Женщина заметила бы, если бы посмотрела направо, как тонированная «Нива» тихонько, еле заметно начинает двигаться. Но женщина не смотрела направо, в этот момент она доставала из сумочки сотовый телефон.
До машины оставалось жалких два метра, когда женщина принялась набирать номер из памяти телефона и поднесла трубку к уху. Другой рукой она уже тянулась к ручке водительской дверцы новенького «БМВ».
Черная «Нива» вдруг резко стартанула вперед и неслась на женщину со скоростью локомотива, стремительно преодолевая разделявшие их метры. Когда женщина услышала визг покрышек прямо за своей спиной, она вскрикнула и со страхом обернулась.
Единственное, что она успела увидеть – существо в маске, сделанной из черной вязаной шапочки с прорезями для глаз. Единственное, что она успела услышать – мощный треск электрического разряда. А единственное, что она почувствовала – жуткая боль, когда электроды электрошокера в руке существа в маске впились в ее шею.
Женщину отбросило на «БМВ», она плюхнулась на крышку багажника и стала сползать вниз. Нападавший не дал сделать ей даже этого: сильные руки подхватили ее и швырнули на заднее сиденье «Нивы». Прихватив сумочку и упавший на асфальт телефон женщина, человек в маске прыгнул в машину – и «Нива» сорвалась с места.
Все похищение стильно одетой женщина заняло около 15 секунд. Даже если кто-нибудь видел это, он смог бы назвать лишь марку машины похитителей. Но наблюдателей по-прежнему не было.
Во дворе элитной новостройки, как единственное немое напоминание о произошедшем, осталась лишь кожаная женская туфелька, слетевшая с ноги похищенной в тот момент, когда ее, бесчувственную, бросили на заднее сиденье.
Полковник Шевелев выслушал Хомича, не перебивая и вдумчиво. Шевелев знал о грызне между своими подчиненными, но учитывая свой возраст и скорый выход на пенсию, не готов был радеть всей душой за одну из сторон. Однако Хомича как опера он уважал безусловно.
– В основных группах нехватки людей нет, – говорил Хомич. – Ни у убойщиков, ни в разбойной группе, ни в наркотиках. Слава богу, в управлении полный комплект. То есть, я не собираюсь предлагать перетасовать личный состав и тиснуть Кротова и его людей в одну из существующих групп. Но делать, как мне кажется, что-то надо. Даже если просто взглянуть на статистику, то мы увидим, что группа Кротова не оправдывает себя.
– Но они же работают? Раскрывают?
– Конечно, это не вопрос, Егор Ильич. Я сейчас о другом. Я хочу сказать, что в этой группе в масштабах управления смысла вообще нет. В принципе. Они занимаются мелочевкой, которой раньше всегда занимались опера с «земли», участковые и дознание. Это мелкие кражи и хулиганка.
– Америку ты не открыл, – кивнул Шевелев нехотя. – Но Витя, я надеюсь ты помнишь, о чем ты сам говорил два года назад?
– Тогда был другой вопрос, Егор Ильич. Тогда я просто хотел сохранить нормальных оперов, которым… которым просто не повезло. Можно считать это экспериментом. Мы создали группу, в течение двух лет посмотрели на ее работу. И сейчас можно смело сказать, что эксперимент был неудачным.
Хомич тщательно подбирал слова. В этот момент раздался стук в дверь, и в кабинет заглянул Грищенко.
– Егор Ильич, вызывали?
– Да, Валер. Заходи, садись.
Шевелев указал Грищенко на стул напротив него, рядом с Хомичем. Хомич помрачнел. Какого черта здесь делает Грищенко? Хомич просил поговорить лично с Шевелевым, наедине. Неужели начальник угрозыска не может себе позволить даже этого?
– Тут Виктор одну штуку предлагает, – кашлянул Шевелев, обращаясь к Грищенко. – Хочу узнать, что ты думаешь по этому поводу. Вить, продолжай.
Ах ты, старый козел, мысленно выругался Хомич. Отлично зная о том, что Грищенко и Хомич недолюбливали друг друга, Шевелев решил угодить и тем, и другим. Дипломат хренов. Помедлив, Хомич продолжил, но теперь с уже куда меньшим энтузиазмом, чем прежде:
– Если вкратце, то, как я уже сказал Егору Ильичу… Я предлагаю создать в УВД экспериментальную, так сказать, опергруппу.
– Что значит экспериментальную? – хмыкнул Грищенко, не понимая.
– Скажем так, особую группу. Освободить ее не только от дежурств, но и от исполнения текущих материалов. Группу по особым делам. Чтобы она занималась исключительно оперской работой по наиболее резонансным и, если надо, по наиболее… щектоливым делам. В общем, эдакую спецгруппу внутри угрозыска.
Хомич сделал акцент на «угрозыске», намекая тем самым, что он как шеф оперов имеет полное право предлагать такие новшества. Но Грищенко и без всяких акцентов понял, куда ветер дует.
– Идея, конечно, любопытная, – кивнул он. – Но пока что я не вижу особого смысла. У нас есть профильные подразделения. Каждое из них наработало большой опыт работы, каждое по своей линии.
– Но вообще идея интересная? – уточнил Шевелев.
Грищенко поколебался, жалея, что начал с дипломатичной фразы – и вот теперь Сам Лично вцепился в нее. Помолчав, он решил действовать прямо и посмотрел Хомичу в глаза.
– И кого, если не секрет, ты предлагаешь в эту спецгруппу? Надеюсь, не Кротова?
– Вообще-то, именно его, – заявил Хомич и поспешно добавил: – А почему бы и нет? Вон как ребята вчера сработали. Разом мокруху раскрыли и серию из 15 краж. А профильные подразделения, между прочим, три недели пытались эту серию раскрыть.
– Просто повезло, – пожал плечами Грищенко, не собираясь сдаваться. – Один раз кому угодно подфартить может. Хочешь их отметить? На здоровье. Давайте им премию дадим. Я только за. Тем более, они заслужили. Но специально под них какую-то экспериментальную группу создавать… Это явно перебор. Без вариантов.
Шевелев кивнул, обдумывая его слова. Чувствуя, что инициатива уходит, Хомич решил, что сейчас самое время доставать козырь из рукава.
– Егор Ильич, у вас в Подмосковье друг, начальник УВД, так? Карташов?
– Валера Карташов, да. При чем здесь он?
– Я узнал тут кое-что. У него в управлении есть такая же особая группа.
У Шевелева была слабость – это его приятель, под которым он когда-то служил на Урале. Сам Лично очень уважал Карташова и старался во всем брать с него пример – даже сейчас, когда Шевелев и сам был на аналогичной должности.
– Группу в управлении Карташова создали при начальнике угрозыска, – добавил Хомич самое главное. – И результаты особая группа показывает очень хорошие. Я специально узнавал в ихнем штабе.
– При начальнике угрозыска, говоришь? – задумался Шевелев. – Хочешь сказать, ты готов? Под свою ответственность?
Грищенко попытался что-то сказать, но Хомич опередил его, уверенно кивнув полковнику:
– Так точно, Егор Ильич.
– Вы им объяснили, что договор типовой? – вопросил Щербаков, пробегая глазами письмо от фирмы-партнера.
– Конечно, Петр Иванович. Они говорят, что их некоторые пункты смущают. И они не готовы подписывать бумаги в таком виде.
– Тогда можете сказать им «до свидания» и пожелать удачи в поисках тех, кто будет прогибаться под них, – отозвался Щербаков, отбрасывая бумагу в сторону.
– А нам стоит? – неуверенно спросила сотрудница.
– Будьте вежливы, но настойчивы, и люди потянутся, – Щербаков сухо улыбнулся. – Мы уверены в себе и у нас отличная репутация, так что мы можем позволить себе не подстраиваться под каждого.
Щербакову было около 40, всем своим видом он старался воплощать успех – лоснящийся, преуспевающий, в дорогом небрежно расстегнутом костюме. Еще в молодости он четко для себя уяснил главное правило жизни: если ты хочешь чего-то – иди к своей цели, невзирая ни на одно препятствие, как будто их нет, и добивайся своего во что бы то ни стало. И мир сдастся – и сам даст тебе то, что ты требуешь. Так он действовал всегда. И во всем. Свою юридическую фирму Щербаков создавал семь лет с нуля, когда другие закрывались из-за очередных слухов об опять-таки очередном кризисе. Щербаков начинал, снимая крохотную комнатушку под офис в убогом разваливающемся здании на окраине. А сейчас в его подчинении более 50 человек – юристов, консультантов и прочих. Из которых пятеро, главные менеджеры фирмы, присутствовали сейчас в его кабинете на рабочем совещании. Поэтому Щербаков был уверен в том, что говорил.