Меня разбудило настойчивое «бип-бип-бип» маленького аппарата, следящего за его умирающим сердцем. Я медленно открыла глаза, а он всё так же лежал, глядя на меня.

Я поднялась со своего места и наклонилась ближе, положив руку ему на щеку.

— Освободись. Я понимаю.

Он стал задыхаться и пробормотал нечто на грани слышимости. Я выдавила улыбку.

— Уходи, Джейк. Я буду в порядке, не держись за меня.

Одинокая слеза скользнула из уголка глаза, и дыхание успокоилось. Мониторы пронзительно запищали.

Я отступила назад, пока медсёстры и доктора наводняли комнату, но, я знала, было уже слишком поздно. Он ушёл, и у меня никого не осталось.

Голоса размылись, и время, кажется, замедлило свой ход, пока я выходила в коридор. Господи, я больше не связана с этим местом. Персональный для меня ад.

Кто-то выключил кардиомониторы, и вопли аппарата прекратились. Осознание смерти Джейка как гром среди ясного неба пронеслось во мне волнами ужаса. Жизнь когда-нибудь станет легче?

Столь долго я беспомощно наблюдала, как ужасная болезнь высасывала жизнь из него, некогда сильного духом. Дрожащие руки Джейкоба и его пожелтевшая кожа – признаки проигранной борьбы с невидимым врагом-убийцей. Неужели человек может чувствовать себя таким бессильным и незначительным, наблюдая за смертью любимого человека? Каждую ночь я хотела занять его место, но до сих пор была здесь, а Джейкоба уже не было. Как бы там ни было, я никогда не верила в исполнение желаний.

Я положила руку на дверной косяк и лишь единожды обернулась. «Не реанимируйте. Не тоскуйте по мне, когда рак победит. Не устраивайте похороны, чтобы не помнить причины моей смерти». Они назвали время: 3:16. Цифры заставили меня нахмуриться, или, может быть, Габриэль, стоящий прямо за дверью, в чём я была уверена.

— Здравствуй, Габриэль, — прошептала я, перешагивая порог. Мои внутренности сжались, когда я предстала перед ним.

— Грейс.

Я подняла голову и изо всех сил постаралась улыбнуться, сдерживая слёзы, которые вскоре всемирным потоком хлынут из моих глаз. На Габриэля всегда было приятно смотреть. Независимо от места и времени, он был прекрасен. Он стоял, прислонившись к белой стене в коридоре больницы, и она казалась грязной по сравнению с его безупречной бронзовой кожей.

 — Каковы твои планы теперь, Грейс?

— О, Габриэль, такие же, как и всегда. Просто продолжать дышать и переставлять ноги. Я потеряла брата и теперь, если позволишь, хотела бы побыть в одиночестве. — Я прошла мимо него и, случайно коснувшись его руки, вздрогнула.

Габриэль протянул руку и осторожно дотронулся до моего плеча.

— Я сожалею о твоём брате, Грейс. Я сожалею обо всём этом.

Я остановилась и повернулась к нему. Даже несмотря на то, что его голос был полон нежности, ледяные голубые глаза не выражали никаких эмоций.

— Спасибо, Габриэль. Уверена, однажды мы с ним снова встретимся. В конце концов, все мы когда-то умираем, ведь так?

Сарказм сочился из каждого моего слова. Я не смогла сказать то, что хотела. Сколько можно говорить о сожалении? Сколько ещё раз я буду смотреть на то, как смерть забирает всех, оставляя только меня? Сколько еще я смогу вытерпеть, если уже пережила больше, чем другие? Сколько раз я хотела, чтобы смерть пришла за мной? Но я чувствовала, что даже после смерти мне не будет дан отдых, не так ли? Скорбь текла по моим венам.

Его длинные изящные пальцы коснулись моей щеки.

— Я действительно сожалею о Джейкобе, Грейс. Хотел бы я сделать что-нибудь. Знаю, что ты любила его. — Всего на наносекунду — или даже меньше — его глаза оттаяли, как если бы он пытался показать мне ещё что-то, кроме пустого выражения лица.

Он повернулся, чтобы уйти, но я почувствовала, как его вялые попытки сделать что-нибудь повисли и отяжелели в воздухе между нами.

— Это не имеет ничего общего с Джейкобом, Габриэль. Да, мой брат умер, я буду скучать по нему, но я не поэтому здесь, всё ещё одна. Я рада, что Джейкоба больше нет. Он умирал годами из-за рака. Ни один человек не должен страдать так, как страдал он. Это мучительно, но я всё это время была здесь. Так что, пожалуйста, не нужно опекать меня. Не навещай меня так часто, не смотри на меня своими холодными мертвыми глазами и не говори, как бы ты хотел сделать что-нибудь, когда я знаю, что ты мог бы это сделать. И если у тебя нет никакой рекомендации или совета для меня, я буду делать то, что делала всегда: передвигать ноги и шагать дальше.

На глаза навернулись слезы, когда я отвернулась от него. Конечно, я буду скучать по Джейкобу. Такому, как Габриэль, никогда не понять это ужасное человеческое чувство и эту боль. Я просто хотела, чтобы это прекратилось, я не хотела больше существовать в этом мире или в любом из миров. Я просто хотела... ладно, это ведь не важно.

Одним быстрым движением Габриэль схватил меня и развернул лицом к себе. Его строгое отческое выражение растворилось в ласковой улыбке. Его поведение настолько поразило меня, что коленки подкосились и больше не держали меня. Я никогда не видела, чтобы Габриэль так себя вел. Он обнял меня своими огромными загорелыми руками и зашептал на ухо:

 — Ты — самый сильный человек, которого я когда-либо знал. Ты была сломана намного больше, чем другие, и ты всё же держишься... Я так хочу спасти тебя... 

Его объятия успокаивали  меня, но я начала медленно сопротивляться его рукам, пытаясь освободиться.

Нежность исчезла, и передо мной стоял неумолимый названный отец, как будто мы совершили скачок к похвале и ласке, которого больше никогда не будет.

— Спасибо, Габриэль. 

И тогда я ушла, оставив его, стоящего в коридоре больницы, Бог знает почему думающего, что я — самый сильный человек из всех, кого он знал. У меня уже не было выбора быть другой.

Я всё ещё шла, пока не обнаружила, что стояла посредине парковки, но не могла вспомнить, где оставила свой джип. Я не могла вспомнить, когда в последний раз была вне стен хосписа. Лучи солнца будто напали на меня, скрывающуюся слишком долго. Порывшись в карманах в поисках ключей, я подумала, должна ли я вернуться в комнату Джейкоба, чтобы забрать свои вещи.

Звук сигнализации помог мне отыскать джип, я залезла в него и тяжело опустилась на водительское сиденье. Я посмотрела на заднее сиденье, где чехол для гитары был прислонён к заднему окну. Кого я обманывала? Всё, что принадлежало мне, было в этом автомобиле. Мне просто нужно было уехать, и я завела двигатель.

Я покинула стоянку так быстро, как будто выхлопные трубы горели. Мне нужно было проехать более четырёхсот миль, и я хотела сделать это так быстро, как только могла. Направляясь прямо к Нью-Йоркскому шоссе I-90, я с силой нажала на педаль газа.

Я поместила телефон в держатель на приборной панели и позвонила Леа по громкой связи.

— Грейс? Что-то случилось? — ответил бестелесный голос моей лучшей подруги.

— Джейка больше нет, так что я возвращаюсь домой. Моя комната всё ещё свободна?

— О, Грей. — Прозвище, придуманное ею, тронуло моё сердце. — Конечно свободна. Я даже не знаю что сказать. Джейк был...

— Пожалуйста, не надо. Все кончено, и для него больше не будет боли. Я вернусь сегодня вечером.

— Мы с Коннером собираемся пойти послушать группу его друга позже. Напиши мне, когда доберешься, и я скину тебе адрес, если ты будешь в состоянии пойти.

Леа уже привыкла к моим стоическим приступам. Может, ночь в компании музыки и выпивки будет ответом на мои молитвы или, по крайней мере, заглушит мой разум в этой суровой жизни.

— Коннер, ха? Звучит как план. Сейчас я почти на I-390. Скоро увидимся.

— О Боже, ты едешь со скоростью 90 миль, да? Не будь самоубийцей, я знаю, ты хочешь этого, но я бы с удовольствием увидела тебя ещё раз, целой и невредимой. Кроме того, я действительно хочу познакомить тебя с Коннером. — Голос не мог скрыть её чувств к нему, и это заставило меня улыбнуться. У Леа такая прекрасная душа. Она заслуживает найти кого-то, кто бы заставил её улыбаться.