Послам Телепневу и Кузовлеву стало ясно, что в Константинополе их ждет много проблем. И без того сложная их миссия к турецкому султану, в непростых турецкорусских отношениях обрастала дополнительными непредвиденными трудностями. Обеспокоенность послов оказалась не напрасной.

После прибытия в апреле 1646 года в Константинополь Степан Телепнев и Алферий Кузовлев, как водится, сразу же одарили султана, визиря и других знатных османов всего на сумму более шестнадцати тысяч рублей. Особенно доволен был султан, так как ему дополнительно досталось еще и 26 кречетов. Обнадеживали также первые результаты начавшихся переговоров с турецкой стороной.

Однако вскоре начались неприятности. Это случилось после того, как послы узнали, что во дворце верховного визиря живет русский самозванец Иван Вергуненок, о котором они узнали еще в Кафе. Каково же было их изумление, когда они выяснили, что, помимо Вергуненка, там же находится еще один «царский отпрыск» — некий Тимофей Анкудинов.

Н.А. Смирнов писал, что один из самозванцев величал себя князем Иваном, сыном князя Дмитрия Долгорукого, а другой назывался сыном царя Василия Ивановича Шуйского. Подьячий Берзецов, находившийся в Царьграде в посольской свите, опознал в одном из самозванцев стрелецкого сына из Вологды. Оказалось, в свое время Анкудинов служил в Москве подьячим, затем убежал в Литву, где представлялся князем Тимофеем Великоперским.

Послы вначале пытались убедить султанское окружение в том, что у царя Шуйского детей не было, как и у его брата, князя Ивана. Телепнев и Кузовлев говорили, что-де они-то, русские, лучше знают родословную государевых людей. Однако их правда султану была не нужна: он играл по своим правилам. А русские послы со своим служебным рвением совсем не вписывались в разыгрываемый спектакль с подставными лицами — самозванцами.

Но Телепнев и Кузовлев, следуя служебному долгу, все же настаивали на официальном разбирательстве по установлению подлинности новоявленных «наследников».

После требования русских послов «учинить розыск» против самозванцев один из них, Тимофей Анкудинов, был изгнан из дворца верховного визиря. А вот в отношении Ивана Вергуненка османы проявили несговорчивость.

Верховный визирь настаивал на подлинности заявления Вергуненка о том, что он является сыном царя Лжедмитрия II, которого убил Урак-мурза. Еще большее раздражение у турецкого правителя вызвали доводы Телепнева и Кузовлева, что человек, которого убил Урак-мурза, вовсе не был царем Дмитрием, но — обычным вором, именуемым Петрушкой, а не царевичем Дмитрием.

Визирь опять сделал вид, что не поверил, и велел через посыльного передать русским послам не совать нос куда не следует, а лучше выполнять свои непосредственные задачи, по причине коих они пребывают в Константинополе. Видимо, Телепнев и Кузовлев убедились на примере истории с самозванцами, что турки в своих провокациях против России не побрезгуют никакими средствами. Послы также узнали и причину, по которой османы держали при себе Вергуненка: новоявленный «наследник» обещал им «сдать Астрахань и при помощи турецких войск отвоевать украинные города» России.

Очевидно, турки все же возлагали на Вергуненка далекоидущие планы. Они опасались, что связи Телепнева и Кузовлева в османской столице позволят русским послам преждевременно раскрыть эти планы и сорвать задуманную операцию. Поэтому визирь приказал арестовать послов на неопределенный срок. В начале июня 1646 года, когда уже все было готово к отправке на родину, Телепнева и Кузовлева взяли под стражу. Официальной причиной ареста послов послужил слух, распространившийся в Константинополе, о том, что казаки вразрез достигнутым недавно договоренностям осадили Азов. Но, скорее всего, истинной причиной пленения русских послов все же была их осведомленность о самозванцах.

Султанское правительство не церемонилось с пленниками. По свидетельству исследователей, послы содержались в ужасных условиях, им постоянно угрожали смертной казнью. Не выдержав пыток, в ноябре 1646 года умер посол Степан Телепнев. Арест дьяка Кузовлева длился аж до августа 1648 года. Только новый султан Магомет позволил Кузовлеву возвратиться в Россию. В качестве дипломатических «извинений» за арест русскому выжившему послу заявили, что на самом деле якобы на его аресте настаивал крымский хан: сделать заложником посла, чтобы казаки не взяли Азов.

Только в декабре 1649 года мужественный Алферий Кузовлев наконец смог вернуться из Константинополя в Москву.

Посольского гонца Федора Черкасова, в отличие от Степана Телепнева и Алферия Кузовлева, султан отпустил в Москву, снабдив его своей грамотой. В документе с раздражением говорилось о том, что русские власти хитрят, заявляя о своей дружбе с турецким султаном. В качестве доказательства приводился пример, что донские казаки и ратные русские люди осенью 1645 года предприняли очередной возмутительный набег на Азов и пытались овладеть им. Попытка закончилась неудачей: нескольким тысячам казакам она стоила жизни, сотни из них оказались в турецкой неволе.

Но, помимо человеческих жертв, пленником султана оказалось и казацкое знамя. В Стамбуле внимательно рассмотрели трофей и увидели на нем герб Русского государства. Это послужило султану дополнительным подтверждением, что русский царь ведет двойную игру. В султанской грамоте приводилось подробное описание захваченного царского знамени.

Русский двор встревожился: и без того непростые отношения с Турцией могли осложниться до крайности, а этого допустить было нельзя. Опасаясь подвоха, Посольский приказ все же запросил в Казенном приказе сведения о том, какое знамя и когда было отправлено на Дон. Как отмечал историк Н.А. Смирнов, Казенный приказ подтвердил, что указанный в султанской грамоте стяг-пленник действительно соответствует знамени, переданному на Дон в 1644 году. Приводилось его подробное описание: «… сделано знамя длиной по верху 3 аршина с четью, по низу 6 аршин с четью, шириной 3 аршина с четью. Знамя сделано из камки-кармазин крущатой. В середине знамени — большой орел с клеймом, на котором изображен в конце царь, колющий змею». На полотнище значился царский титул и надпись, гласившая о том, что это знамя пожаловано донским казакам царем Михаилом Федоровичем 26 августа 1644 года.

Очевидно, султан пришел в ярость еще и оттого, что непроизвольно ассоциировал себя с заколотой русским царем змеей, изображенной на знамени. Кому захочется быть побежденным!..

Как поступили русские, убедившись, что находящееся в Константинополе знамя — подлинное? В августе 1646 года на Дон послали второе знамя — «из камки-кармазин червчатой с зеленой опушкой. Длина вверху 2 аршина с четью, внизу 4 аршина с четью, ширина 3 аршина с четью». Посередине полотнища был изображен орел и такая же надпись, как на первом знамени. Судя по приведенному описанию, второе знамя выглядело ничуть не хуже первого, по-прежнему впечатляя своим великолепием и добротностью.

Историки утверждают, что посылки казакам царских знамен были отражением политики царского правительства: с одной стороны, русские послы в Константинополе уверяли султана, что на Дону живут беглые воры и преступники, с которыми Москва ничего общего не имеет, с другой — государь жаловал этим так называемым «ворам и преступникам» свои царские знамена.

Что стало с константинопольским невольником-стягом? Скорее всего, царское знамя было уничтожено, разделив участь многих других русских пленников султана. Может, из-за истории с захватом казачьего знамени, может, оттого, что султан Ибрагим в очередной раз, без объяснения причин, арестовал в Константинополе переводчика Посольского приказа Богдана Лыкова, который вскоре скончался, но царское правительство прекратило дипломатические сношения с Турцией, по утверждению историков, на целых десять лет — с 1651-го по 1660 год. А в 1648 году царским правительством было принято решение открыто заявить о поддержке донских казаков — отправить туда войска «для постоянной помощи казакам».