Мы условились еще встретиться — там, где не будет риска столкнуться с моим благоверным. «Уртехюс» подходил для этого как нельзя лучше — Ингольв от души презирал аромагию и старался держаться от нее подальше…

Когда на пороге показалась госпожа Уна, я от души пожалела, что не повесила табличку «выходной». Несмотря на витающие в комнате ароматы имбиря и апельсина, кофе и коньяка, от новой посетительницы несло горько-кислым недовольством — словно неспелым грейпфрутом.

— Вот! — она швырнула на столик какой-то сверток, даже не соизволив поздороваться.

Я приподняла брови и скрестила руки на груди. Терпеть не могу хамства и скандалов!

— Что это значит? — промолвила холодно, чувствуя, как в гармонию «теплых» запахов вплетается льдистая нотка мяты.

Госпожа Уна, нахмурив тщательно выщипанные брови, возмущенно закричала:

— Вы дали мне плохое снадобье!

Я поморщилась, когда в уши ввинтился ее визгливый голос.

Весьма серьезное обвинение. Впрочем, клиентам свойственно время от времени выказывать недовольство, притом чаще всего совершенно необоснованное.

— Чем же оно плохо? — поинтересовалась, заставив себя опуститься на диван и принять непринужденную позу. Предложила с улыбкой: — Присаживайтесь и, будьте добры, расскажите все по порядку.

Работая с людьми, непременно приходится выслушивать претензии, а иногда и устранять недочеты. Даже аромаги ошибаются!

Госпожа Уна намеревалась устроить скандал, а не разобраться в возникшей проблеме, но стушевалась. Когда на тебя с порога кричат, довольно сложно отвечать благожелательно, зато это сбивает бузотеров с толку. Конечно, я могу нагрубить в ответ, только это не лучшим образом скажется на моей репутации.

Так что пришлось спокойно слушать…

С недавних пор ее мучили боли в груди, которые я сочла проявлением расстроенных нервов. Немудрено: вскоре после замужества госпожа Уна обнаружила, что вышла за мота и игрока, который растратил ее приданое за какие-то несколько месяцев. После того он пожелал получить развод, однако опоздал: молодая жена уже ждала ребенка. Бессовестный муж лишился возможности расторгнуть брак и жениться на другой влюбленной глупышке, за что стал отыгрываться на жене.

Бедняжке пришлось искать пристанища у родни. Вскоре родился сын, болезненный и капризный ребенок. Дражайшие родственники каждый день ей напоминали, что кормят ее из милости. К тому времени муж, поговаривали, пристрастился к опию, так что перспектива совместной жизни пугала ее до дрожи, рождая к тому же отчаяние и озлобленность…

Я назначила ей корицу, чей сладковато-пряный аромат похож на теплое одеяло, под которым можно укрыться от невзгод…

Как выяснилось, вчера у госпожи Уны разболелась поясница. Вспомнив о чудодейственном согревающем масле, она тут же бросилась за ним. Однако не помогло, поэтому она решительно утроила дозу…

Каюсь, на этом моменте мне остро захотелось клиентку стукнуть.

— Госпожа Уна, — прервала я ее вдохновенное описание красных зудящих пятен на многострадальной пояснице, — к пузырьку с маслом прилагалась инструкция. Вы захватили ее с собой?

— Нет, а какое это…

— Так вот, там черным по белому написано: использовать не более одной капли, которую тщательно разводить в растительном масле, — я говорила негромко, но уверенно. — Вы использовали четыре капли в чистом виде. Чего же вы хотите от меня?

Она походила на кита, выброшенного волной на берег. С минуту она молча разевала рот, потом с упорством, достойным лучшего применения, повторила:

— Вы дали мне плохое снадобье!

— Госпожа Уна, — начала я вкрадчиво, — надеюсь, вы сейчас вернетесь домой, хорошенько отдохнете и одумаетесь. Да, одумаетесь! — вот теперь я слегка повысила голос. — Прежде, чем разругаться со мной в пух и прах, вспомните о тех многочисленных зельях, которые вы у меня заказывали. До сих пор они ведь не давали осечки, верно?

Я улыбнулась тепло и благожелательно, а ее бросило в пот. Кроме косметических снадобий она частенько обращалась ко мне за далеко не столь безобидными средствами против зачатия. Учитывая, что она уже давным-давно не жила с мужем, это могло изрядно скомпрометировать ее в глазах знакомых и, особенно, родичей. А оказаться на улице с ребенком на руках…

Госпожа Уна убралась восвояси, глядя на меня, словно хозяйка на вдруг взбесившегося мопса. Надо думать, она ждала, что я стану извиняться и сулить золотые горы…

Люди охотно отыгрываются на тех, кого считают безответными: самый ничтожный человечишка норовит хоть кошку пнуть! Родственники шпыняют госпожу Уну, а она выискивает, на ком бы сорвать злость.

Однако подобные сцены все равно изрядно действуют на нервы, даже если превосходно понимаешь их подоплеку. Проводив ее, я тут же полезла в шкафчик за успокаивающими мятными каплями…

Я люблю мяту.

Перечную — пронзительную, от которой перехватывает дыхание и пощипывает небо.

Лимонную — кокетливую, обманчивую, наряженную в сверкающие бергамотные ноты.

Кудрявую — нежную, по-детски чистую и почти робкую…

Я люблю мяту.

За прохладу, которой она брызжет даже в жаркий летний полдень. За умение успокаивать смятенные мысли и усмирять сердцебиение. За готовность лечь на виски прохладным компрессом и успокоить головную боль. За…

Я люблю мяту. Любопытные листики, выглядывающие поутру в саду. Невзрачные кусочки в чае. Капельки масла в темном стеклянном пузырьке…

Пошатнувшееся было душевное равновесие быстро выровнялось.

Не понимаю, как можно не замечать ароматы! Разве кто-то добровольно ослепит себя на один глаз?!

Вскоре я уже тихонько напевала, кружась по «Уртехюс». Вообще-то по моим ушам изрядно потоптались медведи, поэтому я пою только в одиночестве, когда уверена, что никто не подслушает мои экзерсисы.

Я принялась за уборку, прерванную визитом медсестры. Давно пора вытереть пыль и развесить по стенам небольшие пучки трав — в «Уртехюс» всегда должно пахнуть чем-то легким и приятным.

На столик в приемной поместить душистую икебану из веточек можжевельника, соцветий тысячелистника, душицы, ромашки. А в лаборатории пусть царят ароматы луговых трав, впитавших солнечный зной, — зверобоя, чистотела, бессмертника, полыни, чабреца, календулы…

Дробный стук у входа заставил меня вздрогнуть и выронить составленный букет.

Я торопливо сорвала с себя фартук и распахнула дверь, поежившись от порыва холодного ветра. Несмотря на редкую для столицы солнечную погоду, мороз щипал лицо. Я поправила на плечах теплую вязаную шаль и подумала, что стоит сварить горячего вина со специями — немного гвоздики, корицы, апельсиновой цедры, мускатного ореха и меда…

— Здравствуйте, госпожа! — мужчина в униформе водителя низко поклонился. — Я служу у госпожи Бергрид. Нижайше прошу поехать со мной.

Он махнул рукой в сторону стоящего неподалеку электрического автомобиля новейшей модели. Поблескивали хромом детали, кузов сверкал от восковой полироли, фары ярко светились, — воплощение богатства.

— Что случилось? — деловито уточнила я, прикидывая, что нужно взять с собой.

— У госпожи колика, — объяснил он громко, потом огляделся и шепотом добавил: — А может, потравил кто!

Пахло от него любопытством с примесью злорадства — кисло-острым, чуть солоноватым на губах. Надо думать, хозяйку он не любил.

— Понятно! Подождите минуту.

Прикрыв дверь, я бросилась в «Уртехюс». Побросала в саквояж несколько пузырьков в дополнение к обычному набору (хвала богам, толстостенные емкости стерпят небрежное обращение) и спустя всего несколько минут была готова…

Пока автомобиль плавно катил по центральным улицам (двигаться по запруженным экипажами дорогам можно только с черепашьей скоростью), я пыталась вспомнить все, что знала о госпоже Бергрид. Мы не встречались — как раз перед моим приездом в Ингойю она покинула общество из-за какого-то скандала. Любопытно, что заставило богатую вдову так поступить?

Пока я пыталась выловить из памяти обрывки разговоров о госпоже Бергрид, автомобиль остановился у трехэтажного особняка, сложенного из красного кирпича. Водитель распахнул дверцу и услужливо помог мне выбраться. На крыльце ждала пожилая женщина, судя по богатой ткани и при этом скромному фасону платья — домоправительница.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: