Взгляд Питера блуждает по сторонам. Отлично. Он больше не посмотрит на меня. Все равно. Я не поддаюсь искушению поругаться с ним и топаю вниз по лестнице, как бешеный слон. Питер выходит и стоит на крыльце, пока я не сажусь в машину. Я уезжаю, не оглядываясь.
Глава 4
По возвращению в комнату общежития, настроение мое хуже некуда. Я встретила идеального парня и облажалась. Даже не знаю, что я сделала не так. Может быть это из-за того, что я оцарапала его руку? Или упомянула о его мертвой кошке или еще о чем? Я иду по коридору. Все двери распахнуты. Я живу в женском общежитии. Некоторые девчонки уже переоделись в пижамы, другие — все еще в дневной одежде.
Прохожу несколько дверей и машу девчонкам из комнат. Кто-то свистит мне, пока я иду мимо.
— Горячая мамочка! — кричит светловолосая девушка. Я не особо хорошо ее знаю. Наше общение с ней сводится к «привет» и «пока» по пути на занятия. Смотрю на нее, а она двигает бровями, предполагая, что мне что-то перепало.
Ага, да ничего мне не перепало.
Повернув за угол, в конце коридора вижу свою распахнутую дверь. Страх с волнением заполняет мое горло. Я не хочу обсуждать Питера с Милли. Плюс, она, должно быть, просто в бешенстве, что я бросила ее за ужином. Я поступила просто паршиво, но Дасти — о, Боже. Она могла выбрать кого-то еще более неподходящего? Хуже него только седой старый байкер, страдающий фетишем ног. Черт.
Я смотрю на дверь и чувствую, как решение проблемы струится внутри меня. То, что произошло с Питером, лучше забыть. Не хочу говорить об этом. То, что меня отвергли — уже плохо, но сам факт того, что я встретила его и позволила так поступить, а потом еще и была отвергнута — в общем, это еще хуже. Вроде того, что отказ — это такой тренд. Будто регулярных ударов судьбы недостаточно. Я стряхиваю свои волнения и пытаюсь надеть маску. Ничего не случилось.
Сегодня вечером наша комната стала общественным эпицентром этажа. Я захожу внутрь и останавливаюсь около шести девчонок, скрючившихся на полу. Смотрю на Милли с выражением «это-что-за-хрень»?
Она сидит на стуле рядом с общим столом, который встроен в стену. Из-за отсутствия испарины на лбу и всеобщей агонии, я полагаю, что она ждет своей очереди. На полу больше нет места.
— Мы нашли старые кассеты с занятиями по накачке брюшного пресса. Меган сказала, что сделает все упражнения. И мы поспорили, кто сдастся первым.
Я киваю и сажусь на свою кровать, бросив сумочку на тумбочку. Милли наблюдает за мной. Могу сказать, что она хочет поговорить, но пока молчит. Отлично. Я сбрасываю каблуки, хватаю свои шмотки и направляюсь в душ.
Сегодняшний день — просто отстой. Хочу смыть его. Целиком и полностью.
В душе по мне хлещет горячая вода, но как бы долго я тут не стояла, я не могу выкинуть из памяти прикосновения Питера к моему телу. Будто он высек их в моем сознании. Я не знаю, что сделала не так. Я не знаю, занялась бы этой ночью с ним сексом — зайти настолько далеко и так быстро, слишком не похоже на меня — но я даже и не думала, что все закончится так неожиданно.
Я пытаюсь смахнуть возбуждающее и в то же время беспокойное ощущение, которое скручивает меня так сильно, и возвращаюсь обратно в комнату. Прошло около двенадцати минут с тех пор, как я ушла. Шесть девчонок лежат на полу, схватившись за животы.
— О, Боже! Я умираю, — доносится со стороны Эви. Она свернулась клубочком. Ее темные волосы разлились на полу вокруг ее головы, будто пузырек с чернилами.
— Я же говорила, что будет сложно! Я говорила, но никто даже и слушать не стал! — Милли говорит, уперев руки по бокам, тем самым посылая каждой «я-же-вам-говорила».
— Так, — прерываю я, — и кто выиграл?
Милли смотрит с жалостью и трясет руками.
— Тиа продержалась дольше всех. Девять минут.
Тиа поднимает руку в воздух и откидывает большой палец.
Я смеюсь:
— Отлично, Тиа, и поздравляю всех вас. Упражнения просто нереальные. Вдобавок, завтра вы все не сможете разогнуться, как девяностолетние старушки.
Кто-то начал смеяться, но вскоре смех сменился стонами раскаяния.
Милли смотрит на меня со своей кровати. Она сидит, обхватив колени руками.
— Так, и куда же ты пропала на весь вечер? Я думала, что ты захочешь принять участие в этом.
У Милли мягкие светлые локоны. Она собрала их в высокий конский хвост, когда пришла домой; на ней майка и боксеры.
Я пожимаю плечами, показывая, что это не важно, но сжатие моей груди дает понять, что это не так.
— Нигде, правда. Извини, что бросила тебя.
Милли выглядит раздраженной, но потом ее плечи расслабляются, и я уверена, она простила меня.
— Я не должна была заставлять тебя приходить.
Тиа выпаливает:
— Ты что устроила для нее еще одно свидание вслепую? Ты, наверное, хочешь, чтобы тебе надрали задницу, Милли.
Она права. Все знают, что в этом году меня об этом лучше даже не спрашивать.
— Девчонка из Джерси не посмеет надрать мне задницу, — говорит Милли, и корчит рожицу Тие. — У меня иммунитет.
Я смеюсь: — Не после того, что было сегодня. Больше никаких свиданий вслепую. Пожалуйста, сдерживай себя и не своди меня с очередным придурком, ладно? Я могу найти таких и сама, и если найду, ты будешь обеспечивать меня мороженым, пока меня не станет тошнить.
— Мороженое? — говорит Тиа, лежа на полу. Я смотрю на нее как раз в тот момент, когда она пытается встать. Ее лицо корчится от боли. — Тебе что двенадцать? Большие девочки напиваются в хлам после дерьмового свидания.
Я не пью. По крайней мере, сейчас, но никто об этом не знает. Я смеюсь вместе со всеми и соглашаюсь завтра вечером сходить в бар. На следующее утро мне на работу, так что я смогу улизнуть пораньше, не успев напиться, и никто и не вспомнит об этом.
На следующее утро я рано приезжаю на работу. Я ассистент преподавателя, или АП. Работаю на факультете английского языка, с тех пор как выбрала этот предмет профилирующим. Офисы находятся наверху, в стороне от аудиторий. Я и еще несколько студентов, работающих тут, слоняются, не понимая, куда делся весь преподавательский состав, ведь все кабинеты пусты. В это время дня, здесь настоящая суматоха, телефоны звонят, гудят копировальные машины. Преподаватели, как правило, в спешке, торопятся, чтобы успеть к восьмичасовым занятиям, но сегодня не тот день.
Сегодня здесь царит зловещая тишина.
Я прогуливаюсь и возвращаюсь в кабинет Тэдвика. Нет и признака того, что он здесь; нет дымящейся кружки кофе, компьютерный монитор не включен. Должно быть, он опаздывает.
Я кладу сумочку в ящик его стола, чтобы ее никто не украл, и смотрю на фотографии на столе. Тэдвик не так стар для профессора; мужчина, лет сорока пяти с густыми каштановыми волосами и темными глазами. На одной фотографии рядом с ним две малышки, которые смотрят на Тэдвика, будто он лучший в мире папа. Они выглядят счастливыми; как это не похоже на мою семью, не могу даже представить насколько.
Я выхожу из его офиса и присоединяюсь к остальным. Кто-то вспоминает про «правило пяти минут», и мы все смеемся. Я запрыгиваю на пустой студенческий рабочий стол, который находится за пределами офиса Тэдвика. Ассистент-выпускник, или АВ, Маршал, ходит взад вперед, протирая дыру в ковре. Опоздание находится за гранью его понимания. Прибавляя к этому его нервозную личность, он становится похож на сумасшедшего. Все мы в итоге опоздаем, потому что явно что-то не так, а не, потому что эта заминка по его вине. Занятия уже начались. Уже пять минут девятого. Все ассистенты обязаны отметить отсутствующих и разойтись по занятиям, но в главном офисе никого нет. Нет и списка посещаемости. Ничего нет. Все до сих пор закрыто, будто сейчас середина ночи.
Все преподаватели собрались в конференц-зале в конце коридора. Один из студентов, Райн, пытался подслушать, стоя под дверью, но, в конце концов, вернулся, сказав, что ничего не расслышал.