— Мой дорогой друг! Конечно же, стоит! Я так устал от этой городской суеты, что с удовольствием провел бы денек-другой в провинции. Ведь вы же возьмете своего приятеля с собой? Естественно, я имею в виду себя, и никого другого. В случае чего, имение, где имеет счастье пребывать ваша сестра, находиться не так далеко от Лондона, и в любой момент, когда нам надоест однообразие сельской жизни, мы сможем убежать обратно.

Паркер Уорнер был самым большим занудой, с которым когда-либо был знаком Колин, но при этом располагал, по-видимому, значительными средствами, если судить по необъятным просторам квартиры, которую он снимал не в самом бедном районе столицы. Если бы Колин не нуждался так отчаянно в деньгах, он не терпел бы общество столь скучного типа так долго. Уорнеру был чужд азарт, карты, скачки, тотализатор не заставляли его сердце биться быстрее, ему незнаком был адреналин игрока, который вот-вот выиграет значительную сумму, неприятное послевкусие тотального поражения, так же обошло его стороной. С проститутками Паркер предпочитал вести беседы, нежели кувыркаться в постели, и он всегда знал сколько нужно выпить и когда остановиться, чтобы оставаться в трезвом уме и доброй памяти. Он не позволял себе сквернословить, самым лучшим времяпрепровождением считал книги, а библиотеку — храмом. Тот раз, когда они встретились в казино, был первым и последним визитом Паркера в игорные заведения. По его словам — он удовлетворил свое любопытство и его больше не привлекает однообразная математика азартных игр. Лорд Уэльс почти ненавидел своего, так называемого, друга за безупречность, которой был лишен сам. Один раз он, перебрав спиртного, ввязался с ним в драку и был повержен с первого удара — оказалось, что Паркер развивал не только интеллект, но и физическую форму — и по выходным занимался кулачным боем, тренируясь в рабочих районах Лондона, где поединки проводились не скованные рамками приличия.

Какое-то время лорд Уэльс подозревал Уорнера в нездоровом интересе к своей персоне, ведь с чего бы тому терпеть его присутствие в своей квартире, когда в их характере нет никаких общих черт? Его аристократическая манера поведения при отсутствии какого-либо титула, чопорность в одежде, прилизанность прически и некоторая внешняя худоба не раз наталкивали Колина на мысли о любовных предпочтениях своего сожителя. Однако опасения Уэльса развеялись в скором времени, после того как Паркер на его глазах соблазнил хозяйку музыкального салона, особу крайне высокомерную и неприступную. К удивлению Колина, Уорнер смог провернуть все дело так, что, даже расставшись со своей любовницей, сохранил с ней теплые и дружеские отношения.

Чем больше времени проводил Уэльс рядом со своим новым другом, тем больше проникался к нему уважением. И все больше подозрений, относительно особы мистера Уорнера возникало у него в голове, но будучи человеком нелюбопытным, он не спешил раскрыть тайны своего приятеля и с большим удовольствием пользовался его безграничной щедростью. Потому сейчас, когда ему представился шанс хоть чем-то отплатить своему дражайшему другу, Колин не мог отказать в его просьбе. «Если Паркер желает поехать за город, что ж, я устрою ему эту поездку».

Виконт Ландман находился у себя дома в Лондоне, когда получил письмо своей тетушки, которая требовала немедленно отправиться в Шератон. От упоминания названия поместья, он поежился от воспоминаний, которые были связаны с некоей молодой особой, ставшей в последствие женой герцога Сомерсета. «Что она хочет? Неужели тетушка забыла, что мою персону в этом месте пожелают видеть в последнюю очередь?»

Но неясное чувство тревоги не отпускало его целый день. Пока его отвлекали повседневные заботы, бороться с ним было легко. Но вечером, оставшись один на один с собой, виконт Ландман позволил себе предаться хандре. Когда-то, поддавшись юношеской слабости характера, он сделал предложение хорошенькой девушке, которая была безумно в него влюблена. И он, признаться, испытывал к ней сердечную склонность, но был по природе слишком легкомысленным и не способным на более глубокие чувства. К несчастью, его выбор не был одобрен, и поскольку он еще не делал официального заявления, тетушка мигом нашла ему более подходящую кандидатуру, и, уладив все формальности, тайком от него подала объявление в светскую хронику.

Эдуард хотел сам сообщить Мартинике новости, позже, когда соберется с силами признаться, что отказывается от нее, но увидев девушку у себя в гостиной — был потрясен не на шутку.

Сколько вызова было в ее глазах! Он думал, она расплачется, начнет умолять его одуматься. Но никак не ожидал рукоприкладства с ее стороны и оскорблений в свой адрес, пусть он их и заслужил. Его взгляду открылась необузданная сторона характера этой тихой и скромной все остальное время девушки, и он потерял покой.

Леди Оруэлл тот час же расторгла помолвку, ее пугал даже намек на скандал, что говорить о разъяренной амазонке в гостиной его дома. Хотя он и был несказанно рад этому факту, но старался не выказывать слишком большого счастья в присутствии графини Кентервиль, которая искренне переживала из-за несостоявшейся партии.

Эдуард нравился дамам, благодаря манерам и внешности, многие считали его подходящей кандидатурой для своих дочерей, а в некоторых вопросах и для себя. Но он перебирал невестами, вводя свою тетушку в исступление, надеясь на то, что рано или поздно графиня Кентервиль оставит все попытки женить его и предоставит сделать самостоятельный выбор. Тогда он снова направится к Мартинике, упадет перед ней на колени и будет слезно умолять простить его, что она, безусловно, сделает. Чем дольше он с этим затягивает, тем меньше в ней останется гнева и тем быстрее он получит ее назад. В глубине души его посещали тщеславные мысли, что можно, конечно, выбрать невесту по вкусу графини, а мисс Житан, при правильном подходе с его стороны, удовлетворилась бы ролью любовницы. Препятствием для этого служил только ее опекун, который не позволил бы девушке опуститься так низко. Но Сомерсет не вечен, и рано или поздно, мисс Житан останется один на один с лондонским обществом, которое после смерти герцога окончательно отвергнет ее. Вот тогда на сцену выступит виконт Ландман, и Мартиника упадет в его объятия.

Но его планам не суждено было осуществиться: спустя всего лишь пару месяцев после скандала, учиненного его бывшей невестой, в светской хронике появилась заметка о женитьбе герцога Сомерсета на своей подопечной Мартинике Житан. «Она снова нанесла мне пощечину, пусть в этот раз воображаемую».

С тех пор виконт так и не нашел себе супругу по вкусу, он все время скучал по проникновенным серым глазам, цвет которых менялся в зависимости от настроения. Ему не хватало прямого, не подобострастного взгляда женщины, которая считает себя равной ему. Любовь Мартиники пусть и была по-девичьи наивной, но не слепой. Мисс Житан требовала всего его шарма и обаяния, чтобы увлечь себя. Она не плыла послушно к нему в руки, а отдавала в награду за затраченные усилия. Он уже в который раз корил себя, что недооценил ситуацию, и в этот раз время не сыграло ему на руку.

Надо было все-таки жениться на Мартинике! Она была бы кроткой и послушной, благодарной за тот факт, что он взял ее в жены без приданого, не обладающую каким-либо положением в обществе. Если бы не вмешательство тетушки, которая долгое время заменяла ему мать, он был бы самым счастливым мужем в Великобритании! Мужчиной, у которого получилось укротить пожар, облечь его в согревающее пламя очага. Теперь же, благодаря замужеству с герцогом, положение девушки стало намного выше его собственного. После смерти мужа, Мартиника станет самой желанной невестой, если только Сомерсет не проживет так долго, что красота ее молодости успеет увянуть.

Виконт Ландман редко читал некрологи, поэтому на момент получения письма факт смерти герцога Сомерсета оставался вне его ведома. Эдуард не спешил выполнять требование тетушки и остался в Лондоне, позволяя воспоминаниям захватить себя. Но вечером, за игрой в карты в джентльменском клубе, он услышал последние сплетни, гуляющие светскими кулуарами.