— Я его не узнала.

Девушке показалось, что подруга лжет. Впрочем, это не имело значения. Главное — уговорить Эте молчать.

— Ты никому не скажешь?

Эте вскинула испуганный взор.

— Конечно нет!

Тия сжала руку девушки.

— Спасибо.

Вероятно, в тот вечер, когда Айрис поранил руку, Харуя тоже бегала на свидание. По всей видимости, боги повредили ее рассудок! Если отец узнает, Харую ждет страшное наказание, а всю их семью — позор и людские насмешки!

Несколько дней Тия присматривалась к наложнице отца, не решаясь завести разговор, а потом решила, что надо не говорить, а действовать. Девушка задумала узнать, с кем встречается Харуя. Она долго следила за наложницей отца и пришла к выводу, что, несмотря на свое безрассудство и неслыханность проступка, Харуя ведет себя весьма осторожно. Как правило, молодая женщина убегала в самое пекло, когда другие обитатели дома укрывались в своих комнатах, а дети спали, и успевала вовремя вернуться обратно.

Однажды Тие удалось улучить момент, когда Харуя выскользнула из дома и прокралась к задней калитке сада. Девушка отправилась за ней.

Тия шла по узким и пыльным улочкам, на которых в этот час не было ни души; Эффе казался ей унылым, выжженным солнцем городишком, убогим пристанищем изгнанных и неудачливых людей.

Харуя миновала площадь и спустилась к реке. К счастью, она торопилась и не оглядывалась, потому Тия шла без опаски и легко поспевала за ней. Молодая женщина ступила на неприметную тропинку, вьющуюся среди зарослей тростника. Было заметно, что она много раз пробиралась этим путем.

Тия двигалась следом за Харуей, стараясь не упустить ее из виду. Стебли тростника были широкими и твердыми, как сабли, они плохо гнулись и сильно шуршали, отчего девушке казалось, что Харуя вот-вот обнаружит ее присутствие. Однако молодая женщина была поглощена мыслями о предстоящем свидании и ничего не замечала.

Когда на тропинке внезапно появилась мужская фигура, Тия едва не вскрикнула от неожиданности.

Девушка вовремя прикрыла рот рукой и присела, надеясь, что ее не заметят. Осторожно раздвинув стебли, она старалась разглядеть спутника Харуи. Дочь писца узнала любовника наложницы. Красивое лицо, черные волосы, стройное смуглое тело. Уже не подросток, но еще не взрослый мужчина. Тия сжала пальцы и до боли прикусила губу. Это был... Хетес!

— Я думал, что сойду с ума! Не заставляй меня ждать так долго! — развязно произнес молодой человек.

— Идем скорее! У меня, как всегда, мало времени! — взволнованно ответила Харуя.

Хетес обнял женщину и принялся осыпать ее лицо и шею жадными поцелуями, похожими на укусы. Тия зажмурилась; перед глазами заплясали красные и зеленые пятна. Открыв глаза, девушка увидела, как Хетес спустил с округлых плеч Харуи узкие лямки льняного платья и приник губами к ее налитой груди. Молодая женщина запрокинула голову, открыла рот и принялась хватать губами раскаленный воздух. В этот миг она выглядела беспомощной, как выброшенная на берег рыба.

Они даже не подозревали, что их могут видеть, и вели себя вызывающе, бесстыдно. Оторвавшись от груди женщины, Хетес обнял Харую за талию и повел в глубину зарослей; при этом оба пошатывались, словно пьяные.

Лицо Тии горело, колени подгибались, руки дрожали. Больше ей здесь нечего делать, пора возвращаться обратно. Она все поняла, хотя на самом деле... ничего не понимала. Харуя — взрослая женщина, наложница уважаемого человека, мать двоих детей. Хетес — подловатый, избалованный мальчишка, для которого жизнь — игра, а любой человек — игрушка.

В это время из зарослей донесся стон, и Тия не раздумывая бросилась туда. Кто знает, чего ждать от Хетеса! Девушка сделала несколько шагов и приподнялась на цыпочки. Впереди виднелось вытоптанное пространство, нечто вроде поляны, должно быть издавна служившей любовникам местом укрытия.

Тия давно знала о том, что порой случается, когда мужчина и женщина остаются наедине, но впервые увидела, как это происходит на самом деле. Тонкое платье Харуи собралось на талии, а Хетес был полностью обнажен. Они лежали на жесткой траве и обнимали друг друга. Внезапно молодой человек развел ноги женщины в стороны, навалился на нее всем телом и принялся энергично двигаться. Тия едва не вскрикнула. Девушке казалось, что Хетес совершает что-то безжалостное, непристойное и грубое, обращается с Харуей как с животным, однако, похоже, женщине это нравилось. Она впивалась в спину юноши ногтями, извивалась всем телом и сладко стонала.

Девушку охватил жаркий стыд и еще какое-то, доселе неведомое ей, чувство. Она хотела заплакать и убежать, но продолжала оставаться на месте, ибо перед ней открылось завораживающее, загадочное, запретное действо. Наблюдая за ним, Тия чувствовала, как внутри нее напряглась и дрожит некая таинственная струна.

Наконец Хетес опрокинулся на спину и растянулся рядом с Харуей. Оба тяжело дышали, приходя в себя, и не пытались прикрыться и отодвинуться друг от друга. Солнце ярко освещало их тела, все еще вздрагивающие от страсти. Эти тела были красивы, но в их красоте девушке чудилось нечто гадкое, она ощущала себя так, будто ей в руки дали безупречный снаружи, а изнутри — разрушенный гнилью плод.

Тия попятилась и медленно побрела по тропинке. Сердце колотилось как бешеное, перед глазами золотились мелкие звездочки. Дочь писца дошла до конца тропинки и остановилась. Она должна поговорить с отцовской наложницей, пока в душе не зародились сомнения, не остыли возмущение, досада и стыд.

Вскоре появилась молодая женщина. Она очень спешила и не глядела по сторонам. Ее волосы спутались, взгляд был затуманен страстью, а губы распухли от поцелуев. Увидев Тию, Харуя резко остановилась, будто налетела на стену.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.

— Жду тебя, — ответила девушка и добавила: — Я все видела.

Тия успела успокоиться, прийти в себя и смотрела на Харую холодно и с безжалостным осуждением в глазах. Ей казалось, что она никогда не сможет дотронуться до руки этой женщины, женщины, плоть и душу которой осквернил разврат. Харуя глубоко вздохнула и сникла. Внезапно ее красота поблекла, как будто вылиняла на ярком солнце.

— Расскажешь отцу?

— Нет. Я просто хочу понять.

— Что именно?

— Зачем ты это делаешь? Во имя чего рискуешь собой и почему связалась с Хетесом?!

Харуя опустила глаза.

— Ты еще очень молода, Тия, и едва ли поймешь! Знаю, мне рано думать о той стране, куда никто не может унести нажитое добро и откуда не возвращаются, и все-таки иногда мне становится страшно. Я считаю, что нужно брать от жизни все прекрасное, что она может дать, ибо в другом мире такие радости невозможны.

— О чем ты? — удивилась Тия.

Она не могла представить, что могло быть прекрасного в бесстыдном совокуплении Харуи с этим жестоким мальчишкой!

Молодая женщина уставилась в землю.

— Я уже говорила, что Анхор взял меня в свой дом, когда я едва вышла из детского возраста. Я не любила твоего отца и никогда не испытывала радости от его ласк. Слушалась твою мать, всегда вела себя как положено, не смела ни поглядеть в сторону, ни вымолвить лишнее слово. Я никогда не была женщиной, всегда — только вещью.

Девушка молчала, и Харуя продолжила:

— Нам все время твердят, что установленный богами порядок человеческого общества нерушим, но ведь наши сердца не каменные! Что с того, если я, обыкновенная женщина, нарушу некоторые правила? Надеюсь, боги будут милостивы ко мне!

Тия долго смотрела на отцовскую наложницу, смотрела с невольной жалостью, недоумением и тревогой, потом разомкнула непослушные губы и промолвила:

— Боги — быть может, но только не Хетес. Неужели ты его любишь и веришь в то, что он любит тебя?!

Молодая женщина покраснела.

— Не знаю. Он такой юный и пылкий, мне с ним хорошо.

По дороге Харуя рассказала, как все началось. Хетес, приходя в дом Анхора по поручению своего отца, всегда старался встретиться с ней взглядом, и этот взгляд был красноречивее всяких слов. Однажды, когда молодая женщина шла с рынка, Хетес заговорил с ней; его речи были смелы и вместе с тем льстивы. В тот раз Харуя не дослушала юношу и поспешила домой. Однако его слова заронили в ее сердце каплю яда, которая растеклась по телу, отравила душу и мысли. Хетес был красив, и Харуя воображала себя юной девушкой, в которую мог бы влюбиться такой юноша.