- ...ответственный, - продолжила Катя, - а главное - НЕПЬЮЩИЙ!

И по привычке, сжала зубки. Бобрик, на всякий случай, отклонился подальше. Катя подняла бокал и, указывая на Бобрика, назидательно произнесла:

- Если ТВОЙ дом к тридцати годам не наполнится детскими голосами, то к сорока он наполнится кошмарами!

- Так говорил Заратустра? - улыбнулась Софи.

- Каждому из нас, - продолжила Катя, - желаю, чтобы детских голосов было больше, а кошмаров... не было вовсе!

- Шопенгауэр, ты, в юбке! - хохотнул Бобрик и легонько дёрнул подол катиного платья. И тотчас схлопотал очередной щелбан по носу - такой болезненный, что вскочил с кресла и взвыл: - УУУ-ЙЯ!! Да от тебя и непьющий сопьётся!

Он схватил с книжной полки большую пластилиновую фигурку крылатого ассирийского демона, которую Гриша когда-то своими руками слепил на каркасе из проволоки, и замахнулся на Катю. У демона был львиный нос, львиные когти на лапах, жало скорпиона и змеевидный член.

Катя одной рукой ткнула демона в член, а другой указала на портрет Бетховена, висевший справа от книжной полки, и язвительно заметила:

- Бетховен, вот, твоё внимание не привлёк! Отчего бы это?!

- Подобное притягивает подобное! - ухмыльнулся Бобрик. Поставил демона на место, взял чайную ложку и ткнул в пломбир: - Мороженое совсем мягкое! Пока не растаяло, давайте, выпьем за...

- ...любовь! - сказала Катя. - Без любви жизнь - манная каша три раза в день, и без каникул. Бе-е!

Чокнулись, выпили.

- Тук-тук! - сказал Бобрик голосом почтальона Печкина.

И тут же спросил голосом кота Матроскина:

- Ихто там?

И сам же ответил голосом джинна из медной лампы:

- ЭТО ЯАА, ВАШ КАААЙФ!

Все опять рассмеялись.

- Гринь, давай музон! - попросила Катя. - Чтоб от мороженого не знобило.

- Да! Чё-ньдь забойное! - поддержал её Бобрик. - "Шокин блю"! "Винес" - "Шизгара"! Или битлов!

Он замотал башкой, изображая из себя патлатого битла:

- Бэк ин ЮЭС, бэк ин ЮЭС, бэк ин Ю-ЭСЭ-СЭ-А!

- Беситься будешь на дискаче! - тормознула его Катя. - Гриня, ставь медляк!

- БОММ-КУ-КУ! - послышался с кухни бой заводных часов.

- Уж полночь близится... - начал, было, декламировать Бобрик.

Развеселившаяся Катя, быстро прижала палец к его губам и продекламировала сама:

Уж климакс близится,

А Германа всё нет!

Софи резко поднялась и подошла к окну.

- Какой снег! Ребята!

Гриша глянул сквозь стекло: с низкого тёмно-бурого неба валили тонны холодных клочьев - каждый размером с разодранную пачку аптечной ваты. Катя тоже восхитилась:

- Таких огромных хлопьев в жизни не видела! Мальчики, ставьте Сальваторе Адамо! "Томбё ля нэж" - вот, подходящая мелодия! БЕЛЫЙ ТАНЕЦ!

У окна Гриша оказался позади Софи так близко, что случайно коснулся её волос кончиком носа. И прелесть её запаха поразила его. Глубинным существом он пожелал себе счастья вдыхать этот аромат вечно, всегда. И осознал, что это первое в его жизни прикосновение к Софи - красавице, с которой они десять лет росли в одном классе, и объединяла их - единственных из всего школьного выпуска - тройка по физкультуре.

"Tombe la neige - Падает снег", и в полумраке квадратной комнаты с высоким потолком танцуют две пары, и страдает Сальваторе Адамо, надрывно припевая "А-а-а-а", "У-у-у-у".

Софи... Тонкий волнующий запах, нежное благоухание первоцветов весной... и нотка жасмина в букете юности, свежести. И, неожиданно для себя, Гриша ощутил, как это случайное обонятельное исследование забросило его существо в первобытное, дикое состояние. А она случайно, или будто случайно, мимолётно коснулась губами его щеки. В следующий миг в душе Гриши начался переворот - он будто бы перестал бояться хитрого и коварного племени нежного пола. Или нет, он просто знал, что Софи - другая, особенная. И приблизил губы к её губам.

В комнате с высоким потолком, две пары, целуясь, танцуют. Софи... Прекрасная девушка Софи! Это первый настоящий поцелуй в его жизни! Без игры в "бутылочку"!

После Адамо пел Азнавур, "Богему". После Азнавура пел Ив Монтан, "Натали". А удивительно долгий поцелуй был таким сладостным, что, открыв глаза, Гриша обнаружил: они с Софи обнимаются посреди комнаты одни, а Катя с Бобриком исчезли. На цыпочках, что ли, испарились?

Гриша чуть наклонился к шее Софи и, продолжая наслаждаться дивным благоуханием, неосознанно глубоко вдохнул. Она вдруг со смехом произнесла:

- Та собачка, или не та?

У Гриши, наверное, здорово округлились глаза. Софи поспешила объяснить:

- В детстве как-то я спросила бабушку, почему собачки, при встрече, принюхиваются. Ответ был: чтобы узнать, та собачка, или не та.

Они рассмеялись, и их губы слились вновь.

Гриша, помня, что в ногах правды нет, решился увлечь красавицу на диван. Они присели, не разделяя губ, откинулись, было, на спинку... да БУМЦ! - неудачно: Софи клюкнулась - не затылком, а закосьем - о стену выше чёртовой спинки дивана.

Голова красавицы осталась цела и невредима, и никакого там ушиба, ни шишки, ни тем более, сотрясения мозга, но на долю мгновения возникла общая неловкость, которая взволновала Гришу. Он вспомнил сказанное Катей на кухне о подруге, и подумал: "Ну да... Просто у Софи нет опыта откидываться на спинку дивана... да ещё под тяжестью другого тела!" И он с сочувствием погладил её головушку. Софи разулыбалась. Неловкость прошла, и они продолжили наслаждаться радостью поцелуев.

"Первый вечер поцелуев стоит тысячи и одной ночи сказок о любви!" - прозвучало в его душе, и в тот же миг он увидел пропасть одиночества, которую раньше не замечал. И ощутил страх перед этой пропастью.

Гриша понял, что не желает больше общаться с голосом Безмолвия. Теперь он его боится. Раньше он никогда не боялся его, а сейчас всё резко переменилось. Возникло ощущение, что сейчас вот-вот ему привидится душераздирающий лик Одиночества.

"Не хочу, чтобы она уходила! Cейчас Софи останется со мной, и я предложу ей стать моей женой. Немедленно! Если она - моя Джульетта... Я скажу ей "Останься", и она ответит "Да, любимый". И это будет счастьем. И ничего не надо!"

Теперь необходимо было произнести два слова: "Пожалуйста, останься" и торжественно предложить руку и сердце. Сейчас, или никогда!

Эти два слова требовали смелости, Гриша решился и сделал вдох, но Софи опередила его, прошептав:

- Уже поздно, мне пора домой.

И виновато улыбнулась.

Мир рухнул. Чёртов голос Безмолвия произнес вердикт: "НЕ ТВОЯ ДЖУЛЬЕТТА".

На что опиралась сейчас наивная, надуманная, глупая джульетомания Гриши? На то, что Софи скоро двадцать один, а Джульетте, в день их вспышки любви с Ромео, было тринадцать?

Гриша безропотно поднялся. "Софи прекрасна. Она - лучшая! Но она... не моя Джульетта! И, чёрт побери Шекспира, выдумавшего девушку, живущую не разумом, а сердцем!"

В прихожей Гриша помог Софи надеть шубу. Пока она поправляла перед зеркалом шарфик, он остановил взгляд на календаре, сообщавшем дату: 15 ноября. На часах было начало двенадцатого.

Выйдя на улицу, они обнаружили, что снегопад прекратился, оставив после себя оранжевые - в свете ночных фонарей - горы снега. Такси не наблюдалось, троллейбусов тоже. Мимо ехал одинокий пустой экскурсионный "Икарус". Гриша проголосовал, автобус остановился.

- До Фонвизина.

- Два целковых.

Ехали молча. Всю дорогу до её дома Гриша держал мягкую руку Софи, чуть сжимая в ладонях. У подъезда её девятиэтажки коротко простились. О встрече не договаривались. Сам Гриша не сообразил, не подумал, что девушки обычно ждут просьбы о новой встрече, вроде "Давай завтра сходим в кино", ждут вопроса "Когда мы увидимся?" Как-то торопливо чмокнулись, и очень приличная девушка из очень приличной семьи скрылась в своём подъезде. Всё.