Челси, раздвинув тяжелые занавески, смотрела, как Дерек поднял одно колено, потом другое. Он маршировал к концу дорожки, раскинув руки. Когда он попытался повернуться, то упал на свой тощий зад.

— Не опускай голову, — крикнул Марк.

Отряхнувшись, Дерек прошагал обратно. Он напомнил Челси Руперта Гринта в первом фильме про Гарри Поттера. Только еще более чокнутого.

Марк встретил мальчика в центре дорожки и вручил ему наполовину пустую бутылку «Гаторейда». Челси не могла слышать, что сказал Бресслер, только звук его низкого голоса. Дерек кивнул и выпил.

Взяв бутылку, Марк поставил ее в тень крыльца.

— Два маленьких. Один большой, — крикнул он, и Дерек начал подпрыгивать на месте. И тут же упал.

Отпустив занавеску, Челси вышла из кабинета и, оказавшись на улице, встала рядом с Марком.

— Я думала, он покажет вам несколько остановок и поедет домой. Зачем вы заставляете его делать шаги и прыгать вверх-вниз?

— Этот ребенок должен научиться держать равновесие. — Марк указал кончиком трости на мальчика и крикнул: — Теперь поменяй. Маленький прыжок. Большой прыжок. Маленький прыжок. Большой прыжок. Согни колени, Дерек.

— Кто вы? Мистер Мияги? — Она подняла руки вверх перед грудью ладонями наружу. — Вытяни. Сожми. Согни колени, Дерек-сан.

Бресслер усмехнулся:

— Что-то вроде того.

Он вышел на середину дорожки. Легкая хромота была контрастом его плавным движениям, а трость — продолжением руки. Скрестив руки на груди, Челси села на крыльцо. Марк показал на дорожку и сказал что-то про отталкивание и скольжение. Падения и подъемы.

— Задействуй бедра. Голову вверх, — крикнул Бресслер Дереку. Примерно через пятнадцать минут отталкиваний и скольжения парнишка явно задыхался. Его щеки стали ярко-красными, одно колено было ободрано, и Челси почти сочувствовала ему. Почти, но маленький врун заставил ее произвести плохое впечатление на Марка. Дерек свалился на крыльцо рядом с Челси и взял свой «Гаторейд».

— Я делаю успехи, — сказал он, прежде чем поднять и осушить бутылку. Челси не была экспертом, но даже ей было видно, что парню предстоит еще долгий путь, прежде чем он приблизится к «делаю успехи».

Мальчик посмотрел на Марка глазами, полными усталости и преклонения:

— Может, я мог бы вернуться и еще потренироваться?

Ну да. Как будто Марк хотел, чтобы поблизости слонялся ребенок. Бресслеру вообще не нравилось, когда кто-нибудь слонялся поблизости.

И, как будто он вдруг почувствовал головную боль, его лоб пересекла морщина.

— Спроси у Челси, когда я свободен на следующей неделе.

Челси была потрясена:

— Вы свободны в среду и пятницу.

Дерек поставил бутылку и расшнуровал коньки:

— По средам у меня репетиции оркестра.

Ну конечно. Наверное, он играл на тубе. Большинство тощих оркестрантов, которых встречала Челси, играло на тубе. Подобно тому, как все низкорослые парни, которых она знала, водили грузовики.

— Как насчет вторника и четверга? — Марк нанес встречный удар.

— В эти дни утром ваш дом будут осматривать.

— Я могу прийти после обеда, — сказал Дерек, завязывая шнурки на ботинках. Он встал и засунул коньки в рюкзак, который спрятал рядом с крыльцом, застегнул «молнию» и просунул тощие руки в лямки.

— Пусть твоя мама позвонит мне, — Марк положил правую руку на взмокшую от пота голову мальчика. — Когда доберешься до дома, пей побольше воды и отдыхай.

— Хорошо, тренер.

Челси прикусила губу. Под неприветливой, сварливой, резкой, завернутой-в-носорожью-шкуру наружностью Марк оказался милашкой.

Челси встала, когда Дерек направился к гаражу, где оставил свой велосипед.

— Может, нужно подвезти его?

— Черт, нет, — усмехнулся Марк. — Нужно, чтобы он накачал ноги. Дерек слабый как девчонка. Езда на велосипеде будет ему полезна. — Он повернулся, чтобы посмотреть на Челси, на ее двухцветные волосы и дикой расцветки платье. У него была ассистентка, которая доставляла больше сложностей, чем стоила, а теперь еще тощий, одержимый хоккеем, слабый ребенок, который будет приходить дважды в неделю. Какого черта все так вышло? — Уже почти пять.

— Я как раз собиралась уходить. Вам что-нибудь нужно, прежде чем я уйду?

Вот опять. Спрашивает, что ему нужно.

— Ничего. — Он направился обратно по дорожке, когда Дерек уехал.

— Тогда увидимся в понедельник, — крикнула Челси вслед своему работодателю.

Он поднял руку и пошел к гаражу. Набрал код на панели, и дверь медленно поднялась. Если уж взялся помогать ребенку, то нужно найти тренерский свисток. Поднырнув под дверь, Марк прошел мимо машины. На этой неделе он не принимал так много таблеток. Сила возвращалась к его правой руке, и он был уверен, что скоро сможет снова водить. Включив свет, Марк направился к полкам у задней стены.

В последний раз, когда он видел свисток и секундомер, то засунул их в свою спортивную сумку. Взгляд Марка остановился на синей сумке со снаряжением, и он задохнулся, будто его ударили в грудь.

Сумка была старой и истертой и пролетела по воздуху тысячи миль. Марку не нужно было заглядывать внутрь, чтобы узнать, что там лежат его коньки и защита. Шлем и свитер. Хоккейные шорты и носки тоже были в сумке. Может быть, даже ракушка.

Когда в больнице к нему пришло руководство, чтобы сообщить, что парни хотят сохранить его вещи в раздевалке, Марк велел упаковать их и отправить к нему домой. У парней и так было о чем подумать, кроме него. Им не нужно было ежедневное напоминание, а он не хотел однажды войти в раздевалку, чтобы упаковать все это самому.

Рядом с сумкой с обмундированием лежала его длинная сумка для клюшек. И Марку не нужно было смотреть на клюшки «Шер-Вуд», чтобы вспомнить, что каждый крюк был изготовлен специально для него, с глубиной изгиба в полдюйма и углом наклона шесть градусов. Рукоять обвивает белая лента, карамельные трости бегут вниз по черному древку, крюк обмотан по всей длине. В этих двух сумках была старая жизнь Хитмэна. Все, чем он был и чем всегда хотел быть. Все, что осталось после девятнадцати лет в НХЛ, находилось в этих сумках. Это и еще поклонение восьмилетнего мальчика с тощими ногами и слабыми лодыжками.

Марк сказал Дереку, что будет тренировать его дважды в неделю, а сам точно не знал, как все это будет проходить. Вот только что он думал о том, чтобы зайти внутрь с этой жары, и вдруг говорит парнишке попросить Челси посмотреть, в какие дни лучше всего встречаться. Он даже не думал о том, чтобы тренировать Дерека, но этот ребенок смотрел на него так, как когда-то сам Марк глядел на таких парней, как Фил Эспозито и Бобби Халл. Взгляд Дерека сокрушил Хитмэна быстрее, чем преднамеренный удар в пах. Марк Бресслер был идиотом. Это все объясняло.

Конечно, другое объяснение состояло в том, что у него в жизни было не так уж много событий. Он взял спортивную сумку поменьше с одной из верхних полок. У него не было ни работы, ни семьи. Ему тридцать восемь, разведен, детей нет. Бабушка и отец живут в нескольких штатах отсюда. У них своя жизнь, а Марк видит их примерно раз в год.

Все, что у него есть, — это слишком большой дом, «мерседес», который Бресслер все еще не может водить, и ассистентка, которая сводит его с ума. Самым безумным в этом было то, что Челси по необъяснимым причинам начинала ему нравиться. Она была остра на язык и внешне не в его вкусе. Он был, по крайней мере, на фут выше ее и, должно быть, весил больше на сотню фунтов. А главное правило было таково, что Марка привлекали женщины, которым он нравился, а не которые смотрели на него, будто он был кретином. Хотя Бресслер полагал, что не может винить ее за это. Он и был кретином, что, на удивление, обеспокоило его сильнее, чем обычно.

Марк расстегнул сумку и обнаружил внутри свисток, секундомер и кепку, которую ему подарили дети в прошлогоднем хоккейном лагере, с вышитой на ней надписью «Тренер № 1».

Он взял с полки несколько детских клюшек и оранжевые конусы. У Дерека Уайта не было задатков от природы, чтобы заниматься профессиональным хоккеем. Он просто не был спортсменом, но ведь есть очень много парней, которые любят игру и соревнуются в пивных лигах. Парней, в которых есть страсть и которые все еще могут развлекаться. Марк не мог вспомнить, когда в последний раз он зашнуровывал коньки с единственной целью — хорошо провести время.