Она пожелала мне удачи, прежде чем ушла на работу, и я пообещал позвонить ей, как только что-нибудь узнаю.

От нервного напряжения мои внутренности сжались в тугой ком, так как над моей спортивной карьерой сгустились грозовые тучи. Я едва ли что-то поел с утра и не мог думать ни о чем другом, когда запрыгивал на смотровой стол в кабинете доктора.

— Как себя чувствуешь? — спросил доктор Эванс, и мне захотелось придушить его за попытку завязать со мной разговор в такой момент.

Не желая разговаривать, я криво улыбнулся и кивнул. Это было глупо и непрофессионально, но если он сейчас же не снимет гипс с моей руки и не скажет результат, я наблюю на его блестящие ботинки.

Он взял какую-то странной формы штуковину и начал разрезать мой гипс. Слой за слоем он осторожно снял гипс. Омерзительный запах ударил мне в нос, и я пробурчал извинения.

— Это ожидаемо, Джек. Никто не может ходить шесть недель, не мыть часть своего тела и при этом пахнуть розами, — объяснил он.

Доктор Эванс определенно не знал мою жену. Готов биться об заклад, она обязательно что-нибудь придумала бы, чтобы справиться с этой проблемой.

Я посмотрел на свою руку, она была сморщенной и бледной из-за долгого пребывания в гипсе. Я подавил желание постучать по ней, чтобы вернуть естественный цвет. На фоне здоровой правой руки, моя левая рука сейчас выглядела больной и слабой.

— Как долго моя рука будет приходить в норму? — спросил я доктора.

— Это тоже нормальное состояние. А сейчас покажи мне свои пальцы. — Он потянулся к моей руке и попросил меня выпрямить пальцы. Они выглядели нездоровыми и не выпрямлялись до конца.

— Замечательно. Теперь сожми их в кулак.

Я сделал то, что он просил, и прижал пальцы к ладони. Каждое движение казалось непривычным. И слабым.

А я не привык быть слабым.

— Все выглядит хорошо. Кости срослись правильно. Еще неделя реабилитации, и в зависимости от ситуации ты сможешь вернуться в игру.

— В зависимости от ситуации? — резко спросил я.

— Нет, нет, — он замахал руками. — Я просто имел в виду, в зависимости от твоего самочувствия, спортивной формы. Каждый выздоравливает по-разному, — сказал доктор Эванс, и я выдохнул.

— Могу я уже сегодня побросать мяч? — спросил я, стремясь вернуться на питчерскую горку как можно скорее.

— Не вижу причин, почему нет. Только аккуратно.

Я быстро набрал текст своей девочке.

«Рука выглядит хорошо. Все срослось правильно. Не терпится проверить её в деле».

Мой телефон пиликнул раньше, чем я успел его убрать.

«Замечательно. Спасибо, что сообщил. Удачи, малыш. Люблю тебя».

Я вошел в клетку для тренировок, расположенную внутри стадиона, и взял в руки мяч. Обхватив его ладонью, я медленно сомкнул пальцы на швах мяча. Я еще не мог держать его так крепко, как раньше, но сейчас меня это не волновало. Полноценное выздоровление наступит со временем. Сердце подскочило к горлу, когда я замахнулся и кинул мяч. Я не пытался сделать подачу, а просто разогревал мышцы.

Я не чувствовал прежней уверенности в броске. Моя хватка была слабой, а пальцам не хватало силы, которая была в них шесть недель назад.

После пробных бросков я вернулся в кабинет доктора, и спросил у него:

— Следует ли мне сначала поделать силовые упражнения? Вернется ли первоначальная сила в мою руку и пальцы?

— Конечно, — сказал он и бросил мне напоминающую мяч губку. — Сожми её. — Я сделал, как он просил. — Хорошо. Пока делай так несколько раз в день, но не переусердствуй. Не больше десяти повторений за раз и не больше пяти подходов в день. Я знаю, этого может показаться тебе недостаточно, просто делай, что говорю. Также, разминай свои пальцы, прижимая их к чему-нибудь плоскому, например, дома можешь воспользоваться столом.

— Хорошо, Док. Спасибо.

Всю следующую неделю я выполнял предписания врача и каждый день бросал мяч на поле. Я чувствовал, что сила потихоньку возвращается. Моя рука приходила в норму, и когда тренер попросил меня сделать серию подач, я регулярно кидал мячи со скоростью девяносто-девяносто одна миля в час[17]. Не так быстро как раньше, но все же быстро. Он вычеркнул меня из списка травмированных и сказал, что я буду принимать участие в следующей серии домашних игр.

Я не мог дождаться, когда снова смогу кидать мяч или когда надену форму команды. Пока я был травмирован, я надевал только форменные штаны и пуловер. А мне так хотелось снова одеться в полную экипировку.

В воскресенье после обеда все трибуны стадиона Ши[18] были заполнены фанатами бейсбола. Такая посещаемость была характерна для послеобеденных игр летом. Все хотели быть на стадионе и наблюдать за любимой игрой нации.

Когда я направился к питчерской горке, раздались радостные возгласы. Я скучал. Боже, как же я скучал по этой атмосфере: болельщикам, оглушительным выкрикам толпы, запаху еды и свежескошенной травы на поле.

Ступив на насыпь, я потоптался по земле, делая шипами вдоль края небольшие дырочки. Я с силой вонзил шипы ботинок в резиновую пластинку, прежде чем развернулся и наступил на неё. Хотя это и было глупо, но я соскучился по ощущению упругой резины под своей ногой.

Знание того, что мои подачи были не такими быстрыми, никак не помогало успокоить мою тревогу. Я хотел бросать сильнее, подавать быстрее, так, как делал это прежде, но моя рука не шла на сотрудничество. Мои пальцы не могли крепко ухватить мяч, как делали это раньше. И когда мяч покидал мою ладонь, его скорость была не такой, как мне хотелось бы. Я знал это, потому что чувствовал. От кончиков пальцев до ступней, мое тело понимало, что в подаче что-то изменилось.

После того, как я сделал глубокий вдох, я повернулся к кетчеру, который ждал разминочной подачи, и бросил мяч. Мяч полетел прямо в перчатку — идеальный фастбол. Моя рука пока не подводила, и я хотел сохранить это состояние как можно дольше, поэтому я размял пальцы и сделал еще десять подач, прежде чем первый беттер подошел к домашней базе.

Нацелившись на кэтчера и согласившись с заказанной первой подачей, фастбол во внешний угол, я замахнулся и бросил мяч. Беттер махнул битой и промахнулся. Я посмотрел на табло позади меня, чтобы узнать скорость своей подачи. Под информацией о страйке появились цифры девять и ноль.

Черт.

Я мог только представить, что сейчас говорили обо мне комментаторы телетрансляции: «Первая подача, фастбол, и всего девяносто миль в час? Отправьте этого парня обратно в Младшую лигу». Мне нужно было как-то отвлечься, и я перевел взгляд на трибуны туда, где обычно располагались места для членов семей игроков. Потом я дважды наклонил кепку, подавая знак для моей девочки, и увидел, как улыбка озарила её лицо.

Один взгляд на неё заряжал меня экстра-силой, в которой я так нуждался. Потом я вспомнил о ключе, что висел у меня на шее, и сжал его рукой через футболку. Глубоко вздохнув, я прищурился, глядя на кетчера. Он быстро показал мне два пальца, прежде чем прижал их к внутренней поверхности бедра. Я знал, что крученая подача получалась у меня пока плохо, я вращал в ладони мяч, пытаясь нащупать швы и повернуть мяч правильно[19]. Я поднял колено вверх и метнул мяч в сторону беттера, он замахнулся и ударил по мячу, который полетел прямо в меня. Мое тело изогнулось, освобождая путь отбитому мячу. Воспоминания о том, как я сломал руку, были еще слишком свежими.

Я пнул землю на насыпи и выругался про себя. Шесть недель назад этот парень не мог отбить мой крученый мяч. Сейчас он отбил мою подачу, словно я предоставил ему мяч на блюдечке. Его реакция была чертовски идеальной, что нельзя сказать про меня.