Ольга Завелевич
Яблоки для Белоснежки
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
– Ты можешь идти? Надо выбираться отсюда. Скоро стемнеет…
– Д-да…
– Придется лезть наверх. Ты, как, в состоянии?
– Я попробую…
– Опять эти шаги… Померещилось, снова мне мерещится всякая чертовщина, – устало подумала старая женщина, – это моя тоска слоняется по углам и не находит себе места по ночам, как и я. Надо бы сходить к врачу, может, даст чего-нибудь успокоительного, хотя Батья и советует обратиться в полицию, а не к врачу. Вечно ей видятся воры! Что у меня красть? Мебель прошлого века? Туалеты с рынка? Ох, какие ночи длинные… Но скрип очень отчетливый, не похоже на потусторонние силы, вряд ли привидения скрипят дверьми. Может, послушаться Батью?
Глава 1
– Да вставай же, наконец!
– М-м-мм… Уже по дороге…
Дан почувствовал, как на голову ему опустилось что-то увесистое. Пришлось приоткрыть один глаз. Ну, конечно! Толстый, невообразимо пушистый рыжий кот восседал на его подушке, расположив раскормленную нижнюю часть туловища на голове хозяина. Морда выражала презрение к окружающим и скуку.
– Вылезай! Мам, он уже час там торчит!
– Иди в нашу ванну.
– Еще чего… Мне надо привести себя в порядок, а он…
– Ха! В порядок! Мам, посмотри на нее… Я вчера передачу видел про дикие племена Африки. Раскраска очень похожа…
– Мааа, хочууу.
«Детки, – вяло подумал Дан, – чтоб они были живы и здоровы».
Утро началось. Вставать не хотелось, разбираться в туалетной очереди – тем более. Однако деток надо было кормить и учить, значит, надо идти на работу.
Тут старший инспектор отдела расследований тель-авивского округа полиции Дан Шапиро несколько кривил душой. Свою работу он ценил и уважал не только из-за более чем приличной зарплаты и приятных льгот. Отслужив в армии и окончив полицейскую школу, он пошел работать в полицию. Затем продолжил учебу уже в университете и в относительно короткое для такой карьеры время многого добился. Кроме цепкости, дотошности, ума, он был искренне убежден, что люди должны спокойно жить: гулять по вечерам, не устраивать из квартир банковских сейфов с хитроумными замками, отпускать детей на улицу, не опасаясь за их жизнь и здоровье. Все, кто предпринимал действия, идущие вразрез с его своеобразным кодексом, должны были сидеть в тюрьме. Он так успешно претворял в жизнь свою теорию, что пользовался заслуженным уважением коллег и расположением начальства. Правда, последнее выражалось не только в поощрениях и наградах, но и в том, что он получал нередко самые зубодробительные дела, от которых умело увиливали коллеги.
Из спальни пришлось выползать. Но к этому времени жене уже удалось навести относительный порядок, и она носилась по комнатам, собирая в садик младшую, пытаясь всунуть что-то поесть старшим, допивая свой кофе и докрашивая один глаз.
– О втором не забудь, – буркнул Дан и отдав сие ценное указание проследовал в ванную. Посмотрел на себя в зеркало – круглое лицо, нос с горбинкой, слегка оттопыренные уши, черные, коротко остриженные волосы, – ничего нового не увидел, но остался вполне доволен имеющимся. Плотно сложенный, среднего роста – типичный клерк или семейный доктор. Только взгляд светлых, унаследованных от предков со стороны матери – репатриантов из Польши, глаз, слишком цепкий для представителя этих мирных профессий, выдавал полицейского. От отца, репатрианта из Марокко, был получен взрывной характер и решительность. Такую смесь называли, в шутку, «Марко Поло».
Когда он вышел умытый, побритый и вполне добродушный, в доме уже царила благодатная тишина. Жена повезла младшую дочку в садик, старшие, толкаясь и переругиваясь, умчались в школу. На столе его дожидался завтрак. «Когда она только все успевает? – вдруг удивился он привычной, казалось, вещи. – И работа сумасшедшая в школе, и трое детей, а в доме полный порядок». Окинув взглядом свою большую, недавно купленную, такую замечательную квартиру, прибавив заботливую и красивую жену, шумных, иногда совершенно невыносимых, но самых лучших на свете детей, старший инспектор порадовался за себя, позавтракал, выпил кофе и отправился искоренять преступность.
До управления Дан добрался просто замечательно: в пробке простоял всего полчаса и только один раз водитель соседней машины объяснил ему на пальцах, что он, Шапиро, неправ. Обнадеживали новости, которые мощным потоком, как брандспойт пожарной машины, выливало на него радио. Сначала была, разумеется, борьба за мир. Боролись все: дальние и ближние соседи, а также те, кто, вероятно, плохо представляли себе, где находится крошечная – на карте название не помещается, – но всегда и во всем виноватая страна, давали советы, угрожали, судили. Дан только удивлялся: неужели нет своих дел ни у Европы, бултыхающейся в экономическом кризисе, ни у Америки, увязшей в бесконечных военных операциях по втюхиванию демократии всем желающим и нежелающим, ни у России, беспрерывно ругающейся со своими соседями. «Вот отвязались бы, да занялись бы своими делами – всем нам стало бы веселее» – сердито подумал он. Передача, между тем, бодро двигалась по накатанной колее: полив самих себя грязью, не переводя дыхания посулили невиданный экономический рост, одновременно вещая о неслыханном уровне бедности, скороговоркой перечислили, кто кого и как обозвал в верховном законодательном органе страны и кого облили там же водой. Гвоздем программы были, разумеется, коррупция и воровство в высших эшелонах. Но к его работе крупные жулики отношения не имели, и все высоколобые рассуждения он пропускал мимо ушей. Старший инспектор полиции Дан Шапиро занимался мелкими, но конкретными душегубами, поэтому отвлеченные рассуждения терпеть не мог, справедливо полагая, что лучше поймать и посадить в тюрьму одного преступника, чем долго и велеречиво рассуждать о всеобщей коррупции. Он любил свою маленькую страну, возрожденную на пустынной земле, защищавшуюся и огрызавшуюся на мордатых и злобных соседей, хотя в последнее время это начинало считаться дурным тоном и отсталостью, и не считал, что именно здесь совершаются самые гнусные преступления, царит самое отъявленное воровство и мошенничество. Везде воруют, обманывают ближнего своего, берут взятки и путаются с секретаршами.
Проехав по набережной со скоростью черепахи, что давало ему возможность полюбоваться изумительно красивыми пляжами, заполненными, несмотря на ранний час, отдыхающими, купающимися и загорающими людьми, Дан постарался вспомнить, когда они с женой последний раз были на пляже, оставил это безнадежное дело, усилием воли давя в душе черную зависть – про белую он никогда не слыхал. Взяв чуть левее, выехал на центральную улицу Яффо. С двух сторон сплошными рядами, занимая первые этажи зданий, теснились магазины и магазинчики, кафе и забегаловки. Посреди улицы проходил знаменитый бульвар, обсаженный невероятной величины деревьями, образовывавшими над улицей своеобразный потолок. Эти деревья помнили еще турецкие кофейни и фески. Проехав еще пару светофоров и, повернув налево, старший инспектор через несколько минут уже парковался около здания управления.
Все еще находясь в состоянии душевной борьбы, Шапиро начал подниматься на свой этаж, но тут возглас: «Как дела, дружище?» – остановил его на середине лестницы. Обернувшись, он увидел своего приятеля, занимавшегося наркоторговцами. Тот сиял.
– Сколько выиграл в лото? – деловито поинтересовался Дан.