Совсем расстроился Суворов после этих слов: печально вздохнул и грустно произнес, что, видно, не судьба ему разобраться с землицей-оберегом. Но его настроение быстро улучшилось после того, как Милорадович сообщил, что самые преданные Сазаве братья не покинули обители: они поселились вокруг бывшего монастыря и втайне приглядывают за ним, оберегают его святыни, спасают от запустения веками намоленное место — искренне надеясь на возрождение веры… Поговаривают, в частности, о некоем старце Феодоре, который живет в пещере вблизи Сазавы. Вот с ним-то и надо повидаться!..
Повстречался ли Александр Васильевич с сазавским старцем, — неизвестно, но поговаривали, что Суворов иногда совершал прогулки по ночной Праге в сопровождении Михаила Андреевича Милорадовича или еще одного своего любимца — князя Петра Ивановича Багратиона. Вполне возможно, что в одно из своих непродолжительных путешествий они посетили и Сазаву…
В честь победителя и триумфатора
Пребывание Суворова в Праге оживило богемскую столицу: его встречали девушки с лавровыми венками, дарили цветы, музыка звучала, в его честь исполнялись кантаты, давались парадные обеды, в его честь были устроены многочисленные торжества. Пражане приветствовали Суворова как освободителя, победителя и триумфатора.
Русский историк и писатель О. Н. Михайлов, ссылаясь, в свою очередь, на одного из очевидцев — шведского генерала Армфельда, описал, как встречали русского генералиссимуса на одном из спектаклей в Праге: «Театр был иллюминирован, за билеты платили тройную цену. Когда Суворов появился в ложе эрцгерцога Карла, театр разразился громом рукоплесканий, криками "Ура! Виват Суворов!", и вообще публику охватил необычайный энтузиазм. Когда прошел пролог, написанный в его честь, приветствия повторились так же шумно. Суворов, одетый в австрийский фельдмаршальский мундир и во всех орденах, отвечал криком "Да здравствует Франц!" и несколько раз пытался остановить превознесение своего имени, но без успеха, так что наконец перестал жестикулировать и только низко кланялся. Затем он благословил зрителей в партере и ложах, и, что особенно замечательно, никто не находил его смешным, напротив, все отвечали ему поклонами, точно папе. В антракте одна молодая дама высунулась из соседней ложи, чтобы лучше разглядеть его. Суворов пожелал с ней познакомиться и, когда она была ему представлена, протянул ей руку, но дама так сконфузилась, что не подала ему своей. Тогда он взял ее за нос и поцеловал, — публика расхохоталась…»
Почитание Суворова пражанами в полной мере разделили и его солдаты. Унтер-офицер суворовского войска Яков Старков вспоминал впоследствии о том, какой заботой и вниманием окружали жители Праги простых русских солдат: «Квартиры наши у соплеменников были роскошны. Жители принимали нас как родных своих, как дорогих гостей. Многим из ратников жители насильно, так сказать, втерли от себя белье, чулки, платки и прочее, что только нужно было ратнику: а кормили истинно на славу…».
«Мы все донкихотствуем…»
В ответ на спектакли и торжества в честь великого полководца Суворова русские отвечали тем же. Князь Петр Иванович Багратион, любимец фельдмаршала, генерал от инфантерии, будущий герой Отечественной войны 1812 года, устроил шикарный бал в гостинице «В Лазнех» на Малой стороне. Граф Милорадович, перед отбытием русской армии на родину, организовал в Праге прощальный прием, на котором Суворов своей непринужденностью и меткими остротами покорил гостей. «В Праге меня очень любили…» — так написал впоследствии Александр Васильевич в одном из писем.
25 января 1799 года Суворов получил от русского государя Павла I указание «идти домой непременно».
Как свидетельствует русский историк и писатель О. Н. Михайлов, уже по дороге в Краков фельдмаршал Суворов начал испытывать сильные недомогания: общая слабость, озноб, мучительный кашель, водянистые высыпания на коже, особенно на изгибах тела… Отрешенность от мирских забот все чаще овладевала Александром Васильевичем.
Однажды в разговоре Суворов сказал: «Мы все донкихотствуем… И над нашими глупостями, горе-богатырством, сражениями с ветряными мельницами тоже будут подшучивать…».
Как это ни печально, но и Дон-Кихоты умирают…
Он дал указание, и русская армия начала возвращаться в Россию.
Армия возвращалась в Отечество победительницей, а ее предводитель Суворов — триумфатором, но — сломленным физически, необычайно страдающим от «огневицы» и гнойных опухолей. Генералиссимус, да и его приближенные, прекрасно знали, что все его болезни зависят от душевного состояния пациента.
Не свершилось — при жизни Суворова русский царский двор так и не признал в нем Дон-Кихота. Жаль…
Суворов со своей армией выдвинулся в Краков, по пути на родину, и там почувствовал себя плохо. А вскоре в Петербурге, в 1800 году, на смертном одре, Суворов отдал отчет Богу — просветвленным и спокойным, «хорошея лицом», как отмечал русский историк и писатель О. Н. Михайлов…
ТАКИЕ РАЗНЫЕ «ТРАНЗИТНЫЕ» РУССКИЕ…
«Мне помог Суворов…»
Он родился в год смерти великого полководца Суворова — в 1800-м. Погодин Михаил Петрович был родом из крепостных. Закончив Московский университет, стал известным историком, археологом, журналистом. Обладая от природы проницательным и пытливым умом, он несколько раз пытался добиться разрешения для выезда за границу — в Европу, однако в течение нескольких лет получал от государственных властей отказы.
Наконец, в 1835 году ему удалось посетить ряд европейских городов, в том числе Прагу, где он познакомился с видными представителями чешской науки — приверженцами европейского славянского единения Павлом Шафариком, Вацлавом Ганкой, Франтишеком Палацким. Кстати, ученик Погодина Сергей Михайлович Соловьев, в будущем знаменитый русский историк, несколько лет спустя тоже побывал в Праге и по рекомендации учителя встречался там с чешскими учеными и просветителями.
Это близкое знакомство, несомненно, способствовало дальнейшему сближению русского ученого мира со славянским. Были еще живы свидетели посещения Суворовым Праги в конце XVIII века и незабываемого впечатления от встреч с этим великим русским полководцем. Память пражан, восхищенная неординарностью суворовской личности, во многом помогла Погодину не только в общении с коллегами по науке, но и открыла сердца простых горожан к общению и взаимопониманию.
Потом, составив и опубликовав отчет о своем путешествии, который вызвал много положительных и хвалебных отзывов не только в научном мире, но и в широких общественных кругах, Погодин часто вынужден был отвечать на вопрос, как ему удалось так глубоко, за такой короткий срок постичь историю и современные проблемы ведущих европейских стран, в первую очередь Чехии.
Михаил Петрович отвечал, не задумываясь:
— Мне помог Суворов… Его слава, пришедшая в Прагу на переломе столетий, заложила в душах пражан крепкий фундамент для взаимопонимания наших стран. Один великий русский воин сделал больше для России, чем многочисленные деловые и дипломатические миссии… Мы долго еще будем пользоваться плодами его короткого посещения Праги…