Время приближалось к обеду. Алекс нашел недалеко от входа в здание скамейку, скрытую в тени разлапистого дерева, уселся и приготовился терпеливо ждать.

Вскоре его терпение было вознаграждено. Сотрудники стали выходить из дверей и группами или поодиночке устремляться в кафе, во множестве имеющиеся в этом районе. Вышла и Веред в компании женщин, которых Алекс не так давно имел счастье выслушивать. Огляделась, заметила в тени дерева инспектора, что-то сказала приятельницам, потирая живот – видимо, жаловалась на боли, и, помахав им рукой, направилась в сторону небольшого сквера, виднеющегося неподалеку.

«Ну, прямо агент 007», – усмехнулся полицейский, двигаясь за ней и стараясь соблюдать дистанцию.

Веред он обнаружил в глубине сквера. Она сидела на скамейке и явно поджидала его.

– Вы хотели поговорить со мной? Я правильно понял? – произнес Алекс усаживаясь рядом.

– Правильно, – ответила женщина. – Вы же понимаете, что без санкции начальства никто вам ничего толком не скажет, только общие слова, а руководство нам этого разрешения не даст.

– Почему же? – удивился инспектор.

– Потому что Дорит Шульман уже несколько лет являлась любовницей Рами Полага, владельца нашей фирмы.

«Любопытно, – хмыкнул про себя Алекс, – надо показать его фотографию консьержке. Он – личность известная, снимков полон интернет».

– Она пришла на фирму около четырех лет назад, начинала практически с нуля, способностями особо не выделялась, – продолжала между тем Веред, – но была очень педантична и усидчива. Потом ее перевели к нам в отдел с небольшим повышением, а потом, на одной из корпоративных вечеринок, ее заметил сам босс. Чем уж она его привлекла, сказать трудно, – она была очень вульгарна, жуткие

– манеры, правда, лицо и фигура – ничего. Красилась под блондинку, а корни волос вечно черные. А уж одета была. С тех пор ее карьера круто пошла вверх. Как вы понимаете, она трудилась много и охотно не только в офисе и в рабочее время, но и, так сказать, сверхурочно. За эти труды она и получила должность, зарплату, тряпки, украшения, заграничные вояжи.

– «Веред сама должна была получить должность начальника отдела, – легко догадался Алекс. – Последний шанс в ее возрасте. Отсюда такие «теплые» чувства к убитой. Все ее откровения надо проверять, но, видимо, доля истины в них есть и немалая».

– Вот, например, я – продолжала ее бывшая подчиненная, – не могу себе позволить два раза в год мотаться в Европу, а она за последних полгода и в Альпах, и в Испании побывала. Всю ее работу на меня свалили, а зарплату ей прибавили. Вернулась – даже не сказала: спасибо.

– Она уже ничем не рисковала и с удовольствием выплескивала скопившуюся обиду, перемывая кости Дорит, вытаскивая на свет ее грязное белье. Алекс молча слушал – это была часть его работы, не самая приятная, но необходимая. Впрочем, в работе полицейского редко можно найти приятные моменты, а вот необходимых – сколько угодно.

– Выяснив все и добыв снимок владельца фирмы, Алекс отправился с докладом к шефу.

– Нет ничего нового под луной, – мрачно изрек Шапиро, выслушав сообщение помощника.

– По фотографии, – продолжал свой доклад инспектор, – Рами Полаг был опознан консьержкой и соседями Дорит как ее постоянный посетитель. Вероятно, это его отпечатки пальцев были повсюду в квартире убитой, и главное – на том злополучном пустом пузырьке, изъятом из аптечки.

– Они уже знали, из заключения эксперта, что в пузырьке сохранились остатки яда, от которого умерла молодая женщина, и что отпечатки пальцев на нем совпадают с отпечатками пальцев, во множестве найденных в квартире.

– Оставалось только проверить, действительно ли следы принадлежат Рами Полагу, и тогда можно будет предъявить ему обвинение в умышленном убийстве Дорит Шульман.

Человек, сидевший напротив инспектора, являл собой образец респектабельности. Среднего роста, дорого одетый, благоухающий отличным одеколоном – не из тех, что продаются в литровых флаконах со скидкой, – а настоящим, французским, с хорошо подстриженными волосами и ухоженными руками. Изо всех сил он старался держаться спокойно и с достоинством, но Шапиро видел и подрагивающие руки, и нервный тик, временами заставляющий подергиваться веко. Это был Рами Полаг, вызванный на первый допрос, уже, конечно, знавший о насильственной смерти своей любовницы и готовый к самому худшему. Напротив расположился его адвокат. Задав предварительные формальные вопросы, старший инспектор приступил к основной части допроса.

– Вы были знакомы с Дорит Шульман?

– Да, конечно, она моя сотрудница.

– Вы состояли с ней в близких отношениях?

– Да… Но я не убивал ее!

– У адвоката глаза полезли на лоб, он хотел было вмешаться, но Рами раздраженно махнул рукой.

– Помолчи! Можно подумать, меня вызвали сюда узнать, что она любила съедать на обед.

– Адвокат, видимо, привыкший к таким вспышкам, промолчал.

– Что вы можете сказать о ней? Рами растерянно потер лоб.

– Она очень хороший работник, – начал он, запинаясь, – всего добилась своим трудом.

– Это я знаю, меня интересуют ее отношения с окружающими, были у нее враги?

– Не знаю, – пожал плечами бизнесмен. – Она, конечно, иногда бывала резковата и не слишком разборчива в средствах, но чтобы за это убивать.

– Долги?

– Нет, насколько я знаю, я ведь. – он запнулся, Дан терпеливо ждал.

– Собравшись с мыслями, Полаг продолжил: – я ведь давал ей денег, и зарплата у нее высокая. была.

– Кто-нибудь претендовал на ее должность?

– Конечно, половина ее сотрудников.

– Вы женаты?

– Моя жена умерла месяц назад.

– Вот как!

– Несчастный случай в горах. Она отдыхала там одна, – встрял наконец адвокат.

– Расскажите, как вы провели вечер и ночь с 17 на 18 июня. Несколько успокоившийся Полаг, снова разнервничался.

–

– Я приехал к Дорит около восьми часов вечера, мы поужинали, провели вечер вместе, и я уехал.

– В котором часу?

– Я не помню, что-то около часа ночи… Я не убивал ее… Зачем мне это нужно? Я владелец крупной фирмы, уважаемый человек.

– Ваши отпечатки пальцев обнаружены на пузырьке с остатками яда, от которого погибла Дорит.

– Я не убивал ее…

– Допрос продолжался около часа. Инспектору не удалось добиться ничего нового от Полага, кроме тех фактов, что были и так уже известны. Подтвердить его уход из квартиры убитой около часа ночи, то есть примерно за шесть часов до смерти Дорит, никто не мог. Рами клялся, что консьержка просто отлучилась на минуту и не видела его ухода. На повторный вопрос о пузырьке с остатками яда, он только развел руками и сказал, что в похожих пузырьках он хранит капли, прописанные ему семейным врачом. Дан внимательно смотрел на него и слушал его ответы. Само содержание ответов было не так интересно, как поведение и реакция Полага на вопросы. В поведении бизнесмена было что-то, не соответствующее образу хладнокровного и расчетливого убийцы с ядом в руке.

– Подумайте еще раз, кто мог видеть, как вы выходили из дома Шульман?

– Не знаю, но я ее не убивал.

– Разговор пошел по кругу. Шапиро провозился еще некоторое время, ничего не добился и отправил подозреваемого в камеру.

– Через час старшему инспектору позвонил эксперт и сообщил, что Дорит умерла от отравления ядом моментального действия, который срабатывает только при приеме его внутрь. При этом, ни в одной чашке, рюмке или ложке остатки яда не найдены. Не было их ни в вине, ни в продуктах, обнаруженных в доме. Только в пузырьке из-под лекарства с отпечатками пальцев Полага. Получалось, что Рами преподнес любовнице отраву, и она выпила ее прямо из пузырька, залпом, как пиво. Пузырек, при этом, Рами держал лично, для удобства жертвы. Бред.

– «Не тянет он на убийцу, – продолжал размышлять Дан. – И зачем ему? Из ревности? Но к Дорит, по сообщению все той же бдительной консьержки, кроме него, из представителей мужского пола никто не приходил. Сотрудница компании, охотно посвятившая Алекса в тонкости личной жизни и привычки своей начальницы, отрицала наличие еще кого-то. Как яд попал в организм? И что там случилось с женой этого Полага? Надо уточнить. Вдруг он – потомок Синей Бороды или маньяк, свихнувшийся, например, на темноволосых женщинах? Или на женщинах в желтых кофтах? Легко сказать «уточнить». Она в Альпах погибла. Кто это меня в Альпы пошлет за счет полиции! – он вдруг вспомнил разговор с коллегой, собиравшемся на семинар в Австрию, и скривился как от зубной боли. – Вот ведь накаркал, а все – зависть».