, что у самих ледяных медицины как таковой не существовало, лишь шаманы, способные справиться только с самыми простыми болезнями. Человеческая медицина хель не подходила, лекарства давали непредсказуемые эффекты. Так что вся надежда была на аромагов, способных «на нюх» определить нужное лечение.

Справедливости ради следует заметить, что болели хель крайне редко, но если уж доводилось… Серьезная зараза могла выкосить две трети населения, что и случилось лет сто назад. Аромаг Адальберт тогда остановил эпидемию, и с тех пор ледяные весьма уважительно относились ко всем аромагам…

Так что мою оранжерею регулярно снабжали нужными семенами, а также доставляли с материка необходимые для снадобий компоненты. К тому же ко мне приписали Палла, садовника, которому платили опять же хель.

Не скрою, столь уважительное отношение было мне весьма приятно.

— Благодарю вас, капитан! — улыбнулась я и на этом сочла свой долг выполненным.

Отчаянно хотелось чего-то горячего. Хм, надо думать, чай в зачарованной фляге до сих пор не остыл.

Я осторожно отступила в сторону от Ингольва и негромко обратилась к его ординарцу:

— А можно мне еще немного чая? Он великолепен! — мягкая улыбка, просительный взгляд.

Петтер, не улыбнувшись в ответ, молча протянул мне фляжку. Лицо его было престранным, как будто у юноши ныли зубы.

— Вам плохо? — поинтересовалась я. — Я могу чем-то помочь? У меня есть масло гвоздики, оно прекрасно унимает зубную боль…

— Спасибо, не нужно! — неожиданно резко отказался он.

Невольно отшатнувшись, я чуть было не предложила излишне нервному юноше валериановых капель, лишь теперь ощутив исходящий от него острый горчично-перечный запах злости с уксусными нотками разочарования.

Я отчетливо ощущала его злость, но попробуй, разберись, из-за чего! Впрочем, лучше оставить мальчишку в покое.

Несколько глотков чая, почему-то теперь почти безвкусного…

Определенно, сегодня не мой день!

По счастью, вскоре Ингольв счел свой долг выполненным, и мы чинно удалились к поджидающему автомобилю.

Не успел он тронуться с места, как на причале раздались пронзительные свистки, и констебли зычно требовали разойтись и не мешать.

Мы дружно обернулись, как раз вовремя, чтобы увидеть, как под общий слитный вздох взмывает ввысь величественный дракон, ныряет в холодные объятия моря, скользит по поверхности белым айсбергом…

Из зачарованного состояния меня вывело резкое:

— Позер!

— Что? — спросила я, оборачиваясь.

— Позер! — охотно повторил Петтер. — Цирк устроил, не мог тихонько превратиться за городом. Терпеть не могу драконов!

Сказано очень прочувствованно…

— Правильно, мальчик мой! — одобрительно хлопнул его по плечу Ингольв. — Воображают о себе невесть что, а толка от них никакого!

— Но ведь драконы смягчили климат Нордрихейма и юга Хельхейма, чтобы здесь могли жить люди, — возразила я, вспоминая соответствующую статью в энциклопедии.

— Болтовня! — отмахнулся Ингольв.

— И вообще, технический прогресс позволяет людям не зависеть от прихоти стихии! — запальчиво влез мальчишка.

Я пожала плечами, не видя смысла спорить.

А там, над волнами, парил дракон, упиваясь свободой…

Ингольв всю дорогу вслух костерил драконов и хель, а я глядела в окно и корила себя за то, что не промолчала…

Дома уже воцарился полный порядок, тишина и благолепие. С кухни плыли вкусные запахи, в гостиной уютно пылал камин. Свекор командовал слугами, которые носились сломя голову, торопясь выполнить ценные указания.

Следовало сбежать от недовольного мужа и излучающего злорадство свекра. Такое впечатление, что последний специально подговорил слуг безобразничать в его отсутствие! По крайней мере, плоды этого самого безобразия он буквально смаковал, как кусочек редкого лакомства.

Любопытно, как бы сложились мои отношения с мужем, не будь у него столь «доброжелательных» родичей? Раньше кроме свекра свой нос в наши дела совала еще и престарелая тетушка господина Бранда, никогда не бывавшая замужем, но лучше всех осведомленная о том, как следует обращаться с супругом (произносить с почтительным придыханием!), воспитывать детей, вести хозяйство… Словом, эта почтенная старая дева обожала разглагольствовать о тех вещах, в которых решительно ничего не понимала. Впрочем, о мертвых или хорошо, или ничего. Так что лучше вспоминать ее с благодарностью за детские вещички, связанные ею для моих малышей. Другой вопрос, что эти самые вещички были «практичными и немаркими» — серо-бурыми, оттенка «детской неожиданности», как деликатно называла подобное бабушка.

Думать с благодарностью о господине Бранде получалось хуже. Чего стоил только его давнишний разговор с сыном, которого он убеждал оставить меня (пусть и назначив какое-то содержание). Один из моих братьев, адвокат, называл подобные отношения между супругами — «режим раздельного проживания».

По правде говоря, теперь я бы вполне согласилась на подобную завуалированную форму развода, однако тогда, вскоре после рождения Валериана, это меня потрясло. Думать, что любимый муж может попросту отставить меня, словно надоевшую фаворитку, было дико и больно. А ведь сделать ему это было совсем несложно, достаточно «усомниться» в своем отцовстве, благо первенец родился недоношенным, а значит, появился на свет раньше, чем истекли положенные девять месяцев после свадьбы…

Тогда Ингольв наотрез отказался, хотя сейчас, надо думать, об этом жалел. Теперь же Ингольв, уже полковник, вынужден считаться с общественным мнением…

В «Уртехюс» меня ждали трое посетителей.

В прихожей витал густой запах кошек. От неожиданности я замерла на пороге, подозрительно изучая гостей. Насколько мне известно, кошек и собак в Ингойе не водилось. Единственное исключение — любимица одной почтенной старой дамы.

Итак, в прихожей сидело трое: холеная дама в возрасте «какие еще внуки?!» — госпожа Инга, некий господин в чрезмерно шикарном наряде и с кислым выражением лица, и наконец лысеющий мужчина лет сорока с безвольным подбородком.

Оправившись от атаки концентрированного «кошачьего» смрада, в мощном напоре которого терялись все остальные запахи, я наконец разобралась, в чем дело. Оказывается, лысеющий мужчина чуть ли не облился эфирным маслом кедра. В нормальной концентрации оно дарит благоухание хвойного леса, где словно проваливаешься в сияние небес… Но в избыточных количествах кедр отдает кошачьей вонью.

Они были похожи на неумело составленный натюрморт: надменно топорщила колючки роза, рядом красовался апельсин в золоченой фольге, а чуть в стороне — вареное яйцо на подставке…

«Аромаждун», — пробормотала я, улыбаясь посетителям. Так называл приемную Валериан.

— Что?! — переспросила госпожа Инга, приподнимая выщипанные брови.

— Простите, — спохватилась я. Пришлось выкручиваться: — Подумалось, что новый омолаживающий крем надо назвать «Яблоки Идунн», как эликсир молодости.

— Ах, новый омолаживающий крем… — протянула она мечтательно, расцветая улыбкой, как юная девушка при виде любимого.

Вот уж кто решительно не понимал высказывания о том, что стареть надо красиво! Впрочем, никакие притирания не вернут девичьей персиковой кожи и наивности глаз.