– Да нет, конечно! Гэбэшники сфабриковали дело и засадили меня по статье сто семнадцатой Уголовного Кодекса РСФСР. Вышло, что я – маньяк-извращенец…

Бороду Агасфера расколола ехидная усмешка, и он вкрадчиво поинтересовался:

– Пятнадцать лет, говоришь, сидел? А на чем?

Рот его раскрылся и он, свалившись с камня на траву, принялся безудержно смеяться. В отблесках разгоревшегося костра его тело причудливо изгибалось, и ноги молотили в воздухе подобно пропеллерам винтового самолета.

Шенгеле сидел, сжав челюсти. Глаза его в свете костра казались раскаленными от стрельбы пулеметными дулами. Агасфер вдруг приподнялся на локтях и противным гнусавым голосом проквакал:

– Петя, Петя, Петушок – золотой гребешок… – И опять завалился на траву.

Память Шенгеле вдруг выбросила яркое воспоминание. Он держит левой рукой за волосы голову еврейской девушки лет двадцати. Вина ее ужасна! По пути от железнодорожной станции до лагеря она пыталась несколько раз выпрыгнуть из грузовика! Правая рука в белой перчатке сжимается в кулак и начинает яростно бить это лицо с ненавистными чертами. Через несколько секунд нос превращается в лепешку. Огромные карие глаза скрываются под кровавой пеленой. Знакомый голос кричит: «Хотела уйти от справедливого возмездия, сука?! В печь ее! Живьем!». Люди в черных плащах подхватывают изуродованную девушку и уносят ее. Пропитанная кровью перчатка летит на землю…

Лицо женщины резко сменилось лицом хохочущего Агасфера. Мозг Шенгеле полыхнул яростью. Он сунул руку в сапог, вытащил нож и, сбросив чехол, прыгнул на старого еврея. В прыжке рука его взметнулась вверх, и лоб с громким стуком уперся во что-то твердое и болезненное…

Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на траве. Агасфер сидел на камне и с интересом рассматривал нож. Заметив, что Йозеф пришел в себя, он сказал:

– Хороший нож. Арабский. На клинке даже надпись имеется. Она гласит… Хотя, какая тебе к черту разница, что она гласит… Как самочувствие?

Лоб болел. Шенгеле потрогал его рукой и обнаружил прямо в центре большую шишку.

– Чем это меня так? – спросил он.

– Булыжником, − охотно пояснил Агасфер.

Он нагнулся, поднял с земли круглый увесистый голыш и показал его собутыльнику.

Шенгеле, потирая лоб, уселся на камень. Агасфер надел на нож чехол и сунул его себе за голенище сапога. Он сказал:

– Нож, понятное дело, это подарок мертвых ваххабитов. А пистолета какого-нибудь ты там, случайно, не припрятал?

– Нет, − соврал Шенгеле.

Еврей налил чачи и они выпили. Боль во лбу у Йозефа стала стихать. Агасфер миролюбиво сказал:

– Подумаешь, какие мы нежные… В зиндане ты ни разу не сидел… Не помню, когда точно, но очень давно, занесло меня за каким-то чертом в Бухару, век бы ее не видать… Расплатился я на базаре иранской монетой. Она оказалась некачественной. Я ж не виноват, что шах, поправляя финансы, распорядился в очередной раз напихать в золото лигатуры… Эти мои доводы совсем не удовлетворили кадия и меня засадили в тюрьму (зиндан). Знаешь, что это такое? Подвальное помещение, а зачастую – просто яма, типа той, в которой ты сидел у Мансурова. Только народу там – как селедок в бочке. Самые опасные преступники зажаты в колодки. Это такой деревянный щит, разделяющийся на две части. Верхняя половина поднимается, преступник кладет в специальные выемки две ноги, две руки и шею. Крышка опускается, застегиваются замки и получается, что ноги, руки и голова оказываются с одной стороны щита, а задница гордо парит с другой. Я, понятное дело, оказался опасным преступником, и поэтому меня засунули в это интересное приспособление на время, пока устанавливали, виновен ли я в подрыве эмирской экономики. И несколько недель моей задницей пользовались все, кому не лень. Почему бы ни попользоваться, если она бесхозная? Хорошо, что напротив меня сидел еще один колодник. Он и принял на себя половину желающих… Да уж… Всякое бывает в жизни. Видел бы ты, что творили римские легионеры при взятии Иерусалима! Любой зиндан отдыхает… После взятия города солдаты переловили в окрестностях всех иудеев, пытавшихся сбежать. И каждому разрезали живот, в надежде найти проглоченные заранее драгоценности и монеты. Когда об этом доложили Титу (он во время отсутствия Веспасиана командовал римской армией), тот возмутился и приказал наказать виновных в этом бесчинстве легионеров. Ведь пленного еврея можно продать в рабство, а с распоротым животом еврей кто? Просто труп. Никакой выгоды. Но оказалось, что этим делом занимался каждый воин, причем – неоднократно. Вышло, что надо наказывать всех поголовно. Представляешь, какой масштаб? Поэтому пришлось Титу помиловать всех этих хирургов, а то бы он остался без войска. Меня же ловили раз семь… Только воскресну, сделаю пару шагов, на тебе! Стоять! Бояться! Живот не напрягать! Типа – расслабься, больно не будет… Вот как бывает, а ты тут, понимаешь, на всякие мелкие шутки обижаешься. Поживешь пару тысяч лет, и твоя пятнадцатилетняя отсидка будет казаться тебе смешным анекдотом с бородой. То ли еще будет…

Агасфер пожевал губами и закончил:

– Все, хватит. Посидели. Нож получишь завтра. Когда протрезвеешь. Иди спать в шалаш и забирай свою вонючую кашу…

Утром он не проснулся сам, как обычно. Его разбудил Умар. Был он похож на испуганного и затравленного волчонка. Умар переминался с ноги на ногу, пока Йозеф продирал глаза и пытался проглотить застрявший в горле комок. Его немного трясло и сильно хотелось пить. Умар держал в руках котомку, из которой торчало горлышко пластиковой бутылки. Шенгеле облизал губы и мальчик, тут же вытащив бутылку, протянул ее чабану. Тот дрожащими руками открутил крышку и присосался к горлышку. Внутри нее оказалось восхитительно холодное и вкусное молоко. Пока он утолял жажду, Умар достал из котомки большую лепешку, брынзу и кусок вареной баранины. У Йозефа от такой доброты глаза полезли на лоб. С утра еду не приносили ни разу. Да и появление в его рационе молока и мяса выглядело нереальной роскошью. Но все оказалось просто.

Умар рассказал, что вчера вечером в село вошли федеральные войска. Солдаты устроили обыски во всех домах. Отец приказал Умару бежать к Петру и сказать ему, чтобы он спрятался в одной из пещер на склоне горы. Но мальчик не стал сразу выполнять распоряжение, а схоронился за коровником и решил посмотреть, что будет происходить в селении.

А происходило много непонятного. Мужчин, в домах которых русские нашли оружие, запихивали в грузовики и увозили. Иса с Селимом успели спрятать стволы и боеприпасы, но это им нисколько не помогло. Федералы нашли невольничью яму. Солдаты выволокли во двор обоих братьев, повалили на землю и принялись бить ногами. Подбежали несколько офицеров. Умар думал, что они прекратят избиение. Но не тут-то было. Офицеры оттолкнули солдат, и сами накинулись на Ису с Селимом. Потом они схватили бесчувственные тела, забросили их в бортовой грузовик и куда-то увезли. Мать Умара пыталась уговорить главного офицера вернуть своего мужа и его брата, но он обозвал ее грязными словами и оттолкнул от себя. Она хотела дать ему денег, но он смял их и бросил ей в лицо. Они уехали, но сказали, что еще вернутся. Мать долго плакала, а потом приготовила еду Петру и сказала Умару, чтобы он отнес ее утром. И еще сказала, что теперь его будут кормить два раза в день, и даже будут платить деньги, лишь бы только он молчал о том, что видел раньше…

После его ухода Шенгеле съел мясо, а вчерашнюю кашу выбросил овцам. Молоко очень помогло и сняло основную часть похмельных ощущений.

Ближе к полудню, оказавшись у ручья, он встретился с Агасфером. Тот уже сидел на стороне Йозефа. Ручей сильно обмельчал, и теперь его можно было перейти по камням, не замочив при этом ног. Старик был злым и невыспавшимся. Он пил из своей фляжки воду. Увидев Шенгеле, еврей швырнул ему нож. Тот поймал его на лету и засунул в сапог. Агасфер со злостью в голосе поинтересовался:

– Как самочувствие?