— Но в случае с Монтесумой надо учитывать культуру того времени.

Мэтт отпил «Маргариты» и посмотрел на нее поверх покрытого кристалликами соли края бокала.

— Это надо учитывать для всех четверых, не только для Монтесумы. Во всех случаях то, что ими двигало, с их точки зрения, их оправдывало. Тут не важно, что праведно на наш взгляд.

— Допустим, это станет моим следующим сюжетом. Если я займусь им, это может помочь мне выследить убийц Даниеля? Я не успокоюсь, пока не добьюсь этого, — на секунду она посмотрела на море, потом опять на Мэтта. — Это поддерживает меня. Только ради этого я встаю по утрам, чтобы найти тех, кто убил Даниеля. — Она откинула волосы назад, как бы собираясь с мыслями. — Так, я могу рассказать про этих четырех массовых убийц моему редактору и поставить тот же философский вопрос, который мы сейчас обсуждали.

Мэтта поразила ее решимость.

— Их можно будет сравнить с современными мировыми лидерами, тиранами и фанатичными радикалами. Это имеет смысл — хотя бы как материал для статьи.

— Попробовать-то уж точно можно.

— Извините. Пожалуй, мы слишком много говорим, еда остывает. Так что давайте есть.

Немного погодя они опустошили тарелки, вернулся официант, и Мэтт настоял на том, чтобы оплатить счет. Потом он встал, подошел к Сенеке и поддержал спинку ее стула, пока она поднималась.

— Спасибо, что приехали и составили мне компанию, — сказал он. — Я очень хотел, чтобы вы так же заинтересовались этими историями о пустых могилах, как я. А я рассчитываю использовать их в следующей книге.

— А знаете, вы очень меня поддержали после взрыва в Мехико. Ради одного этого стоило сюда приехать. И я нашла в вас нового друга. Можно, я позвоню вам, если найду что-нибудь еще?

— Я буду очень рад. — Когда они подошли к парковке, он думал: «Хорошо бы она позвонила, исцелив душу после недавней трагедии». Ему хотелось увидеть ее снова, но сейчас было не время говорить об этом. Зато можно пригласить ее на обещанную лодочную прогулку.

— Давайте продолжим разговор на воде? В такую ночь в океане будет действительно хорошо, бухту освещают только звезды. Немного ветрено, но мы можем спрятаться за островом с мангровыми зарослями, чтобы сильно не качало.

— Было бы мило, Мэтт, но… — Сенека неожиданно остановилась. «Да он что, издевается? Господи боже, ну почему б ему не оставить меня в покое?»

— Что такое? Что случилось?

Сенека, не ответив, направилась к внедорожнику «мерседесу» с оранжевыми противотуманными фарами.

1981, Вашингтон, округ Колумбия

— Неважно, что там говорят, я действительно на нем летал. — Рональд Рейган указал на аэроплан братьев Райт. Толпа разразилась хохотом.

Гровс наблюдал за президентом, стоя сбоку от сцены, с расстояния пятидесяти футов. Рейган провел рукой по белой, сильно накрахмаленной рубашке от шеи к животу. «Похоже, новому президенту удобнее в сапогах и джинсах, чем во фраке», — подумал Гровс. Он взглянул на собственные сияющие лакированные черные туфли и смокинг и тоже заскучал по сапогам со шпорами. При всем успехе, которого они добились, оба в душе оставались простыми ковбоями.

Президент и миссис Рейган приветствовали плотную толпу любителей сборищ, собравшуюся в Национальном Аэрокосмическом музее — одном из девяти инаугурационных залов столицы.

Гровс подумал, что Рейган сейчас пьян от счастья. И неудивительно. Несколько часов назад он стал сороковым президентом Соединенных Штатов, а чуть погодя получил сообщение, что пятьдесят два американца, которых держали в заложниках в Иране последние четыреста сорок четыре дня, освобождены. Это был великий день для Рональда Рейгана и всей Америки.

Гровс знал, что по протоколу президент должен оставаться на каждом мероприятии не более десяти-пятнадцати минут, и сейчас, по всем признакам, тот собирался уезжать. Взяв под руку гордую Нэнси, Рейган, не переставая махать рукой, двинулся к выходу, возле которого стоял Гровс. Оркестр заиграл президентский марш, зал неистово зааплодировал.

Гровс, окруженный полудюжиной своих охранников, видел, как советник президента подошел к Рейгану, наклонился и сказал что-то на ухо. Тот утвердительно кивнул и продолжал махать толпе. Подойдя к выходу со сцены, президентская группа остановилась. Президент отделился от остальных и подошел к Гровсу.

— Уильям, мне очень приятно видеть вас. — Рейган протянул ему руку.

— Мог ли я отказаться, господин президент?

— Мистер Гровс, — произнесла Нэнси Рейган, подходя к мужу.

Президент пожал руку Гровсу.

— Вылитый отец. — Он обернулся к Нэнси. — Как давно мы в последний раз видели его отца? Наверное, лет двадцать назад мы приглашали Билли на ранчо. Парень, время бежит быстро, особенно когда ты в моем возрасте, — президент секунду смотрел на Уильяма, потом покачал головой с довольной усмешкой. — Потрясающее сходство.

— Я слышал это много раз.

— Хотите к нам присоединиться? — спросила миссис Рейган. — Будет славная ночь.

— Я бы хотел, но, боюсь, у меня обязательства…

— Тогда давайте запланируем ваш визит к нам с Нэнси в Белый дом как можно скорее.

— Большая честь для меня.

— Ловлю вас на слове, — Рейган обернулся к своей свите. — Смотрите внимательно, друзья. У вас есть редкая возможность увидеть одного из великих американских предпринимателей, Уильяма Гровса Третьего.

Поняв, о ком говорит Рейган, собравшиеся зааплодировали. Стена фотовспышек ослепила. Рейган потряс руку Гровса снова.

— Еще раз спасибо, что пришли, Уильям.

Рональд и Нэнси Рейган вместе со всеми своими советниками, в окружении секретных агентов, вышли из зала.

Группа репортеров бросились к Гровсу, но его личная охрана сомкнула вокруг него кольцо и они двинулись к выходу, противоположному тому, куда вышел президент. Когда стало ясно, что получить доступ к миллиардеру-затворнику не удастся, журналисты повернули и, толкаясь, отправились догонять свиту президента.

Гровс спустился в подземный гараж. Его ожидал черный лимузин с включенным мотором. Возле открытой двери стоял помощник. Он подал Гровсу пропитанную спиртом салфетку. В последние несколько лет это сделалось ритуалом. На публике Гровс старался не прикасаться к дверным ручкам и не пожимать рук людям, но когда избежать этого было нельзя, потом он тщательно дезинфицировал свои. Он не хотел страдать от болезни, которая хоть и не смогла бы его убить, но сделала бы его жизнь жалкой.

Гровс взял салфетку и вытер руки, потом выбросил в протянутый помощником мусорный пакет.

— Что это? — удивился он, когда следом помощник подал ему конверт.

— Джентльмен настаивал, чтобы я передал это вам.

Гровс вскрыл конверт и прочел тисненую надпись на визитной карточке. «Хавьер Скэрроу, спирит. Эксперт по культуре и истории древней Мексики».

— Я его не знаю, — Гровс перевернул карточку. Прочитав написанное от руки, он словно получил удар током. Ноги неожиданно ослабели и перестали его держать. Гровс вытер вспотевший лоб. Он чувствовал себя почти так же, как когда очнулся, похороненный заживо, в горах Северной Соноры. Было трудно дышать. Его голос прозвучал болезненно сухо.

— Где этот человек?

Помощник показал направо. Гровс повернул голову и увидел возле лифта высокого человека в костюме и пальто, с темным лицом и коротко подстриженными усами и бородой. Черные волосы блестели, и блестели обсидиановые глаза. Гровс сразу узнал это лицо — много лет назад он видел это лицо в пещере с кладом апачей.

2012, Флорида-Киз

Сенека хлопнула рукой по капоту внедорожника «мерседеса». Фонари автостоянки освещали салон; внутри никого не было.

— Ну ладно, где ты, черт тебя побери? — она повернулась вокруг себя, подняв вверх руки. — Я же знаю, это твоя машина. Может, оставишь меня в покое, чем рыскать тут в темноте, сукин ты сын? Что ты здесь делаешь? Прячешься, как какой-то лазутчик, смотришь, как я ем? Я не хочу иметь с тобой никаких дел. Это что, так трудно понять?