— Свитер, а почему ты никогда не задаешь мне вопросы обо мне?

Я снова в тупике. Мне никогда не приходило в голову, что Энджело хотел бы поговорить со мной о себе. Но теперь, когда я думаю об этом, это выглядит подозрительно похожим на неубедительный способ оправдать свой невероятный эгоцентризм.

— Ээм, не знаю, Энджело. Что ты имеешь в виду?

— Ну, типа, мы сидим тут за столом, только ты и я, почти каждый день, не считая выходных и дней, когда я прогуливаю, но, типа, я всегда начинаю говорить о… ну, о чем угодно. Ты никогда не задаешь мне вопросы, как я тебе задаю. Ты боишься?

— Боюсь? Боюсь, что ты меня обидишь или что-то в этом роде?

— Нет, типа того, что боишься, как бы твои дружки тебя не бросили, если подумают, что мы с тобой дружим, — говорит он, делая глоток из бумажного пакета с молоком. По какой-то причине он открыл его со всех четырех углов, и когда он пил, молоко вылилось на его футболку. И тогда я заметила то, что абсолютно потрясло меня и изменило все, что я когда-либо думала об Энджело.

Уж кто-то, но не Энджело, мог носить футболку с Неко Кейс.

Я видела Энджело в футболках с «Нирваной» и «Металликой» — я думала, что он металло-гранжевый парень, который застрял в днях славы Ларса Ульриха и Курта Кобейна. Но это… это слишком. Неко Кейс — богиня, и я не ожидала, что кто-то в этой дурацкой школе — хотя бы один человек — имеет представление о том, кто она, не говоря уж о ношении футболок с ее именем.

— Это… футболка с Неко Кейс?

Он посмотрел вниз, на футболку, а потом снова на меня.

— Да. Тут так и написано. Н-Е-К-О.

— Это твоя?

— Ну, она же на мне, чья же еще?

— Да, но я имею в виду, может, кто-то просто случайно дал ее тебе или она на самом деле твоя?

— Я купил ее на концерте, — говорит он, как будто это не имеет значения.

— Ты видел Неко Кейс в жизни? — я практически визжу.

— Свитер, в чем дело? Ты фанатка Неко?

— Я ее обожаю. Она… она… просто я удивлена, потому что не думала, что ты… что она… что ты слушаешь такую музыку.

— Ты думаешь, что я слишком тупой, чтобы слушать умную певицу, вроде нее?

— Нет! Совсем нет. Но я видела тебя только в футболках с группами, в которых уже умерли солисты, или с теми, кто уже не дает концерты.

— «Металлика» еще дает концерты!

— Разве?

— Свитер, «Металлика» — одна из величайших групп, которые когда-либо существовали. Они никогда не развалятся. Никогда. Ты смотрела «Some Kind of Monster»?

— Что это?

— О, черт. Ты должна посмотреть этот фильм. Он старый, но ты можешь его скачать. Он, типа, о психологии того, как быть в «Металлике», и как их чуть не убило, когда они создавали это дерьмо вместе, поняла?

Я едва могу поверить своим ушам.

— Ты музыкант, Энджело?

Он слегка усмехается и делает последний глоток из картонного пакета с молоком.

— Не знаю, можно ли меня так назвать, но я немного играю на гитаре. — Он встает и начинает изображать игру на гитаре прямо в кафетерии, и никто даже глазом не моргнет. У меня возникает странное озарение, что Энджело, со своими длинными волосами и машинной смазкой под ногтями, невидим для большей части учеников в старшей школе.

— Ты в группе?

— Да. Мы называемся «На хрен это дерьмо», поэтому нас не часто куда-то приглашают, но мы очень даже хорошо играем. Мы собираемся поехать на гастроли после выпуска.

— Это потрясающе.

— Ты многого обо мне не знаешь, Свитер. Я могу быть довольно крутым, неплохим парнем.

— Я знаю.

— Ты думаешь, я неплохой?

— Ну, да, ты всегда неплохо ко мне относился.

— Кроме того случая, когда ты из-за меня заплакала.

Я краснею, думая о том дне, когда Энджело захотел узнать, делаем ли мы «это» с Джейми. Это было тогда, когда я хотела видеть Джейми регулярно. Благодаря террористической кампании Регины, я опять его избегаю. И он тоже не делает попыток со мной заговорить. Не то, чтобы я должна от него их ждать. И непохоже, что мы… Я даже не могу закончить эту мысль.

— Ты не собирался заставлять меня плакать. Я не знаю, что случилось в тот день. Я просто засмущалась или что-то в этом роде.

Он заговорщически наклоняется ко мне.

— Я знаю, что вы с Джейми целовались. Он мне рассказал.

Оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет шпионов Регины. У Сьюзен и Лены должен быть первый урок самоподготовки, хотя они вряд ли на него ходят. Никогда не понимала, как люди могут так запросто прогуливать, оставаясь безнаказанными. Моя карма работает в другом направлении. Мне всегда приходится играть по правилам или же я попадаюсь. Практически моментально. Поэтому-то я и удивлена, что Регина еще не знает, что я целовалась с Джейми. Если она так бесится из-за того, что видела, как он дважды за мной шел, интересно, какой бы стала моя жизнь, если бы она знала, что на самом деле случилось.

Наклоняюсь через стол и шепчу:

— Энджело, мы не должны об этом говорить. Я имею в виду, ты знаешь, что Регина — это ужас, и…

— И у тебя есть парень?

— Роберт — не мой парень. Он просто был моей парой на встрече выпускников. На этом все.

— Джейми так не думает, — говорит Энджело, разрывая на кусочки пакет из-под молока и кидая их на стол, делая небольшую горку из мокрого мягкого картона.

Почему Джейми думает, что я обманула его насчет Роберта?

Или, возможно, еще более важный вопрос — почему Джейми рассказывает Энджело обо мне? Может ли такое быть, что он искренне, по-настоящему, заинтересован во мне? Как это может быть? Мы как будто с разных планет. Роберт, как любит мне напоминать Трейси, из нашей компании друзей и гораздо больше подходит для меня в качестве парня, чем Джейми.

Но что все это значит? Что значит «подходит»? Если тебе кто-то нравится, и ты ему тоже нравишься, разве ты не можешь с ним встречаться?

Когда бы я ни говорила это Трейси, она всегда заводила одну и ту же песню под названием «Рози и ее розовые очки».

— Тебе Джейми это сказал?

— Джейми думает, что парень — твой бойфренд. Хочешь, чтобы я это исправил?

Словно по сигналу, появляется Трейси в своей черно-золотой чирлидерской форме, с охапкой красной гвоздики в руках. Чирлидеры устроили распродажу цветов к Дню святого Валентина, чтобы показаться высокоморальными в свете сканадала с YouTube и чтобы заработать денег на новые наряды, которые настолько далеки от морали, что должны быть признаны незаконными. Она показывала мне их в Интернете, и я собиралась сделать вид, будто думаю, что они хорошо смотрятся. Но они оказались настолько маленькими, что я едва смогла их разглядеть, не говоря уж о том, чтобы понять, хорошо они смотрятся или нет. Трейси сказала, что хватит мне быть такой скромницей. Я ответила на это речью о том, что женщину должны ценить за нечто большее, чем умение скакать в спандексе, но она лишь сказала, что эпоха феминизма прошла, и продолжила показывать мне вульгарные костюмы, которые, она знает, школа никогда не позволит им купить.

— Доставка цветов для тебя, — нараспев говорит она. Она протягивает мне гвоздику с прикрепленной открыткой и встает рядом, ожидая, что я прочитаю открытку, хотя мы обе знаем, что это от Роберта.

— Спасибо, Трейс.

— Ну, открывай!

— Все нормально. Я еще немного подожду.

— Эй, Трейс, у тебя и для меня такая штука есть?

Трейси выглядит изумленной от того, что Энджело обратился к ней по имени. И она называет меня снобом?

— Сейчас проверю, — говорит она, глядя на него так, словно он был чем-то, прилипшим к ее обуви. А затем происходит нечто странное. Ее лицо сияет, она хихикает и объявляет: — На самом деле, «Энджело Мартинез, первый урок самоподготовки», у меня есть такая штука для тебя. — Она протягивает цветок Энджело с широкой улыбкой, как будто то, что кто-то отправил ему цветы, вызвал огромные метаморфозы, и Энджело — больше не тот парень с грязью под ногтями. Он кивает и принимает цветок, словно он ждал его.

Похоже, что Энджело все-таки не совсем невидим для учеников, как я подумала.