Агата глубоко вздохнула.

— Знаете, Павел, я вообще-то сама ничего не решаю. СКМ, а еще Божевич запретили мне всякую самодеятельность…

— Вздор!

— А?

— Послушай, Агата, дружочек, — сказал ректор энергично, — в жизни не поверю, что кому-то из семьи Мортимер можно хоть что-то запретить.

— Так вы… знаете?

— Да это же очевидно с первой минуты! — с нетерпением заявил Иванов. — Мы слишком много времени теряем на пустые разговоры, ты уже должна быть в пути! Машина ждет у дверей, пропуск Антон тебе выписал. Твоего куратора не приглашаю, животные бояться носителей огненной магии, — те, как правило, охотники. Итак, через час!

«Это очевидно с первой минуты». Наверное, очевидно всем — всем, кто знал родителей или бабушку. Наверное, они смогли обмануть только самих себя и интернатовцев, да и то лишь на время.

Неудачливые конспираторы. Подпольщики.

Казалось, всё сегодня повинуется деловитому и энергичному настрою Иванова: быстрые сборы, быстрый «досмотр» на воротах, быстрая поездка до знакомого «трилистника». Старшекурсник, дежуривший на дверях в Академию, лишь мельком глянул на пропуск.

— К Павлу? Сумеешь найти зверинец?

Сумела. Только не так быстро как хотелось бы ректору — тот уже в нетерпении подпрыгивал у входа, точно упругий блестящий мячик.

— Ну где же ты?! Я сейчас убегаю на ученый совет, буду в лучшем случае через час. Знаешь, что мы сделаем? Ты дашь животным к себе привыкнуть…

— Можно мне их покормить?

Иванов фыркнул:

— Тогда уж потом сразу и клетки почисти! Просто посиди здесь, отдохни. Послушай.

— Что послушать? — Агата опустилась в указанную кресло-качалку, накрытую старым клетчатым пледом.

— Их, — Павел кивнул подбородком на вольеры. — Не обращай внимания на запах, ты скоро привыкнешь. Просто расслабься. Я скоро!

И мячик упрыгал. Иванов же такой старый — наверное, старее бабушки, откуда в нем столько энергии? И почему все ей предлагают расслабиться? Сначала Осипенко, теперь вот… смотритель зверинца, ректор Академии по совместительству. Она что, такая напряженная? Агата погладила свой лоб — нахмуренный. Разжала челюсти. Попробовала улыбнуться — но уголки губ упорно ползли вниз.

Напротив, в вольере, сидел бурый медведь и, наблюдая за ее гримасами, покачивал головой. Не одобрял, наверное. Агата показала ему язык.

Конечно, лучше здесь, чем в лаборатории Осипенко. «Ты должна научиться контролировать свои перемещения! Ты должна действовать более целеустремленно, представлять все отчетливо, думать и во время сна». Должна, должна, должна… Как, скажите, она может это сделать? Расскажите, покажите, научите! Агата все больше подозревала, что доктор магических наук и сама этого не знает. Может, они и изучают законы сновидений и управление снами, но с такими… перемещениями в сновидениях явно столкнулись в первый раз. И здесь я сплошная уникальность, подумала Агата с легким самодовольством. И тут же себя одернула — а не была бы такой уникальной, сейчас бы ее быстренько обследовали и отпустили на каникулы. Или вообще бы даже изучать не стали.

…Н-ну, а где здесь старая знакомая — леопард? Кажется, налево. Здравствуй, киса, здравствуй, красавица, ох, какой же у тебя мех! Агата, не раздумывая, толкнула щеколду, входя в вольеру громадной кошки.

Тут их и обнаружил вернувшийся ректор: Агата сидела, гладя развалившегося леопарда по груди, и серьезно рассказывала, какой он красивый и великолепный. Леопард верил, потому что нежился и громко мурчал. Иванов некоторое время полюбовался этой картиной, потом сказал вполголоса:

— Ну, вижу, девочки, вы уже спелись…

Агата подпрыгнула, а леопард так и остался валяться на спине, только взглянул на Иванова полузакрытыми довольными глазами и сложил на груди лапы. Агата виновато выбрела из вольеры.

— Извините, я, наверное, не должна была…

— Не должна была, — серьезно кивнул ректор. — Но раз дело сделано, говорить об этом поздно. Ничего страшного. А теперь вернемся к учебному месту.

Они уселись на «учебное место»: ректор — на качалку, Агата — на стул рядом. Некоторое время молча рассматривали животных. Те молча рассматривали их.

— Кто из них тебе не нравится? — неожиданно спросил Иванов.

— Крокодил, — ответила Агата, не задумываясь.

— Почему?

Агата поразмышляла.

— Наверное, потому что я его совсем не понимаю. Лежит — бревно-бревном, только глаза иногда открывает…

— А остальных? Понимаешь?

— Ну хорошо… я его не… чувствую. Совершенно.

Кивок.

— Уже ближе. Знаешь, в чем секрет блестящих дрессировщиков? Да, на некотором уровне они эмпаты и хорошо, как ты говоришь, чувствуют животных. А еще в чем? Не знаешь? Плохие дрессировщики знают только одно — что им нужно от животного. Но не знают, что нужно самому объекту дрессировки. Кроме самого элементарного, понятно: поесть, попить и спариться… Вот когда ты поймешь, услышишь, почувствуешь, чего хочет животное, тогда мы продолжим обучение дальше. Посиди, расслабься. Послушай. Не услышишь сегодня — услышишь в другой раз. Или в следующий.

«Плохие дрессировщики знают только одно — что им нужно от животного. Но никогда не знают, что нужно самому объекту дрессировки». А только ли о зверях сейчас говорится? Агата глянула настороженно; ректор с безмятежным лицом откинулся на спинку кресла. По его губам бродила легкая улыбка: то появлялась, то таяла. Маленький, круглый, лысый, Иванов напоминал сейчас умиротворенного Будду. Казалось, он слушает не только животных, но и ее мысли тоже.

Оставалось только последовать его примеру. Агата прикрыла глаза. Мерное поскрипывание ректоровской качалки. Фырканье зверей, стукоток копыт. Короткое взлаивание. Но как же хорошо, что хоть здесь от нее ничего не требуют! Агата слабо улыбнулась.

Ректор провожал ее до самого выхода. Агата все посматривала на него, но Иванов и виду не подал, что недоволен сегодняшним «уроком». На ходу показывал то одно, то другое, подробно объясняя, где что находится: «запоминай, чтобы не плутать, когда поступишь в Академию». Прощаясь, Агата все же попыталась извиниться, что у нее ничего не получилось, но ректор прервал ее:

— Все отлично, Агаточка, ты даже себе не представляешь, до какой степени отлично! До встречи через неделю! — и ускакал, напевая на ходу и попутно раздавая указания всем преподавателям, имевшим неосторожность попасться ему на пути.

Агата, моргая, смотрела ему вслед: вот бы Осипенко каждый раз ее хвалила — ни за что, просто так — да она бы тогда в ИМФ просто на крыльях летела!

Когда Агата рассказала про секретный выход из интерната, друзья страшно возмутились: как это секрет, известный всем?! А они почему не знали?!

Впятером пошли осматривать место выхода. Агата не очень уверенно выбрала прут: кажется, этот, да, третий от угла… Штурм-компания тут же разложила на траве книги и конспекты и принялась методично применять все выученные и не очень заклинания (а наивные-то воспитатели радовались, что интернатовцы даже в парк ходят с учебниками!) Больше всего надежд возлагалось на Люси — как-никак, а с решеткой, содержащей элемент ее стихии, «металляшка» всяко договорится! Но единственное, чего та добилась — цвет прута сменился с черного на серый. Зигфрид авторитетно заявил, что поменялась атомная структура материала: вместо чугуна получилась сталь. На него посмотрели с сомнением, но спорить не стали.

За дело взялся Карл. Следующими на очереди и наготове стояли Стефи с Зигфридом. Стефка так заинтересованно наблюдала за штурмом и давала столько советов, что было ясно — она уже запланировала улизнуть через тайный выход на какое-нибудь свидание.

Карл наконец убрал со лба взмокшие от пота волосы и, передавая эстафету Зигфриду, картинно отвалился от ограды на траву. Взгляд его упал на Агату.

— Слушай, а ты чего не пробуешь?

— Да!

— Давай, Агат, ну чё ты мнешься?

— Да я не… В смысле, я не знаю, как… И вообще, у меня магия… — Агата неопределенно покрутила рукой, изображая свою неверную магию. — Ну нет ее сейчас!