Захар почесал шею и после минутного раздумья сказал:

— Не очень понимаю, о чем ты говоришь, но что-то в этом есть. Нужно, наверное, рассказать Чарли, он знает об этом не в пример больше нас с тобой.

Мы вернулись к Сэму, успевшему за эти три недели набрать еще десяток килограммов, хотя мне казалось, что это уже невозможно в принципе: он должен был лопнуть, разлетевшись по своей ферме желтыми брызгами теплого жира. Но он сидел в своем кресле.

— Ого, парни, я уже по вам соскучился, — заорал Батт, увидев нас на крыльце своего дома. — Где вас дьявол носил? Видели ипподром? Думаю, в следующем году смогу предложить на скачки пару хороших лошадок. Глум чудо как быстра, а Месть просто идеальная аппалуза! У меня ее купить хотели на днях за десять тысяч, между прочим! Будет фурор летом восемьдесят пятого в Луисвилле! Это говорю вам я, чтоб меня черти задрали!! Ну что это я? Все о себе да о себе! Вы-то сами как? Обучились?

— Обучились, — мрачно ответил Захар, бросив сумку в кресло и плюхнувшись в него вслед за ней. — Еще больше запутались только!

— Пивка? — спросил Сэм и протянул Майцеву уже открытую бутылку. — Я говорил вам, Зак, что затеяли вы зряшное дело. Мой папаша как-то прикупил в шестьдесят третьем году акции GEICO. Была такая страховая компания. Даже вроде бы как и сейчас еще есть, видел я их офис в Нью-Йорке года три назад. Купил, стало быть, по восемнадцати баксов за штуку. Тысячу акций! К семьдесят четвертому они поднялись к шестидесяти! Шутка ли — за десять лет утроить состояние! Папаша довольно потирал ручки и строил планы, но лучше бы он пропил эти деньги! Потому что продал он свои акции в семьдесят шестом по два бакса за штуку какому-то воротиле из Омахи. Вот так выгодно вложился мой папаша, и я с тех пор в эти игрища — ни ногой! Да и Чайлдс мне частенько, помню, говорил: «Помяни мое слово, Сэмми, Америку погубят эти чертовы биржи, на которых разориться легко, а заработать могут только те, у кого денег и без того куры не клюют»! А старый Моррис знал толк в деньгах! Его бы министром финансов к нашему вновь избранному старому президенту — и он бы сделал из Америки конфетку! Куда там всем этим Джеймсам Бейкерам! Скала был Моррис, а не человек! Да ты пей пиво-то, Зак! И ты, Сардж, присоединяйся!

Захар обреченно приник к бутылке.

А на следующее утро я отправил его в Нью-Йорк — нужно было выйти на связь с Павловым и доложить о том, что уже удалось сделать. Поездка заняла у него четыре дня, и по приезде Захар отрапортовал, что встреча с человеком Георгия Сергеевича состоялась и он даже говорил по телефону с каким-то чехом в Германии, у которого была прямая связь с Павловым. А спустя пару часов после этого разговора им перезвонили уже из Югославии и подтвердили, что Павлов в курсе событий, желает нам удачи и передает привет от близких. С приветом, я думаю, нас обманули — никто бы не стал сообщать ни Майцевым, ни маме о том, где мы и что делаем. Перед отъездом мы оставили родным номер московского абонентного ящика, на который предложили слать письма, и сейчас кто-то вместо нас, имитируя наши почерки, ведет переписку с родными. Возможно, Павлов имел в виду эти «приветы».

Я даже как-то взбодрился — все же очень хорошо понимать, что ты не один, что за твоей спиной кто-то есть и о тебе помнит.

Захар же вернулся из «Большого яблока» под таким сильным впечатлением, что я даже забеспокоился о его рассудке.

— Сардж, — кричал он. — Ты не представляешь, что это за город! Все, что ты видел прежде — просто деревни!

— И Москва? — спросил я.

— И Москва, и Гавана, и Мехико и уж тем более Луисвилл! Просто представь себе: улица шириной метров шестьдесят покрыта сплошным ковром движущихся машин! Дорожные развязки в четырех-пяти уровнях, дома, по сравнению с которыми все, что мы привыкли считать грандиозными постройками — просто обшарпанные сараи! Да, кстати! Помнишь «московские высотки»?

Я кивнул.

— Стоит такая «московская высотка» посреди Манхэттена на Чамбер-стрит. На полвека раньше московских построена! Метро в ней прямо! Я хочу там жить!

— В метро? — уточнил я.

— Дурак ты, Сардж, — немного обиделся Захар. — Конечно, не в метро! Там только крысы величиной с приличную болонку живут. В Нью-Йорке жить хочу! Только я еще не решил, в каком месте, — добавил он задумчиво.

— Думай, время есть, — хмыкнул я и пошел скручивать разобранную сеялку.

В самом начале февраля восемьдесят пятого года мы приступили к обкатке схемы, воплощенной Чарли Расселом. Для того чтобы Павлов окончательно поверил нам, мы должны были показать какой-то приличный результат уже в самом ближайшем времени на той «небольшой» сумме, что оказалась в нашем распоряжении.

Пока Захар катался в финансовую столицу Америки, я думал.

До того дня, когда Чарли объявил, что через неделю можно будет запускать процесс, мне казалось, что стоит только покрутить в носу пальцем и я сразу «вспомню», куда и как размещать капиталы. Но чем ближе была дата старта, тем с большим ужасом я понимал, что предложить мне для достижения быстрого эффекта практически нечего! Я помнил только общую ситуацию на рынках в эти годы — потому что никто не сможет запомнить сотни ежедневно меняющихся котировок на протяжении двадцати пяти лет!

Это было неожиданно — мне казалось, что стоит только втянуться в тему и я «вспомню»! Действительность, однако, внесла свои коррективы. Я даже съездил в Луисвилл и попросил Чарли навести некоторые справки. Выписал несколько газет — потому что Сэмюэль Батт получал только «Лексингтон Геральд-Лидер», в которой детально описывались виды на урожай табачного листа, новые методы борьбы с галловой нематодой, пожирающей этот лист, немного о спорте и развлечениях, а также детальные отчеты о том, как мистер Хартфорт съездил в гости к своей кузине — миссис Бриджпорт. Такой, несомненно, для кого-то важной информации мне было мало, и я заказал для себя еще «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнел» и «Баррон'с». Это немножко помогло.

Я перебрал десятки вариантов размещения денег в акциях: от Apple Джобса и Intel Нойса и Мура до «Африки-Исраэль» Льва Леваева, но так и не обрел понимания, на чем можно быстро заработать. Потом я перешел к рынкам товарных и сырьевых фьючерсов, но хоть убей — не мог вспомнить, как будут вести себя соя, кофе и пшеница в ближайший год. Я помнил, что нефть должна вроде бы как начать дешеветь, но начинать с игры на понижение мне было страшно, потому что шорт — это всегда работа с кредитом. А я не имел права потерять даже один доллар (мне так тогда казалось, потом это заблуждение рассеялось). Я всматривался в текущие котировки золота и понимал, что видел их с гораздо более длинными линиями времени, но также мне было видно, что золото — не тот инструмент, что позволит мне быстро показать прибыль. В золото следовало вкладываться года на три — до конца 87 года. После этого рубежа оно беспрестанно дешевело вплоть до начала двухтысячных годов. Потому что никому не было нужно: бум доткомов в то время давал сумасшедшие возможности для быстрого обогащения. Но до этого бума нужно было еще дожить!

Захар не понимал моих метаний, ему казалось, что я придуриваюсь и слишком много задаюсь, чтобы внушить ему мысль о его ущербности и моей исключительности. Если бы это было так! У меня натурально трещала голова от раздумий.

Все началось, когда Сэмюэль Батт с похмелья решил, что ему пора съездить навестить свою старинную подружку в Скоттсберге. В тот день впервые выпал снег и дядя Сэм, протоптав в нем первую тропу до гаража, отправился на свое романтическое свидание в Индиану.

Мы с Захаром все утро что-то по мелочи мастерили, а после обеда я опять уселся изучать свои газеты и журналы. Сначала Майцев изображал вежливую увлеченность моими поисками и даже пробовал помогать, но статьи, фотографии, таблицы и графики мелькали перед нашими лицами, наводя на Захара «смертную тоску», от которой он вскоре и заснул.