Я остановилась во дворе, думая, что увижу грузовик Уэстона, но он остался точно на том месте, где я попросила его остаться. Как только он увидел меня, его глаза загорелись, и он помахал мне. Когда я подошла к его грузовику, Уэстон наклонился и открыл мне дверцу.

— Залезай! — сказал он с милой улыбкой.

Он не шутил. Я должна была залезть в эту штуку, ухватившись рукой за дверцу. Подтянувшись, я запрыгнула на черную кожу и закрыла пассажирскую дверцу.

— Ничего себе, — сказала я.

Он пожал плечами.

— Ничего особенного. Раньше грузовик принадлежал моему отцу.

— Лучше, чем ничего, — поддразнила его я.

— Куда едем? — Спросил он.

Я улыбнулась.

— Куда-нибудь.

Уэстон держал во рту кусочек соломы, слегка пожевывая ее. Подпрыгивая на кочках под песни группы «Chance Anderson», через пять минут мы уже были за городом. Уэстон припарковался недалеко от эстакады. Это была I-35 (межштатная автомагистраль в Соединённых Штатах Америки), по которой, светя фарами, в обе стороны ехало множество машин.

Я открыла дверцу и выпрыгнула из машины. В сельских районах у эстакады не было защитных ограждений, только слой бетона по пояс человека и его здравый смысл. Мне в лицо подул холодный ветер, и я отвернулась, совершенно не удивившись, когда заметила сверкнувшую на небе молнию.

— Люблю сумасшедший ветер во время грозы, — сказала я.

Дверь Уэстона закрылась, и он оказался рядом со мной.

— А я просто люблю грозу.

— Ну так… ты скажешь мне? — спросила я.

Уэстон еле оторвал глаза от неба.

— Скажу что?

— Почему мы приехали сюда?

Он пожал плечами, продолжая жевать солому, что я нашла странно привлекательным.

— А почему бы не приехать?

— Есть сотня причин, почему. Но я спрашиваю тебя об одной-единственной причине того, почему я здесь.

— Потому что я попросил?

Я усмехнулась и посмотрела вниз.

— Если ты хочешь играть по таким правилам, ладно.

— Я вообще не хочу играть. Просто хочу сидеть здесь и смотреть на небо, не заботясь о сплетнях и о том, кто что делает и куда поступает. Это же нормально?

Я кивнула.

— Думаю, я смогу с этим жить.

Уэстон подошел к багажнику Шевроле, залез в него и протянул мне руку.

— Ну же, давай.

Я позволила ему помочь мне залезть и села рядом с ним, свесив ноги наружу.

Он кивнул куда-то назад.

— У меня есть кое-что выпить.

Я покачала головой.

— Я не пью.

— Да нет, там фанта и все такое. А еще там должно быть немного колы и одна баночка маунтин дью.

— Даже не знаю, что выбрать. Я люблю и то, и другое.

Он улыбнулся и протянул руку назад.

— Я тоже. Просто беру первое, что попадается в руку, — он порылся рукой в коробке с подтаявшим льдом и вытащил зеленую банку. — И победитель… маунтин дью! А ты счастливчик.

Я открыла банку.

— Не особо. Спасибо.

— Ну, может, все изменится. Для нас обоих.

— Ты не считаешь себя счастливчиком?

Он на секунду задумался об этом.

— Ты последний человек, кому я должен жаловаться.

— Ха, спасибо.

— Я просто имею в виду, что это будет выглядеть глупо. Потому что все мои проблемы и близко не стоят с тем адом, через который проходишь ты.

Я пожала плечами.

— У меня не так уж все плохо.

— Если бы я каждый день проходил через то же, что и ты, то не вынес бы. Тебе чертовски тяжело, Эрин Истер.

Он подпер лицо рукой, упершись локтем в колено. Его толстовка выглядела поношенной, а джинсы свободно висели над ковбойскими сапогами. Неожиданно он показался мне не таким недосягаемым.

Молния осветила небо, и мы оба ахнули.

— Она хорошо смотрелась, — сказал он. — Плохо только, что не дошла до нас.

— Не знаю, хорошо это или плохо.

— Что это значит? — улыбаясь, сказал он.

— Это старинная китайская пословица, которую говорил старый даосский (даосизм — китайское учение) фермер, о котором мне рассказывала миссис Пайлс. Я много потом думала об этой фразе.

— Расскажи мне, — сказал он, толкая в бок.

— Я не помню все дословно.

— Тогда своими словами.

Я вздохнула.

— Однажды у фермера умерла лошадь, с помощью которой он вспахивал землю. Жители деревни пришли к нему, соболезнуя его невезению, на что он ответил «Еще увидим». Через неделю его сын наткнулся на диких лошадей и сумел привезти двух из них домой. Все в деревне были поражены удачей фермера, на что он отвечал только «Еще увидим». Пытаясь оседлать одну из этих лошадей, сын фермера упал и сломал обе ноги. Деревенский врач сказал, что тот никогда не сможет ходить. Жители пришли утешать фермера, ведь тот был его единственным сыном, но фермер ответил «Еще увидим». Вскоре после этого началась война. Всех сыновей жителей деревни забрали воевать, и сын фермера был единственным, кто остался. Потом ни один из мальчиков, ушедших на войну, не вернулся.

— Ничего себе.

— Ага. Миссис Пайлс рассказала мне эту историю в девятом классе, и она прочно засела в моей голове.

— Мне понравилась эта история. Она… жизненна.

Я приподняла бровь.

Он усмехнулся, и я тоже. Над нами прогремел гром, а затем подул сильный ветер.

Уэстон приподнял подбородок.

— Пахнет дождем, — в этот момент чирикнул его телефон. Взглянув на экран, он засунул его обратно в карман толстовки.

Я глотнула свой маунтин дью.

— Это Эрин?

— Ага.

— Ты никогда не был таким, как…

— Таким, как она?

— Да, — сказала я, посмеиваясь и качая головой.

— Я думаю, не был. Но мои родители уверены в обратном.

— О.

— Да, они уверены, что я во многом на нее похож, — он откинулся назад, использовав руку вместо подушки, и посмотрел на небо. Я сделала то же самое и заметила, что перед нами был только небольшой участок чистого неба.

— Тебе скоро надо быть дома?

— Нет, а тебе?

— Нет.

Уэстон глубоко вздохнул, и мы стали просто лежать и смотреть на небо, скорее желая побыть в тишине, чем разговаривать. Мы все еще смотрели на небо, когда тучи полностью заполнили небо и закрыли последний кусочек, на котором виднелись звезды.

На третьем уроке я получила передышку. Входя в класс, я заметила знакомое лицо с добрыми голубыми глазами и идеально накрашенными губами.

— Привет, заходи.

Джулианна Олдерман стояла за столом мистера Бэрроуса, нервно перебирая бумаги.

— О, Боже. Мне это не особо удается.

Я просто сидела и смотрела, как кабинет заполняли ученики. Они едва замечали ее, продолжая громко разговаривать и смеяться.

— Что за… Что ты здесь делаешь? — сказала Олди, застыв в дверном проеме и широко раскрыв глаза.

Джулианна улыбнулась.

— Очевидно, что они сильно нуждались в замене.

Олди закатила глаза и быстро прошла к своей парте.

— Господи, мама, это чертовски унизительно.

— Эрин, — предупреждающе произнесла Джулианна, хотя в ее глазах не было ни проблеска гнева. Джина бы уже перевернула мою парту.

Блестящие каштановые волосы Джулианны подскакивали, пока она шла по классу и раздавала всем бумаги. Когда я была ребенком, я мечтала о том, чтобы моя мать была похожа на нее. На Хэллоуин Олди всегда приходила в школу в сделанным ее мамой костюме принцессы с розовой остроконечной шляпой, на конце которой развивалась ленточка. Сэм и Джулианна всегда были на играх, где выступала Олди, громко поддерживая ее. На ее шестнадцатый день рождения ей подарили новенькую Хонду Аккорд, которую сама Олди всей душой ненавидела. Она не знала, как ей повезло, что она может получать подобные вещи как само собой разумеющееся.

Джулианна села на место мистера Бэрроуса и усмехнулась, сверкнув глазами. У нее были такое же лицо в форме сердца, темные волосы и голубые глаза, как и у меня, так что я надеялась, что буду выглядеть такой же молодой и красивой в ее возрасте.

Олди застонала.

— Что это?

— Это ваше задание, — ответила Джулианна. — Мистер Бэрроус сказал, что вы поймете, что надо делать, так что приступайте, ребята. До конца урока надо закончить, домой задание никто не заберет.