Что бы это ни значило.

2: Джейми стал моим другом только потому, что мой брат Питер попросил его это сделать. Питер переживал за меня, когда уехал в колледж – а, возможно, он на самом деле переживал за мою маму. Как бы то ни было, Питер хотел, чтобы кто-нибудь «присматривал» за мной. Что Джейми и делал.

А потом... было несколько поцелуев.

Но он не мой парень. Я думаю, его записка довольно ясно это объясняет.

Кем тогда считать парня, который расстался с кем-то другим и пригласил тебя на выпускной? Который целый год наблюдал за тобой? С которым у тебя был лучший первый поцелуй за всю историю поцелуев?

Я могу видеть каждую секунду того поцелуя, как будто я смотрю кино. Это случилось на парковке во время встречи выпускников. Он был на дискотеке с Региной. А я была с Робертом. Но, тем не менее, каким-то образом мы с Джейми, в конце концов, оказались в одной машине. И тогда он меня поцеловал. Этот старшеклассник, в которого я влюбилась с первого взгляда, увидев его играющим в хоккей, когда я училась в седьмом классе.

Это было невероятно.

Это было единственным хорошим событием с тех пор, как мой папа погиб прямо перед началом моей учебы в Юнион Хай.

Я скучаю по Джейми. Я скучала по нему все лето, несмотря на то, что старалась не делать этого. Какой смысл скучать по тому, кто явно говорит, что он тебе не подходит?

– В этом году? – говорит Кристин Трейси с немного маньяческим видом, словно ее привычный мир рухнет, если она не уговорит Трейси. – Мы хотим, чтобы ты стала нашим хореографом! Разве это не классно? То есть, смотри, прошлый год был провальным. Но в этом году мы собираемся танцевать по–настоящему, с самыми горячими движениями.

Кристин говорит так, будто хореография – это новое понятие для чирлидерской команды.

– Я вам не нужна, – говорит Трейси. – Не похоже, что мы – команда для соревнований. Даже с хореографом мы по–прежнему будем скакать в некачественной синтетике»

Кристин хмурится – похоже, ее серьезно оскорбила мысль о том, что чирлидеры всего лишь «скачут».

– В чем проблема, Трейс? В том, что Лена с Мэттом? Они же просто спят друг с другом. Не похоже, что она его «девушка с большой буквы Д. – Говоря это, Кристин рисует помпонами в воздухе маленькие кавычки, а мне хочется схватить их и выбросить в бассейн.

Интересно, на самом ли деле я дернулась, чтобы сделать это, потому что Трейси бросила на меня быстрый взгляд. Трейси много разговаривала со мной о моей анти–чирлидерской позиции, напоминала, что не все чирлидеры похожи на Регину, приводя в пример себя и группу других милых и умных девочек из прошлогодней команды. Хоть я и поняла ее точку зрения, мне все еще не удалось расстаться с идеей о том, что в целом, чирлидеры – отстой.

Я признаю, что такая точка зрения может демонстрировать недостатки моего характера, и я согласна с этим.

Кристин говорит наигранным льстивым голосом:

– Трейс, поговорим наедине секундочку, хорошо? Служебные дела, – гавкает она на меня и берет Трейси под руку. Трейси смотрит на меня и демонстративно закатывает глаза, Кристин тянет ее к террасе, и «конский хвост» из ее густых светлых волос решительно покачивается. Моя рука машинально устремляется к моим волосам, которые делают то же, что и всегда – бессильно свисают на плечи, прямые, редкие и мышино–коричневые.

Я достаю подержанный iPhone, который отдал мне Питер перед отъездом в Тафтс, хоть и знаю, что у меня нет новых сообщений. Единственный человек, который когда–либо звонил мне или присылал смс на этот телефон – Трейси. И мама, конечно же. Но если и есть нечто, что я узнала о таких телефонах – это то, что они помогают выглядеть занятым, когда тебе абсолютно нечего делать.

Обычно, если я пытаюсь казаться занятой, я открываю приложение со словарем и готовлюсь к предварительным экзаменам, до которых осталось шесть недель. В этом году будут лишь пробные экзамены, но я должна круто разделаться с ними, чтобы показать маме, что способна получить стипендию и отправиться в колледж. Даже если она никогда не увидит страховое возмещение, которое обещала папина компания, однако почему–то так и не удосужилась выплатить. Но мысль о том, что меня застукают на вечеринке за подготовкой к экзаменам, несколько ужасает, поэтому я открываю «Фото» и продолжаю свой проект – удаляю все изображения, которые Питер оставил в телефоне, отдав его мне.

Сначала я была недовольна тем, что мама настаивала, чтобы Питер отдал мне свой старый iPhone – который выглядит так, словно им не раз играли в футбол – вместо того, чтобы разрешить мне купить новый на мои собственные деньги. Но когда я впервые подключила телефон к ноутбуку, и компьютер спросил, хочу ли я удалить с него все данные, я поняла, что в телефоне Питера содержатся все виды информации о его жизни. А он перестал делиться ею со мной с той минуты, когда ступил на территорию колледжа и завел девушку.

На его телефоне более 800 фотографий, и мой план – просмотреть все до единой, прежде чем я освобожу место для своих. Надеюсь, это даст мне представление о том, как у него плохи дела. На данный момент я узнала, что он курит и много пьет, и фотографирует, как его друзья курят и много пьют. Полагаю, сюрпризов тут нет.

Я пролистываю десять фотографий друзей Питера, которые гораздо лучше проводят время на вечеринке, чем я сейчас. Затем поднимаю взгляд, вижу людей, которые общаются с другими человеческими существами, чувствую себя дебилом и решаю найти что–нибудь выпить.

Я проталкиваюсь через стайку девятиклассниц, собравшихся вместе в целях безопасности, пока плавательные гиганты кружат вокруг них как акулы, и нахожу дорогу к ведру со льдом, наполненному всеми сортами напитков, которые мне еще не разрешается употреблять, и газировкой. Мне требуется целая минута, чтобы отыскать диетическую колу, зарытую подо льдом. Когда я ее наконец вытаскиваю, я почти не чувствую свою руку.

– Может, лучше возьмешь Red Bull и водку, Роуз?

Мне понадобилась пара секунд, чтобы узнать Роберта – возможно, потому что у него более счастливый вид, чем я привыкла видеть за четыре года. А может, и потому что он отрастил волосы и выглядит как–то... круче. Или причина в том, что он обнимает одну из самых хорошеньких девушек, которых я когда–либо видела, и она улыбается. Ему. Как будто он бог.

– Холли, это Роуз Царелли. Роуз, знакомься – это Холли Тэйлор. Она недавно переехала из Лос-Анджелеса. – Я прекращаю разглядывать красивую новую девочку, заметив у Роберта еще пару особенностей: он назвал меня Роуз, а не Рози – а он звал меня так со дня нашей первой встречи в шестом классе, – и он потягивает свой напиток так, словно находится на приеме в роскошном загородном клубе, а не на пивной вечеринке на заднем дворе.

Когда я уже не могу больше тянуть время, я обращаю внимание на Холли. Можно подумать, я не понимаю, что не стоит обмениваться рукопожатиями на вечеринке старшеклассников, но меня немного пугает количество красоты передо мной, и поэтому я протягиваю руку как неуклюжий ботан. Холли грациозно делает то же самое и даже не вздрагивает, когда моя рука – ледяная и мокрая после моей арктической экспедиции за диетической колой – прикасается к ее.

Она не только хорошенькая, но и благородная. Неудивительно, что Роберт ходит с такой идиотской ухмылкой.

– Привет! – говорит она. Ее зубы шокирующего, ослепительного белого цвета, и это сразу же вызывает у меня ощущение, что в моих зубах застрял шпинат. – Я новенькая в Юнион. Мой папа преподает драматическое искусство в Йельском университете.

У меня в голове немедленно возникает ответ: «А я не новенькая в Юнион. Моего папу разорвало на куски в Ираке». Это сопровождается картинками в стиле фильмов ужасов, которые я теперь не могу выбросить из головы.

– Привет, – даже слишком жизнерадостно говорю я, пытаясь прогнать из головы кровавую бойню. Я знаю, что должна рассказать Холли какую-то интересную информацию о себе, но я не уверена, что именно это может быть.