— Все в порядке. Я не жду, что ты…
— Я знаю, что ты ничего от меня не ждешь. Я думал об этом всю эту неделю. Весь месяц. Я не буду больше позволять им или еще кому-то так относиться к тебе, — не знаю, что отразилось на моем лице, но Уэстон вдруг, казалось, занервничал. — Что?
— Не знаю… В смысле… Ты до сих пор не сказал, зачем делаешь это.
Он вздохнул.
— Я знаю. До окончания школы осталось всего два месяца, а они издеваются над тобой с начальной школы. И мне жаль, что я не могу вернуться и остановить это в самом начале.
— И это все? Причина в том, что в тебе вдруг проснулась совесть?
Он вздрогнул.
— Ауч.
Я скрестила руки.
— У Фрэнки там уже выстроилась очередь, так что давай перейдем к делу. Ты стал похож на другого человека. Ты ссоришься со всеми своими друзьями и начинаешь общаться со мной, с человеком, с которым ты почти не разговаривал с самого детского сада. Думаю, с моей стороны справедливо спрашивать, с чего это вдруг.
— Я говорил с тобой столько, сколько мог.
— Сколько мог?
Он кашлянул, прикрывшись сгибом руки.
— Я не это имел в виду.
— Мне не нужно, чтобы ты спасал меня, Уэстон. Я разбираюсь со всем самостоятельно уже очень давно. Мне не нужна благотворительность.
Он нахмурился.
— Я не говорил, что она тебе нужна.
— Мне, вероятно, будет лучше, если ты просто вернешься к своей обычной жизни и оставишь меня в покое.
Он вздрогнул, будто бы мои слова доставляли ему боль.
— Это чушь. Ты действительно так подвержена своим привычкам?
— Я не знаю, чему я подвержена!
— Как и я! — сказал он, тяжело дыша. Он вытащил свой ингалятор из кармана и глубоко вздохнул. Через пару секунд Уэстон продолжил говорить нормальным голосом. — Я не знаю, что хочу делать в своей жизни. И мне кажется… Мне кажется, ты единственный в мире человек, который ничего от меня не ждет. И я знаю только то, что я не был доволен тем, куда движется моя жизнь, пока впервые не поехал с тобой за город. Я не знаю, что, черт возьми, делаю, Эрин. Я просто… импровизирую. И надеюсь, что ты тоже захочешь попробовать.
Несмотря на все плохие мысли, витающие в моей голове, мои губы изогнулись в улыбке. Он медленно притянул меня к себе и обнял. Его мышцы были одновременно мягкими и твердыми. Моя голова легла под его подбородком, и мы простояли так довольно долгое время. От него пахло потом, но запах был приятным. Уэстон мог пахнуть хоть канализацией и продолжать мне нравится.
— Мне пора идти, — сказала я. Моя щека все еще лежала у него на груди. В моем росте было всего метр шестьдесят сантиметров, так что Уэстон был на голову выше меня. Он водил пальцами по моей спине, и, хотя мы никогда не были так близки, мне показалось, что до этого мы множество раз так стояли.
Он отстранился.
— Увидимся позже?
— Мне надо сделать домашнюю работу.
— Бери ее с собой.
Я заправила волосы за ухо.
— Думаю, можно и так. Если ты не будешь мне мешать.
— Ты забудешь о том, что я рядом.
Он вышел за дверь, а я побежала обратно и, заходя, чуть не разбила Фрэнки лицо дверью. Уэстон завел грузовик и поехал, остановившись лишь на перекрестке, заворачивая на Мейн-стрит. Фрэнки в ожидании смотрела на меня, и я пожала плечами.
— Так он сейчас твой рыцарь в сияющих доспехах? — спросила она.
На моем лице промелькнуло отвращение.
— Нет. Я сказала ему, что меня не надо спасать. И ты это знаешь.
Она ухмыльнулась.
— Но быть защищенной не так уж и плохо.
Я постаралась не улыбаться, но после последних событий это было трудновыполнимо.
— Он мне нравится, — сказала Фрэнки. — И тебе тоже. В другом смысле, конечно.
Я поморщилась.
— А у тебя богатое воображение.
— Ты сама не своя с тех пор, как он вьется вокруг.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ну, ты точно его не ненавидишь.
Я вымыла раковину, почти не следя за тем, что я делала.
— Точно не сегодня.
Когда мы закрыли «Dairy Queen» и вышли через заднюю дверь, красного пикапа там не было. Его не было нигде.
— Я думала, у вас были планы? — спросила Фрэнки.
Я пожала плечами.
— Едешь?
Я покачала головой и пошла домой. Положив руку на ручку входной двери, я прислушалась, ожидая знакомый звук двигателя, но его не было. Через стены дома просачивались песни «Soul Asylum», и я обрадовалась: после того, как меня подвел Уэстон, не хотелось еще и столкнуться с Джиной.
Я толкнула дверь и быстро прошла к себе в комнату, чувствуя себя более одинокой, чем обычно. Вдруг раздался громкий стук в дверь, и я закатила глаза, думая, что к Джине на вечеринку заглянул один из друзей Джины или ее дилер. Через несколько секунд на пороге моей комнаты появилась она сама с размазанной тушью вокруг ярко-красных остекленевших глаз. Она все еще была в спец. одежде супермаркета, на белой рубашке которой криво висел бейджик.
— Это тебя, — ее лицо отразило мое замешательство.
Я кивнула и встала, направляясь ко входу. У двери стоял Уэстон, засунув в карманы куртки руки. Джина остановилась рядом со мной, уставившись на него. Она почесала руку и кивнула в его сторону.
— Кто это?
Уэстон протянул руку.
— Уэстон Гейтс, мэм. Я друг Эрин.
Джина поколебалась и, наконец, пожала ему руку, посмотрев на меня.
— Ты куда-то собираешься?
Я кивнула.
Эрин собиралась помочь мне с домашней работой, — легко солгал Уэстон, будто бы делал это тысячу раз прежде.
— О, — удовлетворенно сказала Джина. Она бы не поверила, что такому, как Уэстон, от меня надо что-то еще.
Я побежала к себе в комнату, чтобы переодеться и собрать вещи. Через минуту я уже была возле Уэстона, торопясь оказаться снаружи. Как только мы оказались в грузовике, я вздохнула свободно.
— Мне жаль, что ты там побывал. Не стоит тебе больше заходить в мой дом.
— Почему нет?
— Там отвратительно. И воняет.
— Там воняло травкой, которой обкурилась твоя мама, — сказал он, забавляясь. Когда я понял, что мне это не нравится, он протянул свою руку к моей. — Эй. Это просто дом, Эрин. Мне не важно, где ты живешь.
— Просто это унизительно, — сказала я, вытирая слезу. — Я не хотела, чтобы ты его видел.
Уэстон припарковался на тротуаре, сжав челюсти.
— Я не хотел расстроить тебя, Эрин, прости. Я думал, что тебе будет удобнее, если я заберу тебя оттуда, чем из «Dairy Queen». Хотел познакомиться с твоей мамой.
— Она не моя мама, — сказала я, смотря в окно.
— Что?
— Ее зовут Джина.
— Тебя удочерили?
— Нет, но… — я посмотрела на него. — Ты когда-нибудь чувствовал, что принадлежишь кому-то?
— Все время, — обессиленно сказал он.
— Я никогда не чувствовала себя ее дочкой. Даже когда была маленькой.
— Может, это потому, что она такая? Она не похожа на маму.
— Да, не похожа.
— Тогда логично, что ты не чувствуешь себя ее дочкой.
Мы не поехали за город, как делали обычно. Вместо этого мы поехали на юг, в район, где жили врачи и адвокаты. Родители Уэстона построили себе большой особняк там, когда мы учились в средней школе. Он подъехал к нему и заехал в гараж.
Когда Уэстон выключил двигатель, я покачала головой.
— Я не пойду туда.
— О, просто выйди из машины, — сказал Уэстон. Он спрыгнул на землю, захлопнул водительскую дверцу, подошел к пассажирской и открыл ее с широкой улыбкой. Когда я не сдвинулась с места, его улыбка пропала. — Не будь ребенком.
Я медленно спустилась вниз и пошла за Уэстоном в дом через гаражную дверь. В доме было темно, но где-то работал телевизор. Тусклый синий свет становился все ярче, когда мы приближались к кухне.
— Уэстон? — крикнул женский голос.
— Я дома, мам! — крикнул он в ответ. Он снял рюкзак с моих плеч и поставил его на стол.
— Уэстон, что ты делаешь? — проговорила я сквозь зубы, становясь с каждой секундой все злее.
Его мать зашла на кухню. Ее мелированные волосы обрамляли ее лицо, подчеркивая удивительные зеленые глаза, которые, было очевидно, передались от нее Уэстону. Она удивленно остановилась, заметив меня, а мне захотелось заползти под прилавок и спрятаться там.