— Я думаю, что вы слишком молоды, — снова говорит мама, но её голос определенно стал мягче. Я чувствую, как её стена ослабевает. Элла тоже облокачивается на кухонный стол, и Бет подсаживается за стол к маме, поджав правую ногу под себя. Они понимают.

— Мы достаточно взрослые, чтобы обслуживать столы, — осторожно говорю я.

— Чтобы водить, — добавляет Элла неторопливо.

— И чтобы летать на самолете, по крайней мере, как студенческая листовка, — шутит Бет. Мы все смотрим на неё, она растерялась. — Что? — говорит она, смеясь. — Это выглядит забавно.

— Я думаю, что мы пытаемся объяснить, что мы уже выросли, мам, — говорю я, глядя прямо в её карие глаза, которые, я всегда чувствовала, были унаследованы, несмотря на существующую, сделанную из кого-то ещё ДНК. — Мы больше не маленькие девочки.

Мои слова висят в воздухе до того момента, как мама вдыхает их в себя. Она встает и движется с несколькими тарелками к раковине, не разговаривая, пока делает это. Напряжение в комнате растет, но я делаю лучшее, что могу, — остаюсь невозмутимой, я знаю, это поможет Бетси также остаться спокойной.

Наконец мама говорит:

— Есть несколько условий, которые не обсуждаются, — говорит она медленно. Я не хочу, чтобы она вернулась к «нет», но Элла бросается к ней и обнимает за плечи. Мама на мгновение обнимает её в ответ, затем аккуратно высвобождается из её объятий. — Я ещё не согласилась, — продолжает она.

— Дай ей сказать, — говорю я Элле; она кивает.

— Какие условия? — спрашивает Бетси, склоняясь ниже стула и беря замороженную вафлю с сервировочного блюда.

— Ну, — говорит мама, как будто она создает правила на лету. — Ожерелье надо носить всегда, как обычно.

Мы соглашаемся, ведь это само собой разумеющееся.

— У вас будет комендантский час в десять и…

— Ох, мам? — перебиваю я. — Это слишком рано, тебе так не кажется?

— Восьмиклассники отсутствуют дольше, — говорит Бет.

— Серьёзно, — добавляет Элла, которая действительно выглядит серьезной.

— Отлично, — говорит мама. — В одиннадцать.

Я кусаю щеки, чтобы не улыбаться, как если бы меня попросили появиться на танцевальном реалити-шоу.

Но потом глаза мамы затуманиваются.

— Я не уверена, что с этим делать… — Её слова сходят на нет, и она крутит лицо так, как она делает, когда что-то решает. Я хочу спросить, что она имеет в виду, но боюсь сказать что-либо. — Все думают, что есть только одна Элизабет, поэтому очевидно, что вы можете встречаться только с одним мальчиком. Я не уверена, что знаю, как сделать это по справедливости.

— Соломинки? — предлагает Бетси. — Как и наши комнаты?

— Это немного более важно, чем распределение спален, — говорит мама нахмурившись. — Я не знаю. Возможно, это всё слишком сложно. Возможно, вы подождёте другого…

— Ты выберешь парня, — выпаливает Бетси. Элла и я смотрим на нее, широко раскрыв глаза от удивления.

— Ты не серьёзно, — говорю я ей.

— На самом деле, это отличная идея, — говорит мама. — Важно, с кем вы будете встречаться. Мы же не хотим быть связанными с тем, кто может привлечь внимание к нашей ситуации. Я думаю, что предложение Бетси великолепно.

— Но как это будет работать? — говорит Элла. Она выглядит больной, так же как я себя чувствую. Секреты или нет, это выглядит неправильно, не такое свидание я хочу.

— Хм… я думаю, что каждая из вас может выбрать мальчика и немного рассказать мне о нём, а потом, через день или два, я решу, — говорит она, улыбаясь, как будто это самая естественная вещь в мире. — Справедливо?

Вовсе нет.

Никто не отвечает, так что мама продолжает:

— Дайте мне знать, когда вы все выясните, кого вы хотели бы представить.

— Дэвид Ченслер, — выпаливает Элла.

Мама подавляет смех.

— Ну, тогда, — говорит она, идя назад к столу и хватая карандаш, который она, вероятно, использовала для разгадывания кроссворда. Она записывает имя Дэвида на углу газеты.

— Лиззи? — спрашивает она, глядя на меня.

— Шон Келли, — говорю и, несмотря на нелепость ситуации, я улыбаюсь просто от звука его имени. Она сужает глаза и улыбается немножко, слишком мало, затем пишет. Когда заканчивает, она смотрит на Бетси.

— А ты?

Бетси мотает головой.

— Я пас, — говорит она с довольной ухмылкой на лице. — Лучше шансы для тех, кому действительно кто-то нравится. — Она не отвечает на мой взгляд.

— Иногда я не понимаю вас, — отвечает мама Бетси. Она начинает снова целенаправленно отбирать.

Элла садится, чтобы поесть, но прежде чем я присоединяюсь к ней, я смотрю на Бетси. Я знаю, что все это, в первую очередь от поднятия вопроса о свиданиях до «ты выбираешь», предотвращая маму от желания отбросить идею в целом, все было для меня.

Спасибо, думаю я. Она улыбается, как будто слышит меня.

В воскресенье мама решила, что хочет пойти в книжный магазин со своей дочкой. Так как это происходит днем, я единственная, кто тащится с ней. Обычно я всегда рада покинуть дом, и книжный в числе моих любимых мест. Но мои мысли о Шоне и, честно говоря, все, чего я действительно хочу, так это слушать слащавые песенки и думать о нем.

— Как ты, Лиззи? — спрашивает мама, полностью поглощенная дорогой. Мы выезжаем через ворота в комфортабельном седане, который она купила, когда мы переехали сюда.

— Эта машина пахнет лейкопластырями, — говорю я. — Как всегда.

Мама с весельем смотрит на меня.

— Ты увиливаешь от моего вопроса?

— Я в порядке, — говорю я, глядя в окно. — Ты решила что-нибудь насчёт свиданий?

— Нет ещё, — отвечает она спокойно. — Ты хочешь сказать мне что-нибудь об этом?

Что сказать? «Выбери меня! Выбери меня!»

— Нет.

— Кто такой Шон? — спрашивает она.

— Я только что сказала, что не хочу говорить об этом.

Она наградила меня таким взглядом, что мне пришлось уступить.

— Ладно. Он парень из моей творческой мастерской. — Я поворачиваю голову направо, чтобы скрыть улыбку, да так сильно, что шею начинает колоть изнутри.

— Я вижу, — говорит мама, протягивая руку, чтобы повернуть вниз кондиционер. Ей всегда холодно. — Что ещё?