— Насколько я поняла, мой отец умер?

Его, кажется, шокировала прямота, с которой она задала этот вопрос, потому что его глаза приоткрылись, как от удара.

— Да.

— Мистер Сэндс сказал, что, по вашему мнению, это был сердечный приступ?

— Да. Да, именно так. Сердечный приступ.

Он произнес это машинально, не думая о том, что он говорит. Все его мышление сосредоточилось у него в глазах. Он впитывал ее образ, как если бы она была внезапно ожившим привидением.

В каюте повисло неловкое молчание.

— Что случилось с отцом? Пожалуйста, расскажите мне, как это произошло. — Она стояла прямо перед ним, и напряжение, слышавшееся в ее голосе, выдавало ее волнение. Внезапно я понял, что она его боится. Между ними как будто возникла стена напряженности. — Я хочу знать, что с ним случилось, — срывающимся от волнения голосом повторила она.

— Ничего не случилось, — медленно ответил он. — Он умер. Вот и все.

Его голос прозвучал как-то тускло и безжизненно.

— Но как? Когда? Я должна это знать!

Он запустил пальцы в волосы.

— Да. Да, конечно. Простите. Это произошло второго марта. Мы были в Средиземном море. — Он замолчал, как будто подыскивая нужные слова. — В то утро ваш отец не поднялся на мостик. А потом меня позвал стюард. Капитан лежал на своей койке. — Он снова помолчал и добавил: — В тот же день мы похоронили его в море.

— Значит, он умер во сне?

— Да, верно. Он умер во сне.

Последовало долгое молчание. Она хотела ему поверить. Она отчаянно этого хотела. Но не могла. Ее глаза казались огромными, а руки были стиснуты перед грудью.

— Вы хорошо его знали? — спросила она. — Вы с ним уже ходили в рейс?

— Нет.

— Он болел? Во время плавания? Или перед тем, как вы поднялись на борт в Адене?

Снова эта нерешительность.

— Нет, он не болел. — Он, казалось, сделал над собой усилие и продолжал: — Насколько я понял, судовладельцы не сообщили вам о его смерти. Мне очень жаль. Я немедленно уведомил их по радио, но ответа не получил. Они должны были поставить вас в известность.

По его голосу стало ясно, что на самом деле он мало на это рассчитывал.

— Как он выглядел перед смертью? Расскажите мне о нем, прошу вас. Понимаете, я не видела его… — умоляющим голосом начала она, но не договорила. Немного помолчав, она уже тверже произнесла: — Вы не могли бы его мне описать?

Он слегка нахмурился и неохотно произнес:

— Да, конечно, если вы меня об этом просите… Но я не совсем понимаю, что вы хотите услышать.

— Только как он выглядел. Больше ничего.

— Понимаю. Ну что ж, я попытаюсь. Он был маленьким, очень маленьким. У него было красное, обветренное и обгоревшее на солнце лицо. Еще он был лысым, но, когда у него на голове была фуражка и он стоял на мостике, он выглядел гораздо моложе своих…

— Лысым? — потрясенно повторила она.

— Ну, у него оставалось еще немного седых волос, — смущенно уточнил Пэтч. — Не забывайте, мисс Таггарт, что он был немолод и очень много времени провел в тропиках.

— У него были светлые волосы, — почти горестно произнесла она. — Очень много светлых волос. — Она не желала расставаться с сохранившимся в ее памяти образом пятилетней давности. — А послушать вас, он был стариком.

— Вы сами попросили меня описать его, — начал обороняться Пэтч.

— Я не могу в это поверить. — Ее голос сорвался, а лицо побелело. Но она тут же вздернула подбородок и снова в упор посмотрела на него. — Вы ведь не все мне рассказали. Вы что-то скрыли, верно?

— Что вы, уверяю вас… — с несчастным видом пробормотал Пэтч.

— Нет, вы о чем-то умалчиваете. Я это точно знаю. — Она повысила голос и почти закричала: — Почему он не написал мне из Адена? Он всегда писал мне… из каждого порта… а потом такая неожиданная смерть… и корабль терпит крушение… За всю жизнь он не потерял ни одного судна.

Пэтч в упор смотрел на нее. Внезапно он разозлился, и его лицо стало жестким. Он резко повернулся ко мне.

— Я должен идти.

Не глядя больше на девушку, он круто повернулся и быстро вышел из каюты.

Она вздрогнула от звука захлопнувшейся двери и обвела каюту широко открытыми глазами, в которых стояли слезы. Внезапно она упала в кресло и опустила лицо в ладони. Все ее тело сотрясали судорожные рыдания. Я молча стоял рядом, пытаясь понять, чем я могу ей помочь. Постепенно ее плечи перестали вздрагивать.

— Пять лет — это очень долго, — мягко произнес я. — Он мог рассказать вам только то, что знал.

— Дело не в этом, — вскинулась она. — Все это время, пока он был здесь, я чувствовала… — Она резко замолчала, вытащила платок и начала вытирать слезы с лица. — Простите, — прошептала она. — Я вела себя очень глупо. Я… я была еще школьницей, когда в последний раз видела отца. Наверное, мои представления о нем были чересчур романтичными.

Я положил ладонь ей на плечо.

— Запомните его таким, каким вы видели его в последний раз, — пробормотал я.

Она послушно кивнула.

— Налить вам еще чаю? — спросил я.

— Нет. Спасибо, не надо. — Она встала. — Я пойду.

— Может, я могу вам чем-то помочь? — спросил я. Она казалась совершенно растерянной.

— Нет, вы ничем не можете мне помочь. — Она улыбнулась мне одними губами. Я видел, что она потрясена и очень страдает. — Я должна куда-то уехать. Одна, — поспешно добавила она, почти машинально протянув мне руку. — До свидания. Спасибо.

Она протянула мне руку и вышла. Из-за двери раздались ее шаги по голому деревянному полу коридора, но они быстро удалились, и я снова остался наедине со звуками корабля и дока. В иллюминатор я видел голые серые стены Сен-Мало. Дождь закончился, и они блестели в пробившихся сквозь тучи лучах солнца. Это были стены старого города. Над ними виднелась новая каменная кладка и крыши зданий, возведенных на месте оставленных немцами руин.

Девушка шла быстро, не видя ни пассажиров, ни французов, ни строгой красоты древнего города, маленькая стройная девушка, не желающая отказываться от детских воспоминаний о покойном отце.

Я отвернулся и закурил, устало опустившись в кресло. Погрузочные краны, сходни, пассажиры в плащах и французские портовые рабочие в синих куртках и брюках — все это было таким будничным. Мне казалось, что и Минкерс, и «Мэри Дир» мне приснились.

И тут в кают-компанию вошел капитан Фрейзер.

— Так что же все-таки случилось? — уже с нескрываемым любопытством поинтересовался он. — Экипаж утверждает, что он приказал им покинуть корабль. — Я молчал, и, не дождавшись ответа, он добавил: — Они все это говорят.

Я вспомнил слова Пэтча: Они будут держаться друг за друга… потому что им нужно хоть как-то прикрыть собственные задницы. Кто говорит правду — Пэтч или экипаж? Я мысленно перенесся в то мгновение, когда мы сели на рифы и он выпустил из рук штурвал, остановившимся взглядом глядя на окружающее нас бушующее море и торчащие из него зубцы скал.

— У вас, должно быть, есть какие-то предположения о том, что там произошло.

Голос Фрейзера вернул меня к действительности, и впервые за все время я отчетливо представил себе, какие мучительные испытания ожидают теперь Пэтча. Я с трудом поднялся на ноги.

— Понятия не имею, — произнес я. Ощутив враждебное отношение Фрейзера к Пэтчу, я добавил: — Но я уверен, что он не отдавал приказа садиться в шлюпки.

Я произнес это инстинктивно, не успев даже задуматься над своими словами. Затем я сообщил ему, что хотел бы сойти на берег и переночевать в каком-нибудь отеле, но он и слышать об этом не захотел, настояв на том, чтобы я воспользовался гостеприимством его судна. Вызвав стюарда, он приказал ему провести меня в мою каюту.

Я еще раз увидел Пэтча, прежде чем вылететь на Гернси. Мы встретились в Пемполе, в двадцати или тридцати милях к западу от Сен-Мало, в маленькой конторе, расположенной возле самого порта, забитого рыбацкими судами по два и три в ряд. Снова дул сильный ветер, и поверхность воды была взрыта волнами. Весело раскрашенные суденышки с черными от битума днищами толкались бортами и кивали друг другу высокими мачтами. Когда полицейский автомобиль, доставивший меня сюда из Сен-Мало, остановился у входа, я увидел Пэтча в обрамлении ветхой рамы окна. Его как будто лишенное тела и бледное, как у призрака, лицо смотрело в открытое море.