И это работает. Преподаватели делают свою работу. Мама считает, что у меня вдруг появится эта невероятная жизнь, которой у нее никогда не было, потому что я уже на пути к получению листа бумаги, который не может гарантировать мне работу по окончании учебы. Это делает ее счастливой, а мне дарит ощущение, что я не самый дерьмовый сын в мире, так что все работает.

Но сегодня здесь я присутствую даже меньше, чем обычно. Боже, в тот день с Шайен было так хорошо. Легкие стоны, доносящиеся из ее горла. Ее вытянувшееся рядом со мной тело. Я до сих пор пытаюсь разобраться, почему нажал на тормоза. Да, пришла ее соседка по комнате, но она же ушла, и меня ничто не останавливало остаться и закончить то, что мы начали.

То, что мое тело жаждет закончить прямо сейчас, но при этом я чувствую себя ослом. Когда я нахожусь с девушкой, то делаю это, чтобы мне не приходилось ничего чувствовать. Но я чувствовал, и мне это не нравится. Все эти нежелательные эмоции заставляют меня убегать.

Но мы оба этого хотим. Оба так сильно хотим, что мое чувство вины еще больше все портит.

Когда урок заканчивается, я собираю свои вещи и выхожу. Моя машина теперь на хо-ду, поэтому я иду к парковке, сажусь в нее, завожу, но никуда не еду.

Не знаю, какого черта я тут сижу, крутя в руке телефон. Голова идет кругом, но не знаю, по какой причине, что еще больше злит меня.

Пищит мой мобильник, поэтому я переворачиваю его и вижу сообщение от Шайен.

«Как дела?»

«Зависит от тебя», — пишу я в ответ. Это лишь половина дерьмового ответа, но звучит неплохо. Сегодня у меня уроки заканчиваются поздно, так что сейчас уже больше трех, но я не знаю ее расписания. Я лишь знаю, что ее здесь даже нет.

«У меня еще час… после?»

Мой пульс стучит отбойными молотками, как у шестнадцатилетнего подростка, кото-рый собирается переспать в первый раз.

«Встретимся у тебя в общежитии», — все, что я говорю, а потом мотаюсь вокруг как болван, будто у меня есть причина ждать ее, когда она может доехать и сама.

Когда она подходит чуть больше, чем через час, я стою, прислонившись к своей ма-шине в ожидании нее. Она вернулась к той официальной Шайен: в узких джинсах, которые стоят, возможно, дороже, чем весь мой гардероб, и рубашке, которая неплохо открывает ложбинку на груди.

— Ты едешь? — спрашиваю я, скрестив руки.

— А ты меня приглашаешь?

Она делает то же самое.

Я сдерживаю улыбку, потому что мне не нравится тот факт, что она так часто вынуж-дает меня улыбаться.

— Только что сделал.

Она закатывает глаза.

— Я могла и сама найти дорогу к твоему дому.

Я пожимаю плечами, потому что не знаю, как ответить и при этом не выглядеть при-дурком.

— Ты сводишь меня с ума, — говорит она, но идет к моей машине. Я сажусь на место водителя, и мы трогаемся с места.

Не проходит и двух минут с тех пор, как мы сели в машину, когда у нее звонит теле-фон. Я смотрю, как Шайен отключает звонок.

— Ты голодна? — спрашиваю я.

— Вообще-то да.

— Воспользуемся обслуживанием на колесах.

У нее снова звонит телефон. И она снова отключает звонок. После того, как мы берем еду, он звонит еще раз.

— Ты же знаешь, что меня наплевать, если это твой красавчик, да? Играй в свои игры, если хочешь. Мы оба знаем, что это.

Я расстроенно барабаню пальцами по рулю.

— Будь осторожен, Кольт, или я подумаю, что ты ревнуешь.

— Будь осторожна, или я подумаю, что ты этого хочешь.

Она вздыхает, и я уверен, что разозлил ее больше, чем хотел.

— Это моя тетя, — наконец, говорит она, когда мы останавливаемся перед моим ду-рацким крошечным домом.

Черт. И я снова чувствую себя придурком.

— Ты не хочешь с ней разговаривать?

Я глушу двигатель.

— Не совсем. Она волнуется. Думает, что у меня сейчас трудные времена, и хочет, что-бы я приехала домой.

Я мысленно возвращаюсь к той ночи во дворе, когда увидел ее, свернувшуюся в углу за сараем. Я почти говорю ей, что у нее сейчас трудные времена, и ей надо поехать домой, но не уверен, что это мое дело. Глядя на ее руки, я вижу, что они слегка дрожат, а грудь тяжело вздымается под рубашкой.

Поэтому я делаю то, для чего здесь нахожусь. Я провожу рукой по ее волосам и притя-гиваю ее к себе. Заглушаю ее мысли и слова своими губами. Шайен жадно целует меня, как и всегда, будто оголодала по мне, и я знаю, что тоже умираю с голоду по ней, поэтому целую ее глубже. Другая моя рука скользит к ее ноге и поднимается выше.

Когда мы отрываемся друг от друга, то дышим тяжело, но, по-моему, она больше не думает о своей тете и маме.

— Черт, я хорош, — говорю я ей, чем зарабатываю себе шлепок по руке.

Мы вылезаем и направляемся внутрь. Я не удивляюсь при виде Адриана, сидящего в гостиной с несколькими ребятами вокруг него. На кофейном столике стоит пиво, а они слу-шают музыку по телевизору.

Это место никогда не пустует, отчего чертовски сводит меня с ума.

— Как дела? — спрашивает Адриан. Произносит он это полусонно. — Пиво в холо-дильнике, — говорит он, и я уже готов отказаться, но Шайен говорит «спасибо» и направля-ется на кухню.

Я опускаюсь в кресло, так как понимаю, что на это уйдет некоторое время.

Шайен возвращается в комнату и протягивает мне пиво, которое я беру, а потом она садится на диван рядом с Адрианом. Это единственное свободное место. Перри и Дэкс сидят по другую сторону от него. Заходит девушка Перри, Моник, и садится к нему на колени. Я вижу, как Дэкс и Перри оба окидывают взглядом Шай, потом меня, будто пытаясь понять, что происходит.

Обычно я не прихожу домой с девушками. Деена бывает рядом, но только потому, что она все время со всеми тусуется.

Я действительно всем этим не проникся. Тусовкой с Шайен и своими друзьями. От этого мы чувствуем себя не теми, кто мы есть, но я сижу здесь и ем свою еду, пока она делает то же самое, а Адриан, внезапно проснувшись, разговаривает с ней.

Раздается стук в дверь, и я знаю, что вот-вот все станет гораздо хуже.

Я смотрю на Адриана, который не двигается с места, поэтому встаю.

— Придурок, — обзываю я его и открываю дверь. Входят Джек и Оскар.

— Какого черта тут происходит? — кричит Оскар.

Он все время ведет себя как идиот, чем сводит меня с ума.

— Пиво отстой. У меня есть текила. — У него в руке коричневый бумажный пакет. Я закрываю дверь и продолжаю стоять.

— Черт. А ты кто? — спрашивает Джек, подходя к Шайен.

Я делаю шаг, чтобы сказать ему проваливать. Сказать, что она со мной и чтобы он держался от нее подальше. Но я этого не делаю, потому что она не моя. Между нами нет ни-каких обещаний, да я и не хочу. Поэтому я сажусь, чтобы посмотреть, как она справится со всем этим.

За нее это делает Адриан.

— Она девушка Кольта. Отвали.

Его слова меня бесят. Да, я был готов сказать то же самое, но она не моя, и я этого не хочу. По крайней мере, не совсем. Но я также не хочу, чтобы они пытались к ней приставать, поэтому ничего не говорю.

— Ух ты. Девушка Кольта, а? Я этого не знала. — Она смотрит на меня и подмигивает мне.

— Давайте сыграем в стрип-покер, — говорит Оскар.

Моник и Шайен обе бросают на него взгляд.

— По четыре? — спрашивает Моник.

Ни она, ни Шайен не сказали друг другу ни слова. В этом плане девушки безумны: все время присматриваются друг другу, но ни одна из них не хочет говорить, пока первой не за-говорит другая.

Я ожидаю, что Шайен скажет «нет», но она пожимает плечами, будто это забава. Что, может, неплохая идея, потому мне, очевидно, нужно выпить, чтобы расслабиться.

Мы передвигаемся к кухонному столу, все толпятся вокруг него. Моник снова на ко-ленях у Перри, сотни ее маленьких косичек свисают через плечо.

Адриан достает свою трубку и травку, и все вокруг стола, кроме меня и Шайен, курят, а потом ставят бутылки на середину и наполняют стаканы.

Я не знаю, что вынуждает меня это делать, но я наклоняюсь к ее уху и прикусываю мочку зубами.