Сэйди опустила глаза и почти улыбнулась.

— Здесь и в самом деле хорошие парни. Не то чтобы я хотела встречаться с кем-то из них. В основном потому, что большинство я знаю со школы и помню, как они ковырялись в носу. — Уголок ее рта дернулся, будто на секунду она забыла, куда они едут и почему, но потом внезапно вспомнила. — Слава Богу, я не спала ни с кем из них.

Это немного удивило Винса. Вероятно потому, что подростком он жил в нескольких маленьких городках, и там было не так уж много занятий, кроме как валяться на сеновалах.

— Ни с кем?

Сэйди покачала головой.

— Я оставалась девственницей, пока не уехала в колледж.

— И как его звали?

— Снеговик Бэйсингер. — Ее голос дрогнул.

— Снеговик? — усмехнулся Винс. — Ты отдалась парню по имени Фрости?

— Ну, на самом деле его звали Франк. — Она открыла бутылку и сделала глоток. — Сколько тебе было?

— Шестнадцать. Ей было восемнадцать, и ее звали Хизер.

Сэйди задохнулась:

— Шестнадцать? А твоей подружке восемнадцать? Это же незаконно.

— Это была моя идея, а она не была моей подружкой.

— Ты даже в шестнадцать не признавал серьезных отношений?

Взглянув на Сэйди, Винс улыбнулся:

— У меня было несколько подружек в школе.

— А потом?

Он снова посмотрел на нее. На техасские равнины, коричневую и зеленую траву, проплывавшую в окне за головой Сэйди. На отчаяние в ее голубых глазах, моливших его не замолкать. Просто продолжать говорить, чтобы ей не нужно было думать об отце и о реальности, которая ожидала ее в Амарильо.

— Ничего серьезного с тех пор, как я пошел в армию. — Винс никогда не умел вести бессмысленные беседы или говорить просто чтобы говорить. Но он попытается, если это ее отвлечет. — Я не знаю никого, кто был бы женат в первый раз, но знаю множество парней, у которых уже третий по счету брак. Хороших парней. Надежных. — Перестроившись в левый ряд, он обогнал «ниссан». — В армии почти девяносто процентов пар разводятся.

— Но теперь ты не в армии. Прошло уже пять лет.

— Почти шесть.

— И ты никогда не влюблялся?

— Влюблялся, конечно. — Он положил запястье на руль. — На пару часов.

— Это не любовь.

— Нет? — Взглянув на нее, Винс решил отплатить той же монетой. — А у тебя когда-нибудь были по-настоящему серьезные отношения? С обязательствами?

Покачав головой, Сэйди поставила бутылку в держатель для стаканов.

— У меня были отношения, но никогда дело не доходило до кольца. — Тревога звенела на кончиках ее пальцев, заставляя постукивать по торпеде. — Я встречалась с эмоционально холодными мужчинами, вроде моего отца, и пыталась заставить их полюбить меня.

— Ты узнала это от психиатра?

— Из программы «Линия любви» с Марком и доктором Дрю.

Он никогда не слышал о «Линии любви», но у него был психиатр, объяснивший Винсу, почему тот избегает отношений.

— Очевидно, у меня отсутствует способность к глубоким эмоциям. — Он посмотрел на Сэйди, затем снова на дорогу. — Так мне сказали.

— Женщина?

— Ага. Армейский психиатр. — Винс чувствовал взгляд Сэйди. — Чертовски умная женщина.

— Почему же у тебя проблемы с эмоциями?

Он был готов отвлекать Сэйди… до определенного предела. Предела, который не включал в себя копание у него в голове или в его прошлом.

— Так легче.

— Чем что?

Чем жить с чувством вины.

— Марк и доктор Дрю подсказали тебе, как избегать эмоционально холодных мужчин?

— Они научили видеть предупреждающие знаки.

— И ты следуешь советам?

Сэйди изучала профиль Винса с пассажирского сиденья его большой машины. Сильную челюсть и щеки, покрытые темной щетиной. Он не побрился с тех пор, как они виделись утром, но выглядел так, будто принял душ и переоделся.

— Я связалась с тобой. Это явно указывает на факт, что советам я не следую.

Прямо под кожей Сэйди чувствовала боль и мучительную тоску. Которые были так близко. Так близко к тому, чтобы выплеснуться, если она позволит.

— Точно.

Она посмотрела в окно на пыльные равнины Техаса. Ее папа умер. Умер. Это было невозможно. Он был слишком своенравным, чтобы умереть.

Следующие полчаса Винс продолжал отвечать на ее мольбу поговорить с ней. Он не трепался без перерыва, просто высказал несколько наблюдений о Техасе и Ловетте. Каждый раз, когда молчание подталкивало Сэйди к краю, голос Винса вытягивал ее обратно. Она в самом деле не знала, зачем свернула на заправку, ведь могла бы и сама доехать до Амарильо. Но так помогало — чувствовать рядом надежное присутствие.

В госпитале Винс положил ладонь ей на поясницу, и они прошли через раздвижные двери. Винс с медсестрой ждали около палаты отца, когда Сэйди зашла внутрь. Маргаритки, которые она оставила здесь вчера, стояли на столике, а рядом лежали нескользящие носки с подковами. Кто-то натянул простыни отцу до груди. Его старческие руки лежали по бокам, а глаза были закрыты.

— Папочка, — прошептала Сэйди. Ее сердце стучало в груди. В горле. — Папочка, — сказала она громче, будто могла пробудить его.

Но даже говоря это, знала: он не спит. Сэйди подошла на шаг ближе к кровати. Отец не выглядел спящим. Он выглядел высушенным… ушедшим. Сэйди коснулась пальцами холодной руки.

Отец умер, когда она только-только начала понимать его.

Слезинка скатилась у нее по щеке. Сэйди закрыла глаза и боролась со слезами, пока не начало болеть в груди.

— Прости, папочка. Парочку не удержала.

Отец был ее якорем, когда она даже не знала, что этот якорь ей так нужен.

Убрав руку с отцовской ладони, она вытерла щеки платком, который лежал на ночном столике. Даже в скорби Сэйди не могла лгать себе. Клайв не был идеальным отцом, но и она не была идеальной дочерью. Их отношения всегда были сложными, но она любила его. Любила с глубокой, опустошающей душу мукой. Сэйди глубоко вдохнула, не обращая внимания на боль в груди, и выдохнула.

— Ты очень старался. — Теперь она понимала. Понимала, учитывая его трудное прошлое. — Прости, что меня не было рядом, когда ты умер. Прости, что ты был один. Я о стольком сожалею.

Она поцеловала отца в холодную щеку. Больше не было причин оставаться у его постели. Отца здесь не было.

— Я люблю тебя, папочка. — От эмоций горло у нее сжалось, и Сэйди умудрилась выдавить слабое: — Прощай.

Выйдя в коридор, она сделала трудный звонок в «Джей Эйч». Винс стоял рядом, положив руку ей на спину, и тихо разговаривал с медсестрами. Как и ожидалось, сестры Партон ударились в слезы, а Снукс и Тайрус были сильно огорчены, но не удивлены. Жесткие старые ковбои. Как и Клайв. Они уверили Сэйди, что дела на «Джей Эйч» будут идти так же гладко, как и всегда.

Сэйди не знала, как будет жить без своего якоря, и следующие пять дней просто плыла по течению. Мало ела и еще меньше спала. Все было в каком-то тумане. Пустом, отупляющем тумане, в котором люди заезжали в «Джей Эйч», чтобы поговорить и вспомнить ее отца. Постоянный поток запеканок из картофеля и овощей и рассказов о Клайве. В тумане были и выборы гроба и одежды для похорон. Подписание документов и написание некролога. Сообщение, что отец умер от сердечного приступа, развившегося из-за тромбоэмболии. Встреча с адвокатом по недвижимости — мистером Кунцем — и с душеприказчиком.

Сэйди сидела в офисе адвоката, — через туман в голове пробивался запах кожи и полироли для дерева, — сидела с пятью самыми преданными работниками отца и слушала, что каждый из них получает по пятьдесят тысяч долларов и гарантию работы на «Джей Эйч» так долго, как захочет. Адвокаты упомянули о трастовом фонде без имени получателя, который, как полагала Сэйди, предназначался для ее возможных детей.

Все остальное оставалось Сэйди. Все — от старого «форда» отца до действующей страховки на «Джей Эйч».

Было время, всего несколько коротких недель назад, когда груз ответственности ошеломил бы Сэйди. Он и сейчас ошеломил ее, просто, может, не так сильно. Теперь «Джей Эйч» стало, скорее, якорем, чем арканом.