Им нужен был ответ, и Марк полагал, что мог бы соврать, и все они, счастливые, разошлись бы по домам. Но они заслуживали большего, и он всегда говорил им правду.

— На самом деле у меня смешанные чувства к той ночи, — сказал Хитмэн, откручивая крышку у бутылки «Эвиан». — Я мог бы соврать вам, но не буду. Я рад, что вы, парни, выиграли. Счастлив за каждого из вас. Вы заслужили победу, и я рад за вас до глубины души. — Он прижал правую руку к сердцу. — Но в то же время я чертовски зол, что не смог выиграть с вами. Зол, что там был Саваж, а не я. Я мог бы приехать тем вечером и притвориться, что это не имеет значения. Что все прекрасно и просто удивительно, но все вы заметили бы, что это вранье. — Сделав глоток воды, он закрутил крышку. — Всю жизнь Кубок был моей единственной мечтой. Единственным, чего я хотел по-настоящему, но чертова авария лишила меня его. — Марк опустил руку. — Все говорят, что я должен быть благодарен за то, что выжил. Что ж, это не так. Я вообще мало что чувствую. Только злость. — Горящий клубок гнева, от которого Марк не знал, как избавиться. — Мне жаль. Я эгоистичный ублюдок. Мне жаль, если испортил вам настроение. Вы правы. Я должен был быть там с вами, парни, но я просто не смог.

— Спасибо за честность, — Уолкер уселся обратно. — Хотя… не могу сказать, что понимаю. Ты больше всех присутствующих в этой комнате заслужил первым взять в руки Кубок. То, что ты не играл в плей-офф, ничего не меняет.

— Точно, — согласился Сэм.

Марк взглянул на Леклера.

— То, что меня там не было, не значит, что я не видел игру. Я смотрел ее прямо здесь. — Он указал на кушетку. — И тот штраф, который ты заработал во втором периоде, был глупостью и мог стоить команде победы. И вместо того чтобы веселиться и лить пиво из Кубка на баб в бикини, ты бы выплакал все глаза, как девчонка.

— Саваж тоже отправился на скамейку штрафников.

— Саважа ударили сзади. Тебя — нет. Когда ты уяснишь, что ты не силовой игрок? Это работа Андре.

Сэм усмехнулся.

Даниэль засмеялся.

Влад качнулся назад на пятках и улыбнулся.

— Что? — спросил Марк. — Что тут такого смешного?

— Ты сейчас был похож на прежнего себя, — ответил Уолкер.

Он никогда не будет прежним. Если даже он забывал об этом, боль в бедре и ноге была постоянным напоминанием.

— Тебе нужно поговорить с кем-нибудь о тренерской работе, — посоветовал Даниэль. — Тогда, на пресс-конференции, Дарби сказал, что в команде «Чинуков» для тебя всегда найдется место.

— Думаю, он пудрил всем мозги. — Мысль о том, чтобы приехать на работу в «Кей Арену», заставила внутренности Марка сжаться и перевернуться от разгоревшейся злости.

— Я в это не верю, — сказал Уолкер. — Тебе нужно все обдумать.

Сегодня они пришли сюда за ответом. Но еще они пришли, потому что хотели, чтобы Марк был в порядке. Он мог видеть это в их глазах. И потому что парни, казалось, так сильно хотели поверить в это, он открыл рот и солгал:

— Я подумаю.

Я знаю, что вам нужно.

Он посмотрел на ее маленькое лицо, наполовину скрытое в тени:

— Что?

Она провела маленькой ладонью по его обнаженной груди и поднялась на цыпочки.

— Это, — и поцеловала его в шею. Жаркое влажное прикосновение ее рта к коже отозвалось у него в груди, выбив весь воздух из легких. — Вам нужно это.

Ее теплое дыхание касалось его горла, и он содрогнулся: все тело ожило, каждая клеточка и каждое нервное окончание, дарившее удовольствие, стали чувствительными к ее нежным прикосновениям.

— Да.

Подняв руки, он запутался пальцами в светлых волосах с красными прядками. Заставил ее откинуть голову назад и смотрел в полуприкрытые от желания голубые глаза, наклоняясь к губам. Вниз к сладким, влажным губам. Она была так хороша на вкус — как наслаждение, которое исчезло из его жизни. Как секс. Как жаркий, голодный секс. Тот, что разрывает мужчину на кусочки. Тот, что оставляет его избитым и кровоточащим, и готовым умереть, только чтобы получить больше.

Ее язык скользнул ему в рот, жаркий и жаждущий. Ее поцелуи были долгими, голодными, а руки блуждали по его телу. Пальцы ее запутались в коротких волосках на его груди, трогая и заставляя огненные дорожки разбегаться по всей коже.

Подняв голову, он посмотрел ей в лицо, на ее губы, припухшие и влажные, в ее глаза, сверкающие желанием. Сделав шаг назад, она стянула платье через голову. И оказалась обнаженной, если не считать белых трусиков.

Ему не нужно было утруждаться проверкой своего отклика. Все просто. Он пришел в то дикое примитивное состояние, бьющееся у него в груди и паху, и подтолкнул ее на кушетку. Трусики исчезли вслед за одеждой, и он опустился на нежное теплое тело.

— Да, — прошептала она, когда он чуть отстранился и вошел в нее, и, выгнув спину, улыбнулась. — Вот что вам нужно.

Глаза Марка распахнулись, и он уставился в темный потолок. Крутились черные лопасти вентилятора, заставляя воздух овевать лицо Марка, у которого сердце грохотало в груди, а в паху болело. Желание, резкое и тупое, отзывалось тянущей болью в яичках, и Марк скользнул руками под простыни, просто чтобы удостовериться, что это ему не приснилось. Он положил ладонь на боксеры поверх впечатляющего стояка. Втянул сквозь зубы воздух от удовольствия и боли. Напряженный член согрел ладонь сквозь тонкий хлопок нижнего белья. Марк обхватил длинный напряженный ствол. Из-за эротического сна о маленькой ассистентке он был твердым как стальная дубинка. Хитмэн не понимал, должен ли обеспокоиться или испугаться, или же упасть на колени у кровати и вознести хвалу Господу.

***

Открыв глаза, Челси вздрогнула: утренний свет как ножом ударил по роговице. Голову словно обручем сжимало болью, а во рту был такой вкус, будто Челси жевала носки. Она посмотрела на лицо сестры, лежавшей рядом, как будто они снова стали детьми. Что-то случилось? Где они были прошлой ночью?

— О, Боже, — застонала Челси. Перед ее ноющими глазами мелькнуло караоке в «Закусочной Оззи», мучительное воспоминание о том, как они с Бо орали что есть сил песни — «Как девственница» и «Я слишком сексуальна». На всей планете был только один человек, который обладал голосом худшим, чем Челси. Бо. Бо была намного-намного хуже, и то, что толпа у Оззи не выкинула их вон, потрясло Челси.

Сев, она подождала, пока пульсация в голове превратится в тупую боль, прежде чем свесить ноги с кровати и с полузакрытыми глазами пройти в ванную. Виниловый пол казался слишком холодным. Подставив рот под кран, Челси включила холодную воду и принялась пить как верблюд, затем выпрямилась и посмотрела на себя в зеркало. Черные тени вокруг глаз, волосы сбились на одну сторону. Она выглядела так же, как и чувствовала себя, и взяла упаковку «тайленола». Проглотила три капсулы и побрела обратно в спальню.

— Доброе утро, солнышко.

Челси остановилась и уставилась на полуодетого мужчину, стоявшего в дверях кухни:

— Что ты делаешь?

— Завтракаю, — ответил Джулс, выливая молоко в чашку с хлопьями.

— А почему ты завтракаешь здесь?

— Не удивлен, что ты не помнишь. Прошлой ночью мне позвонила Бо, и я встретился с вами. Я был единственным, кто оказался в состоянии вести машину.

Челси вернулась, схватила махровый халат, висевший на двери в ванной, и прошаркала мимо Джулса. К ней начали возвращаться маленькие кусочки воспоминаний.

— Почему ты все еще здесь? — спросила она, завязывая мягкий пояс на талии.

— Поскольку я живу в Кенте, а было два часа ночи, ты и твоя сестра велели мне рухнуть в комнате Бо.

Открыв ящик стола, он взял ложку.

Как плохо, что Челси мучилась похмельем, а ее глаза болели, потому что она не могла в полной мере оценить мускулистую грудь и каждую мышцу на шести кубиках пресса Джулса. Челси ткнула пальцем в сторону его узких кожаных штанов: