— Не это случайно ищешь? — спрашивает Шон, протягивая розовый теннисный мяч, со словом «ПОТАНЦУЕШЬ», написанным на нем. Лицо Шона нейтрально для толпы, но глаза кипят. И я понимаю его: мы просто боремся с моей мамой, а теперь он наблюдает, как другой парень зовет меня на танцы перед всей школой.

Я беру мяч и смотрю на Дейва, чья грудь выпятилась, как у петуха. Шон прослеживает направление моих глаз и легонько качает головой, затем продолжает двигаться в сторону своей аудитории. Я хочу последовать за ним, но я застыла. К счастью, звучит предупредительный звонок, так что толпа редеет. Шкафочный помощник Грейсон, Лили, вновь появляется с огромным мусорным мешком, и мы втроем проводим оставшееся время за сбором мячей.

— Спасибо вам за помощь, девчонки, — говорю я, наклоняясь, чтобы схватить последний мячик.

— Это не такое большое дело, — говорит Лили, кивая на мешок. — Куда ты хочешь их деть?

— Оставлю их в спортивном зале. Уверена, они могут пользоваться ими.

— Вероятно, не этим, — говорит Грейсон, вручая мне розовый мячик, на котором написано «С».

«ПОТАНЦУЕШЬ С ДЕЙВОМ?»

Когда звенит последний звонок, я оборачиваюсь туда, где он стоял: он ушел. Он заставил меня, Грейсон и Лили опоздать на урок, но даже не подождал моего ответа. Боже упаси, если он тоже опоздает.

Это была показуха перед толпой, а не для Элизабет Бест.

Не для Эллы.

Не для Бетси.

Не для меня.

— Я думаю, нам стоит порвать с Дейвом, — решительно заявляю я той ночью во время рекламной паузы. Я не разговаривала с Шоном со времени нашей ссоры, и я в угрюмом настроении. Мы едим мороженое в комнате отдыха, и Элла не переставая смотрит через плечо, возможно, потому что мы разговаривали о Петре, и Маме, и Шоне, и других секретах, но это надоедает мне. Все мне надоедает.

— Повтори? — спрашивает Элла, хотя она слышала меня. Ее полная ложка зависает в воздухе.

— Я на все согласна, — говорит Бетси, перегибаясь и съедая мороженое с ложки Эллы.

— Смешно, — говорит Элла, морща лицо в недовольстве.

— Все к этому и шло, — говорит Бести со смешком. — И кроме того, у нас есть вполне обоснованные основания на это.

— Мне все еще не нравится, что ты плюешь на мою ложку.

Я закатываю глаза из-за этих двоих, и шоу начинается; смысл потерян. Ну, или, по крайней мере, мне так кажется. Начинается особенно напряженная сцена, и вдруг Элла хватает пульт и нажимает на паузу.

— Эй! — говорим мы с Бетси в унисон.

— Мы не расстаемся с Дэйвом, — говорит она мне, хмурясь. — Я собираюсь на танцы в старшей школе! А ты, — говорит она, смотря на Бетси, — ререстань говорить всякую ерунду, по типу у нас общие основания. Мы не один и тот же человек! — Бетси смеется, что заставляет Эллу нахмуриться еще больше.

— Я серьезно, — говорит Элла тихо, что тоже делает Бетси серьезной. — У нас могут быть одинаковые ДНК, но нам нравятся разные вещи. Мы не делаем одинаковый выбор. У нас разные мечты. Мы разные люди. Я — это я. Ты — это ты. И Лиззи…

— С другой планеты, — перебивает Бетси, заставляя нас всех смеяться. После Бет берет Эллу за руку. — Я знаю, кто ты. И я люблю тебя за это.

— Я тоже люблю тебя, — говорит Элла. Они обнимаются, и я пользуюсь возможность съесть последний кусочек мороженого в контейнере. Ком в моем горле немного тормозит его.

Позже я звоню Шону по тайному телефону.

— Привет. Я рад, что ты позвонила, — говорит он сразу после первого гудка. Он звучит усталым… и грустным.

— Я разбудила тебя? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит он. — Я был… — Его слова обрываются, и я чувствую, что все, чем он собирался заниматься, когда я позвонила, уже не важно. Важен этот момент. Шон тяжело вздыхает. — Лиззи, мне так жаль. Мне так дерьмово от того, что я наговорил. Не могу поверить, что сделал это. Это не мое дело.

— Нет, твое, — говорю я убедительно. — Оно стало твоим, когда я рассказала тебе. Я думаю, что я… Я просто не знаю, как иногда вести себя, теперь, когда ты все знаешь. Я имею в виду, я знаю, что ты прав.

— Я просто хочу, чтобы у тебя было все, чего ты заслуживаешь: настоящая жизнь, — говорит Шон, и от этого у меня наворачиваются слезы. — Но это так эгоистично. Я говорю о том, что нужно мне. Я хочу, чтобы ты была только моей. Я хочу видеть тебя все время, а не только днем. — Он делает паузу. — Когда тебя нет рядом, мне грустно. Как будто чего-то не хватает. Как будто мне хочется чего-то, чего у меня нет.

— Я чувствую то же самое, — говорю я тихо.

Долгая пауза, и я уверена, что Шон так же смущен, как и я. Он тяжело выдыхает. Нужно столько всего изменить перед тем, как вести себя, как настоящая пара: кажется, что это безвыходная ситуация.

— Я хочу быть единственным, кто унижает тебя в главном коридоре школы, — говорит он.

— Смешно, — я прикусываю губу. — Мне действительно жаль на счет этого.

— Это не твоя вина, — говорит он, но звучит немного натянуто.

— Даже если и так, мне жаль, что ты видел это.

— Мне тоже. — Его голос ровный. — Но я чувствую себя ужасно из-за нашей ссоры. Это был отвратительный день.

— Не весь.

— Нет?

— Мне припоминается хотя бы один спасительный момент.

— О, да? — спрашивает он, его тон смягчается. — Какой?

Я хочу обсудить с ним ситуацию, хочу понять ситуацию вместе. Но столько всего обрушилось на меня, на нас, что я пользуюсь шансом поднять ему настроение.

— Разве ты забыл о поцелуе у закусочной? — спрашиваю я, помня, как спонтанно нагнулась над коробкой передач и поцеловала его. Помня, как он втянул в себя воздух с удивлением, когда мои губы впервые дотронулись до его — это заставило меня задрожать.

— Ммм, — говорит он таким тоном, как будто это снова происходит. Он удовлетворенно вздыхает на этот раз. — Да, ты права. Этот поцелуй у закусочной спас наш день.

— Она пошутила, что мы родственники, — шепчет Бетси за завтраком.

— Почему ты шепчешь? — спрашивает Элла. — Мама пылесосит. Разве не слышишь?

Прислушиваюсь к равномерному реву пылесоса, движущемуся туда и обратно по ковру в одной из спален наверху. Догадываюсь, что в Эллиной.

— А, точно, — говорит Бетси. — Как бы то ни было, я пошутила в ответ, что нас разделили при рождении, и спросила, где она родилась. Надеюсь, что все эти шуточки выльются в серьезную информацию.