И о том, какой стервой я была.
Очевидно же, что ему нужны деньги. Вот почему он согласился на эту дурацкую аван-тюру с ненастоящим парнем. И я знаю, что его мама умирает. Умирает. По звуку его голоса я могла сказать, какое сильное влияние это на него оказывает. Точно так же он говорил мне, что у него нет другого выбора. Полагаю, что это значит, что все деньги, которые он получа-ет, каким — то образом помогут его матери.
Он борется за нее, заботясь о ней так, как мне хотелось бы, чтобы обо мне заботилась моя мать.
Открывается дверь, и входит Энди.
— Все еще хандришь? Этот разрыв ты переживаешь гораздо дольше, чем предыду-щий!
Она плюхается на кровать рядом со мной. В этом она вся. Не прочь влезть в чужое пространство, и при этом ведет себя так, будто мы лучшие подруги или вроде того.
— Хочешь поговорить о нем? — спрашивает она.
Если бы она только знала.
— Нет.
— Уверена? — Ее розовый хвостик подскакивает, когда она поворачивает голову.
— Ага… Уверена, ты хочешь потусоваться со своей… девушкой.
Энди выглядит так, будто я разочаровала ее. Добро пожаловать в клуб, хочется мне сказать ей.
— Однажды, ты найдешь того, с кем ты будешь настоящей, Шайен.
Я не успеваю ответить ей. Когда она выходит, у меня звонит телефон. Я верчу его в руках, не зная, от кого же я жду звонка, когда вижу, что это моя тетя.
— Привет.
— Привет, Шайен. Как ты? — в ее голосе слышится какая-то резкость.
— Я в порядке. Что случилось?
— Сегодня выходной. Мне бы хотелось, чтобы ты приехала домой. Я подумала, что мы могли бы провести какое-то время вместе.
У меня учащенно бьется сердце. Она замолкает.
— Или я могу приехать к тебе. Мы можем выкроить время… чтобы пообщаться. Как тебе такой вариант?
Кажется, все действительно серьезно. Я с трудом проглатываю комок в горле.
— Нет… нет. Я приеду домой. Мне, в любом случае, надо куда-нибудь выбраться.
— Хорошо, милая… Я люблю тебя.
— Я тебя тоже.
Я даже не собираю вещи, дома у меня есть кое-что. Сумку и телефон в руки и за дверь.
Что-то не так. Я чувствую это всем своим существом. В голове тут же проносятся са-мые плохие мысли: дядя и тетя разводятся, кто-то болен. Но меня не устраивает ни один из вариантов, что приходит мне на ум. Лили и Марк верны друг другу. Они самые верные из всех, кого я знала.
Дорога в час езды занимает у меня лишь сорок пять минут. Я вижу, как опускаются жалюзи, когда въезжаю на подъездную дорожку. Внутри у меня все сжимается еще сильнее. Не знаю, как я еще сохраняю спокойствие.
— Ты быстро.
Губы тети Лили растягиваются в фальшивой улыбке.
— Что случилось?
Из кухни выходит мой дядя. Он типичный состоятельный трудоголик, который всегда занят, но при этом он здесь. Почему он здесь?
У меня из потных ладоней выскальзывает сотовый и ударяется об пол.
Тетя Лили снова пытается мне улыбаться, но у нее не совсем это получается. Накло-нившись, она поднимает мой телефон.
— Расскажите же.
Я опускаюсь на диван. У Лили блестят глаза, а потом скатывается слеза. Они оба на-ходятся с двух сторон от меня. Я боюсь, что у меня сердце просто вырвется из груди.
Тетя хватает меня за дрожащую руку. Или, может, это у нее она дрожит. Или у нас обеих. Я выгляжу почти как она, как она и мама, но в ней присутствует печаль, которую я никогда раньше не видела.
— Сегодня к нам приходила полиция.
Боже мой. Должно быть, они нашли мою мать. Должно быть, она в тюрьме. Все эти годы она была под замком? Нет, это невозможно. Если бы это было так, то я бы знала. Когда она ушла, были поданы документы. Все официально и запротоколировано.
— Хорошо… И где она?
Я не знаю, на какой эмоции остановиться: злости или боли.
Лили начинает плакать сильнее, и тут вступает мой дядя. Он переминается с ноги на ногу, заметно нервничая.
— Шайен… дорогая. Были найдены кости.
У меня перехватывает дыхание. Перед глазами все плывет. Сердце останавливается. Кости!
— Они пролежали там долгое время, милая… но остались зубы. Они провели анализы и…
Он делает шаг мне навстречу, но в нерешительности останавливается.
— Сколько?
Сколько, сколько, сколько?
— Десять лет, — отвечает он.
Лили издает всхлип, но я ничего не могу поделать. Десять лет. С тех пор, как она уш-ла. Моя мама была мертва с тех пор, как оставила меня, и я не знала. И я ненавидела ее за то, что она оставила меня. Ненавидела за то, чего она, возможно, и не делала. Или делала. Теперь я никогда не узнаю. Никогда не узнаю, планировала ли она больше не возвращаться или что-то забрало ее у меня.
Но все это время я ненавидела ее.
«Не всегда есть только черное и белое, Принцесса». Слова Кольта врезались мне в память.
— Мне так жаль, малышка, — говорит дядя.
Моя тетя, мамина сестра, цепляется за меня. Притягивает к себе в объятие и плачет у меня на плече.
— Мамочке нужно кое-что сделать, Шайен. Я отведу тебя к тете Лили. Ты же хочешь увидеть тетю Лили, да?
— Нет… Я хочу остаться с тобой. — Я хватаюсь за ее руку. Умоляя. — Я так скучаю по тебе, когда ты уходишь. Я буду хорошей. Когда мы пойдем гулять, я не буду плакать. Я даже останусь одна дома, чтобы показать тебе, что я могу.
Я буду большой девочкой. Я не буду выходить из комнаты во время вечеринок. Я не буду звонить 911, если испугаюсь. Я не буду волноваться, как всегда это делаю.
— О, сладенькая моя. Не плачь. Тебе будет весело с тетей Лили. Ты не можешь пойти туда, куда идет твоя мамочка.
Я обхватываю ее руками за талию и, уткнувшись в живот, плачу. Плачу, потому что она оставляет меня, а мне больше ничего не хочется кроме, как пойти с ней.
Она не говорила, что вернется. В девятилетнем возрасте я ее потеряла. Ее даже не бы-ло рядом, когда два года до этого я нуждалась в ней.
«Не всегда есть только черное и белое, Принцесса».
«Ты не можешь пойти туда, куда идет твоя мамочка».
Это могло означать то, что она знала, что не вернется домой… или это могло вылететь у нее из головы. Она так поступила, потому что думала, что ей не нужно мне это говорить, потому что я и так должна знать, что она вернется.
Но я никогда так не думала. Я ненавидела ее.
— Ты понимаешь, что мы тебе говорим? — спрашивает дядя. Он выглядит таким ма-леньким. Впервые я запоминаю его вот таким, и от этого мне хочется убежать.
Мне удается вырваться из рук тети. Я до сих пор не плачу. Мне приходится держать руки вместе, чтобы они не тряслись.
— Она мертва. С тех пор, как ушла.
Раньше она уходила и на несколько дней подряд. Даже на пару недель. Разве это по-вод предполагать самое плохое? Что она планировала бросить меня и больше не возвра-щаться?
— Полиция расследует это дело. Они предупредили нас, что мы, скорее всего, никогда не узнаем о том, что с ней случилось, — голос у Марка звучит более спокойно, чем я могла бы надеяться насчет своего.
— Где? — умудряюсь прохрипеть я.
— Шайен… — начинает моя тетя.
— Лили, она уже достаточно взрослая, чтобы знать. — Он смотрит на меня, как всегда, без каких-либо глупостей. — Уилсонвилл. В лесу.
Соседний город. Она уезжала? Выезжая из города, она проколола шину? Кто-то оста-новился помочь? Она по собственной инициативе пошла в лес?
— Мне нужно идти.
У меня сдавливает грудь, так сильно, что я едва могу говорить. Я вырываю свой теле-фон у нее из руки, что сделать довольно трудно, так как пальцы у меня хотят просто сжать-ся.
— Что?! Ты не можешь уйти. Только не после всего этого. Я хочу, чтобы ты осталась дома, Шайен!
— Я не могу. — У меня снова плывет перед глазами. Я слишком часто дышу и в то же время не могу вдохнуть достаточное количество воздуха. Не паникуй. Пока не уйдешь. — Меня кое-кто ждет. Я должна… я не могу. Мне нужно идти.
— Подожди, дорогая. Не закрывайся от меня. Ты должна хоть кого-то впустить.
Слова Лили близки к тому, что сказала Энди. От этого грудь у меня сжимает еще сильнее.