Судя по всему, во время своего посещения Царьграда анонимный паломник не только сумел обойти многочисленные достопримечательности, но и изучить историю их создания или появления. В его повествование вплетены интереснейшие легенды и предания, связанные с христианскими святынями. Отдавая должное подвижникам-хранителям и преумножителям бесценных реликвий, в заключение автор сделал замечание: «Но если бы был (я) в Царьграде при Великом Константине и при матери его Елене, то не столько бы увидел чудес и узорочья…».

Очевидно, этот паломник был из служивых людей. Во время своего путешествия в Константинополь он интересовался не только соборами, церквями, мощами в монастырях. Судя по тому, что Стефан Новгородец обращал внимание на то, как относятся в Царьграде к России, его занимала политика. Очевидно, он увлекался вопросами архитектуры, так как в своих путевых заметках он подробно останавливался на стилях и дизайне построек. Одним словом, выражаясь современным языком, в Царь-град он ездил, чтобы поучиться, расширить свой кругозор, перенять зарубежный опыт и мастерство.

Не о совершенствовании ли благоустройства и обороноспособности своего родного города думал Стефан Новгородец, когда писал: «Если от Ипподрома пойти мимо Кандоскамии, то есть ворота городские железные, решетчатые, очень большие. Этими воротами море введено внутрь города. Когда бывает нападение войск с моря, то тут держат парусных кораблей и гребных катарг до трехсот. На катарге имеется двести весел, а на иных и триста, на этих судах рать всегда по морю ходит. Какой бы ни был ветер, они на веслах идут. А корабли, парусные суда, стоят, погоды ждут…»

Похоже, Новгородец был сострадательным к чужому горю человеком. Описывая свое посещение женского монастыря Святой Феодосии, он много внимания уделил милосердию: «Здесь большое чудо творится: во всякую среду и пятницу, как в праздник, многие мужчины и женщины подают свечи, и масло, и милостыню. Тут же множество людей лежит больных на постелях, различными недугами одержимы; выздоравливают и приходят в церковь, а иных вносят и кладут перед Феодосией по одному человеку, а она прикасается к больным местам и вылечивает. А певцы поют с утра до девятого часа, так и литургию поют поздно».

Как государственный человек, Стефан Новгородец не мог не отметить, что при всем богатстве и роскоши христианской столицы в целом в городе существует социальное неравенство. «А по Царьграду, — писал он, — как по лесу великому, без доброго проводника невозможно ходить, скупому и бедному человеку нельзя ни увидеть, ни поклониться ни одному святому, только разве в праздник этого святого, тогда можно и увидеть и приложиться».

Сумел ли в будущем бывший паломник применить цареградский опыт в своем родном городе? История об этом умалчивает.

Игнатий Смольнянин (из Смоленска) сопровождал в путешествии в Константинополь митрополита Пимена, епископа Михаила Смоленского и архимандрита Сергия. В «Хожении Игнатия Смольнянина» писалось: «В лето 6897 (1389) Пимен митрополит пошел в третий раз в Царьград, а с ним Михаил епископ Смоленский да архимандрит Спасского монастыря в Москве Сергий». Началось их путешествие из Москвы 13 апреля.

Совершенно справедливо утверждение специалистов, что описанные Смольняниным впечатления от поездки в византийскую столицу положили начало так называемым «светским» путевым заметкам. Дело в том, что наряду с христианскими святынями Смольнянин большое внимание уделил светской столичной жизни.

По пути следования в Царьград путешественникам пришлось стать участниками настоящих приключений: с вооруженными стычками, взятием и выкупом заложников, нападениями на их корабль разбойников. «В неделю святых отцов погрузились в корабль на устье Дона под Азовом, — вспоминал Смольнянин. — Отошли в море и в полночь встали на якорь. Некоторые люди оклеветали нас в городе. Догнали нас фряги на лодках, вскочили на корабль. И был топот большой на палубе корабля. Я… видел большой мятеж… фряги митрополита схватили и связали, также Германа и его дьякона… Вскоре фряги были удовлетворены митрополитом, получили довольную мзду и всех нас отпустили».

После освобождения из плена паломники прибыли «с радостью неизреченною» в Царьград. Среди встречающих находилась делегация русских, проживающих в Константинополе: «В понедельник, накануне Петрова дня, во время вечерни, пришли к нам русские люди, живущие здесь. И была радость обоим великая. В ту ночь пробыли на корабле».

С благословения находящегося в Царьграде патриарха Антония русские паломники начали посещать христианские святыни. Они стали свидетелями и участниками печального события, связанного со смертью митрополита Пимена, тело которого привезли из Халкидона и «схоронили вне Царьграда, на берегу моря, против Галаты, в церкви Предтечи». Похоже, напасти преследовали путешественников. Не успели похоронить одного товарища, как пришла горькая весть, что пропал без вести епископ Михаил Смоленский с товарищами. Их корабль попал в страшный шторм, однако впоследствии выяснилось, что обошлось без жертв.

Незабываемо было для русских зрелище царского венчания в Царьграде: «В лето 6900 (1392) И февраля, в неделю Блудного сына, венчался Мануил на царство с царицею патриархом Антонием. Венчание его было чудным зрелищем… пришли люди, и я там был. И так искусно устроено… Певцы стояли в чудном одеянии… Старейший певцов красив, бел, как снег. Были тут и фряги из Галаты и Царьграда, генуэзцы, венецианцы… Стояли в два ряда, одеты один в багряный бархат, другие в вишневый бархат, один ряд имел на груди жемчуг, другие иное украшение… Император же, войдя в чертог, облачился в багряницу и диадему, и венец царский около головы на столпниках… Начали литургию… Совершает выход и патриарх, он входи в амвон, и император с ним… Патриарх возлагает венец на императора… Кто сможет передать эту красоту!..»

Читая эти строки и представляя всю эту роскошь, богатство, вековую традиционность византийских императоров, трудно поверить, что до падения империи и захвата турками Константинополя оставалось чуть более шестидесяти лет…

Очевидно, ни с чем не сравнимые муки испытал Нестор Искандер, совершивший паломничество в Константинополь в качестве захватчика и оставивший после себя «Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 году». Сам о себе он сообщал, что еще в младенчестве попал в плен к туркам, насильно обращен в магометанство и вынужден был сражаться в войсках противника. «Написал же все это я, многогрешный и беззаконный Нестор Искандер. Измдада пленен был и обрезан, долгое время страдал в ратных походах, спасаясь так или иначе, чтобы не умереть в окаянной этой вере» — так говорил он в своей «Повести».

Нестор Искандер был невольным очевидцем и участником осады и взятия Константинополя турецким султаном Мехмедом II, неимоверно страдал от этого и, чтобы хоть как-то облегчить духовные муки, решил оставить для потомков свидетельство об этих ужасных для всего христианского мира событиях. Он писал: «Так вот и ныне в этом великом и страшном деле ухитрялся я, когда под видом болезни, когда скрываясь, когда с помощью приятелей своих, изыскивать время все рассмотреть и обо всем разузнать, подробно записывал день за днем обо всем, что совершалось вне града у турок». Согласно преданию, среди защитников Царьграда было несколько русских, которые находились в византийской столице по торговым делам.