Откровенно говоря, разряженный толстяк с обрюзгшим лицом мне не понравился — от него отчетливо пахло гнильцой — но может, это просто несварение?

— Нет, не нужно, любезная! — отмахнулся он, как от услужливой горничной.

Я лишь усмехнулась, тут же спрятав улыбку в чашке с мятным отваром. Люди, которые грубят окружающим только из-за желания казаться значительнее, достойны сочувствия.

Что, впрочем, нисколько не помешало мне осадить наглеца.

— Боюсь, могу уделить вам всего пять минут… — заметила я как бы между прочим, изобразив сожаление.

Гость спал с лица. Он явно привык, что перед ним лебезят и покорно терпят все выходки.

Наконец он выдавил:

— Я… эээ… бизнесмен. Моя стихия — денежные займы… так сказать, в частном порядке…

Проще говоря, ростовщик.

— У меня есть… эээ… партнер. Он надолго уезжал, а теперь… эээ, вернулся и хочет провести ревизию… — посетитель то и дело облизывал губы и утирал лоб платком.

Кстати, платок «выбивался» из образа — большой, клетчатый, из грубой ткани и явно застиранный.

После чего принялся рассказывать, какой нехороший — во всех смыслах — этот самый партнер…

— И чего вы хотите от меня? — невежливо перебила я длинный перечень пороков.

Гость метнул в меня гневный взгляд, но тут же спохватился и растянул губы в улыбочке, напоминающей о протухшем жире.

— Эээ… у него мало времени, всего неделя… эээ… если бы он заболел…

Он умолк, глядя на меня со значением.

На несколько мгновений я онемела.

— Вы хотите, чтобы я отравила вашего партнера?! — спросила, с трудом проталкивая слова сквозь стиснутое яростью горло.

— Ну… эээ… зачем же так прямолинейно? — заюлил он, вновь утирая платком лоб. — Всего-навсего небольшая болезнь… эээ… ничего фатального…

— Вон отсюда! — негромко велела я, вставая. Голова вновь раскалывалась, над левым глазом то и дело нещадно стреляло болью.

— Что ж вы так? — спросил он с удивлением и даже некоторой укоризной. — Мы ведь с вами… эээ… деловые люди… Уверен, вы и раньше… эээ… ну не выкобенивайтесь, мы… эээ… договоримся о цене…

— Идите к йотуну! — сказала я от души, распахивая дверь.

Приличной женщине не положено говорить подобного, но уж очень ситуация располагала.

Он налился краснотой и пообещал:

— Ах, вы так?! Тогда… эээ… я обеспечу вам такую репутацию, любезная, что… — он замолчал, словно споткнувшись о мою улыбку.

— Тогда мне придется сообщить моему доброму другу, инспектору Сольбранду, о вашем намерении отравить партнера…

Он смотрел на меня с нарастающим ужасом и негодованием, потом нашелся:

— У вас нет никаких… эээ… доказательств. Вы даже не знаете, как меня зовут!

— Не волнуйтесь, я найду вас по запаху! — пообещала я ласково. — А доказательства добудет полиция.

Изрыгая проклятия, он выкатился за дверь…

Я осталась сидеть в кресле, массируя виски и морщась при малейшем шуме, долетавшем с улицы. Извлекла из-под воротничка платья янтарное ожерелье — так давно его ношу, не снимая, что перестала вообще замечать — и принялась перебирать пальцами бусины. Обожаю янтарь: то ли застывшие капельки меда, то ли осколки солнца, оброненные в теплую морскую воду.

Боги, как же мне хотелось оказаться где-нибудь подальше от городской толчеи и шума! На морском берегу или в горах, где от тишины звенит в ушах, а покой охватывает душу мягкой периной…

Успокоиться удалось не сразу. Пожалуй, с учетом того, как начался день, с моей стороны вообще было опрометчиво прийти в «Уртехюс». В жизни бывают периоды, когда лучше пересидеть в постели, отгородившись от всего и вся.

Поразмыслив, я зажгла аромалампу — блюдце на подставке, под которым располагается свеча. Немного воды, эфирное масло… Один из простейших способов применения ароматерапии.

Ладан, мускатный шалфей, цитронелла и грейпфрут — чтобы успокоиться и одновременно взбодриться.

Сладковатый аромат с легкими цитрусовыми нотками быстро наполнил комнату, вытесняя гнилостный душок, оставшийся от последнего посетителя…

Теперь надо сделать крем для госпожи Инги.

Непосвященным процесс кремоварения кажется неким таинством. В действительности ничего сложного тут нет.

Первым делом составить рецепт, рассчитать долю каждого ингредиента.

Потом все тщательно взвесить и отмерить: отдельно масла, воду и активные компоненты. Ну и, разумеется, эмульгатор — специальное вещество, связывающее масло и воду.

Баночки с будущим кремом отправляются на водную баню, чтобы достигнуть нужной температуры. Активные ингредиенты — экстракты, эфирные масла и т. п. требуют деликатного обращения, поэтому они дожидаются своего часа на столике рядом.

Дождавшись, пока все нагреется, смешать воду и масло, хорошенько взбить венчиком и охладить при помешивании. В остывший крем добавить эфиры, консервант и т. д.

Вот и все!

Должно быть, описание звучит тоже довольно пугающе. Но стоит хоть разок сварить крем, как все встанет на свои места…

Я порхала по лаборатории, вдохновенно отмеривая, смешивая, попутно суя нос во все пузырьки подряд и тихонько мурлыча что-то музыкальное.

О, сандал! Невольно вспомнилась спокойная улыбка Исмира.

Словно нежный голосок флейты, тихонько напевающей в отдалении. Простенькая и негромкая мелодия удерживает крепче собачьей сворки, завораживает безыскусным напевом…

Кружит голову, словно шампанское, лопаясь на языке тысячей пузырьков.

Интересно, все ли драконы благоухают так же, или это особенность данной… хм, особи?

Как-то снова вспомнились романтичные бабушки сказки.

Бриллиантовое сверкание льда завораживает, манит, дразнится: попробуй, растопи, преврати в ласковую воду…

Глупо. В сказки я давно не верю, а в любовь тем более.

Передернув плечами, я уселась за стол и принялась выписывать счета. Их предстояло отправить клиентам, с тем, чтобы те прислали оплату Ингольву. Именно так: по закону все имущество жены принадлежит мужу. Даже «на шпильки» он ежемесячно выдавал мне небольшую сумму. От щедрот, так сказать.

Помнится, однажды у меня стащили кошелек. В официальных бумагах значилось, что у «Мирры, дочери Ярослава и жены Ингольва, украли кошелек, принадлежащий означенному Ингольву…». Как будто украли украденное…

Впрочем, хватит вспоминать о неприятном!

Крем готов — сливочно поблескивает в баночке и благоухает сладкой розой и прохладно-строгим ладаном, счета стопкой высятся на столе…

Заперев дверь в «Уртехюс» — хватит с меня на сегодня посетителей! — я отправилась в дом и поднялась прямиком в оранжерею. Остановилась на пороге, не веря глазам.

Между грядками танцевал Палл, трепетно прижимая к груди горшочек с каким-то редким растением, очередным щедрым даром хель.

Коротышка, едва доходящий мне до груди (а я невысокого роста даже для женщины), всю жизнь посвящал травам и цветам, практически не выходя из теплицы. Он вырос в дальнем поселке, затерянном в снегах, и упрямые ростки жизни его буквально завораживали…

Поздоровавшись с Паллом, я принялась расспрашивать о грузе, доставленном с «Бруни».

Потом он умчался что-то пересаживать, а я прошла в дальний уголок оранжереи. Этот сад специй принадлежал лично мне. Ровные грядки с ромашкой, мятой, лавандой, мелиссой… Чуть дальше цветы — белые лилии, яркие венчики герани, гибискус. Имбирь, куркума, сочное алоэ, лимонные и кофейные деревца… Жаль, нечасто мне удается здесь побыть, так что в основном ухаживать за моим личным садиком тоже приходилось Паллу. Впрочем, он ничего не имел против.

Размяв в пальцах веточку розмарина, я вдохнула едкий свежий запах. Розмарин означает память.

Отчего-то мне отчетливо вспомнились встревоженные глаза бабушки тем летом, ее расспросы. И моя наивная уверенность, что она не поймет, что я — такая взрослая и умная — все лучше знаю…

Впрочем, какой смысл жалеть? Пусть в жизни были беды и огорчения, пусть все сложилось не так, как мечталось, я живу дальше. А печаль — всего лишь роса на листьях, она высохнет с восходом…