— Лампадка погасла, — заметила она, — давай-ка помолимся…

— Давай, — обречённо вздохнула Даша.

Потом они наскоро попили чай со смородиновым листом. Причём обе веселились, осваивая керосинку, на которую поставили маленькую кастрюльку. Запасливая бабушка достала с антресолей несколько больших толстых свечей, зажгла пару в ванной, чтобы умыться не в полном мраке. Даша время от времени бегала к окну и докладывала:

— А людей-то нет. Я уже сколько смотрю: двух-трёх человек видела. К центру шли. Пешком. Машин вообще не слышно. Фигня какая-то…

— Только не ругайся, — морщилась бабушка, — чего бесов-то зазывать.

— А, бабуля, — отмахивалась внучка, — делать им больше нечего, как только за каждым моим словом бегать.

— А то и нечего! — строго пресекала Галина Петровна. — И бегать им не надо. Ты ляпнула, а они уже тут как тут, со своей книжкой…

— Ага, и стоят — записывают: чего там Даша Болотина сказала. Ну я им таких неологизмов напридумываю!..

— Не храбрись, дурочка, не понимаешь, с кем дело имеешь…

— Во, а сама ругаешься…

— Я же любя…

— На всё у тебя отговорки. Я-то чё сказала, «фигня» — не ругательное слово.

— Это как посмотреть. Фига-то, ты не знаешь будто, чего означает.

— Бабуля, ты мне своими нотациями весь мозг вынесешь…

— Было бы чего выносить…

— Ага, щас ты меня снова так хитро дурой назвала?

— Да ничего я тебя не называла. За речью следить надо…

— За светофорами следить надо…

— Они не горят, смотри-ка…

Так, препираясь, и шли по пустынной улице. Обе старались не обсуждать растущее с каждым шагом тревожное состояние.

— Ба-аб, — Даша потянула «а», чтобы придать значимость вопросу, — а папа действительно в Бога верил?

— Верил — даже не то слово. Он точно знал. У него научные доказательства были. И он говорил о них.

— И что, он все заповеди соблюдал?

— Ну… — приостановилась Галина Петровна, — праведником он не был, но за Истину готов был на всё.

— Потому его преследовали?

— Потому.

— Он не боялся?

— Боялся. Кто ж не боится? Но знание Истины даёт такую силу!

— А мама?

— А мама верила ему.

— Почему они меня к тебе отправили?

— Я уж сто раз тебе говорила — боялись за тебя. Для себя-то они всё решили, а ты должна была решить для себя.

— Я помню, когда маленькая была, папа пришёл домой и выпил целую бутылку водки…

— Ну, — вздохнула бабушка, — это по-русски… Он иной раз и две мог.

— Я спросила у мамы, зачем он так сделал, а она ответила: потому что он устал разговаривать со слепыми и глухими. Я тогда ничего не поняла… А папа… Он порой взрывался… Но потом успокаивался, обнимал меня, пытался мне что-то втолковать.

— Отходчивый…

— Ага… Я на него похожа?

— Похожа. Но лучше бы ты была похожа на свою терпеливую мать. Это для женщины важнее.

— Да ну! Не буду я всю жизнь поддакивать!

— Смотря чему.

— Да хоть чему!

— Опять начинаешь?

— Да не начинаю я ничего.

Обе замолчали. Даша демонстративно перешла на другую сторону улицы и вдруг сообразила, что в обычный день сделать это было бы непросто из-за потока машин. Бабушка шла впереди и что-то шептала себе под нос: то ли ругала внучку, то ли молилась. Возможность не разговаривать с Галиной Петровной Даша использовала для того, чтобы осматриваться. Она пыталась найти присутствие жизни за оконными занавесками домов, во дворах, в офисах… Совершенно внезапно услышала из проулка музыку. В известном ночном клубе бархатно ухал сабвуфер. Поверх «бум-бума» тараторил что-то через синтезатор певец.

— Ба-аб! Слышишь?!

— Чего?

— Музыку!

— Какую ещё музыку?

— Да вон — из клуба! Получается, у них и электричество есть.

— Да какую музыку, ничего не слышу! Вроде не глухая ещё.

— Да щас, узнаем, — Даша смело двинулась к дверям клуба.

— Даша! Стой! — спохватилась Галина Петровна.

— Чего — стой? — не оглядываясь, отмахнулась Даша. — Люди там.

— Ещё надо посмотреть, какие там люди.

— Вот и посмотрим.

— Стой, Даша.

Но Даша смело шагнула за двери клуба, не обратив внимания на то, что на входе не дежурят, как водится, плечистые охранники. Музыка в зале оглушала. У барной стойки толпился народ. В центре зала лениво «выламывалась» молодёжь.

— Как будто ничего не случилось… — сказала себе Даша.

— А что должно было случиться? — к ней тут же подошёл обаятельный молодой человек, чуть старше её.

— В городе пустота. Никого нет.

— Ну и что?

— А у вас что — праздник?

— Типа того… Что выпьешь?

— Меня бабушка ждёт.

— Бабушка не танцует?

— Не смешно.

— Не смешно, — согласился парень, — но пара глотков коктейля никому ещё не помешала. — Он аккуратно взял Дашу под локоток и легко повлёк к бару.

— Н-но… Мне правда некогда…

— Такая красивая девушка торопится?

— А что — торопятся только некрасивые? — успевала иронизировать Даша.

— «Маргариту», — попросил молодой человек у бармена, и тот тут же выставил на стойку коктейль, точно он был специально приготовлен заранее. Хитро подмигнул и переключился на других клиентов.

Даша не обратила на это никакого внимания. Механически приняла бокал из рук нового незнакомого и так же механически пригубила. После первого же глотка картина вокруг приобрела совсем иной вид. Танцующие, льнущие друг к другу пары перестали казаться «пиром во время чумы». Напротив, все окружающие вызывали чувство дружеской сопричастности. Софиты, цветомузыка, пляшущие лучи лазера и вспышки стробоскопов отражались в сознании уже не слепящим сумбуром, а подвижной мозаикой, в которую нужно было вставить своё тело. Как-то сразу поверилось в искренность и доброту этого мира. Никуда не нужно идти… Всё, что нужно, есть здесь.

— Меня зовут Фрутимер, — сказал юноша, увлекая Дашу в круг танцующих.

— Иностранец?

— Типа того…

— А как покороче? Фрутик?

— Зови, как тебе нравится, Даша…

— Я тебе не говорила своего имени.

— А я угадываю…

— Угадал.

Фрутимер приблизился, приобнял за талию, взгляд его нежно и ненавязчиво проникал в самую глубину. Он был необычайно красив. Кудрявые локоны до плеч, тонкий греческий нос, волнистые чувственные губы и огромные карие глаза. Юноша с полотен эпохи Ренессанса. Во всяком случае, сейчас этот стройный юноша казался Даше самым красивым, самым гармонично сложенным, и с ним хотелось остаться надолго, почти что навсегда. И праздник этот, казалось, будет продолжаться вечно.

— Тебе хорошо? — спросил Фрутимер, прижимая Дашу к себе ближе и ближе.

— Хорошо, — честно призналась Даша, — только имя у тебя странное.

— Если б меня звали Федя или Петя, я бы и выглядел соответственно. Так меня назвал отец.

— Кто он у тебя? Большой выдумщик? Оригинал?

— Самый большой.

— Это твоя вечеринка?

— Моя. Все вечеринки мои.

— Ты хочешь сказать, что и студенческая тусовка на прошлой неделе в кинотеатре «Космос» тоже твоя? Когда всё закончилось массовой дракой и поножовщиной…

— Вечеринка моя, драка — нет. Драку они сами захотели. Обязательно кто-нибудь напьётся и устроит дебош. Не умеют люди пребывать в лёгком и приятном состоянии праздника.

— Не умеют, — согласилась Даша. — А это так хорошо.

— Правда хорошо?

— Правда. Я бы всю жизнь лежала где-нибудь у моря на пляже… с любимым человеком…

Произнеся последнюю фразу, Даша попыталась найти в себе какой-то далёкий отзвук. Словосочетание «любимый человек» что-то для неё значило. Крутилось вокруг последней нерасслабленной мозговой извилины, но так и не могло проясниться, наполниться смыслом и образом.

— А со мной бы поехала?

— Поехала, — не задумываясь ответила Даша.

— Можно прямо сейчас.

— Можно…

Фрутимер взял её за руку, потянул вслед за собой к выходу, и Даша покорно и зачарованно пошла за ним. Вокруг одобрительно зашептались, девушки провожали её с завистью, и её охватило чувство гордости и лёгкого полёта — обманчивое чувство, когда беспомощно предаёшься на волю обстоятельств. Смотришь на всё сверху. Как бы. Сверху и пришлось упасть… Даша зацепилась на пороге и со всего маху шлёпнулась у самых дверей, после чего стала недоуменно смотреть вокруг, часто моргая слезящимися глазами.