Джеральд резко дернулся, будто его ударили; в светлых глазах вспыхнул яркий свет. Ему хотелось вскочить и выругаться, но вместо этого он твердо и спокойно произнес:

— Я никогда этого не сделаю. И тебе не советую. В том, что касается религии, индусы — настоящие фанатики. Кто только ни пытался обратить их в иную веру: мусульмане, христиане, буддисты. Ничего не вышло. Какой бы нелепой ни казалась нам их религия, они до безумия верят в своих богов. Если попадешься, тебе не поздоровится.

— Не попадусь. А Шива не обеднеет. Жаль, что не хочешь мне помочь. Страшишься возмездия?

— Нет. Просто не могу совершить предательство.

— Кого ты предашь?

— Не знаю, — задумчиво произнес Джеральд. — Что-то святое. Чью-то веру, мечту и чувства.

Трое мужчин медленно пробирались по извилистой, узкой тропинке. Огромная желтая, будто восковая, луна сопровождала их, словно гигантский таинственный страж, освещала путь серебряным светом, который струился сквозь листву деревьев и исчезал в густых травянистых зарослях.

На небе сияли жемчужины звезд, ночной воздух овевал лица и тела своим свежим, острым дыханием.

Томас Уилсон часто останавливался и прислушивался. Днем он не без труда нашел дыру в стене, а позже, смешавшись с толпой паломников, пытался понять, насколько хорошо охраняется храм. По ночам ворота запирались, и только. Если не было какого-нибудь праздника, то бог «спал» и то же самое делали жрецы. Здесь вряд ли можно было встретить вооруженного человека или того, кто умел мало-мальски защищаться от нападения.

Сердцем храма являлась особая комната, где всегда царил полумрак и куда допускался не каждый: это было «жилище» бога. Именно там грабители и рассчитывали найти вожделенное золото.

Уилсон и его спутники, чертыхаясь, пролезли через пролом, который Томас еще днем освободил от камней, и, стараясь не стучать подошвами сапог, принялись подбираться к храму.

Он возвышался впереди, подсвеченный тревожным сиянием луны. От этого гармоничного и безупречного в своем совершенстве здания, казалось, исходила какая-то особая чувственная сила. Ночь скрыла от глаз грабителей ослепительное сочетание линий, великолепную скульптурную резьбу, орнаменты и рельефы, покрывавшие его стены. Для них он не был святыней — всего лишь местом, где можно поживиться деньгами.

Бывший заместитель начальника гарнизона Калькутты и сопровождавшие его солдаты недоговаривались о том, что будут делать, если встретят служителя храма, однако у всех троих имелись сабли и ножи. Томас понимал, что в их интересах — хорошо замести следы. Если станет известно, что ограбление совершили иностранцы, может разразиться скандал. Он не думал о том, что для любого индуса сама мысль о подобном деянии кощунственна и недопустима.

Они вошли в зал для верующих. Перед статуей Шивы распростерся человек. Он молился, а может, молча беседовал с богом.

Сначала Уилсон остановился, а потом быстро подался вперед.

Услышав посторонние звуки, человек обернулся, вгляделся в темноту, вскочил, молнией бросился к неприметной боковой двери, но его успели догнать, схватить и приставили к горлу нож.

Несмотря на непредвиденное осложнение, Томас не собирался отступать. Пока один англичанин стерег индийца, двое других обшаривали храм. Им повезло, они нашли и украшения, и золото, которыми доверху набили принесенные с собой мешки.

Как известно, бог Шива обитает не только в любящих его сердцах, но и на полях сражений, в местах сожжения трупов, на перекрестках опасных дорог. Он часто воюет с демонами и другими богами, и никому не удается его одолеть. Противники веры насылали на него огромного тигра, но Шива завернулся в его шкуру, словно в шелковый шарф, а гигантского змея обернул вокруг шеи подобно ожерелью.

На этот раз все было иначе. Неподвижный бог молча взирал на святотатцев и не только позволил им взять сокровища, но и разрешил увести того, кто посвятил ему свою жизнь и доверил судьбу.

Томас запретил товарищам убивать пленника на территории храма, потому они заставили его пролезть в дыру в стене и привели на край большого оврага, который заметили, когда шли к храму.

— Что будем делать? — спросил один из них, тот, что крепко держал несчастного.

— Он все видел и расскажет жрецам. Те поднимут шум, и тогда нам не удастся скрыться. Придется его убить. Тело сбросим вниз, в овраг. Там растут кусты — едва ли его скоро найдут в этих зарослях. Нет, — остановил Томас товарища, когда тот вынул саблю, — по-другому, так, как это мог бы сделать любой прохожий. Скажем, камнем.

— Я не смогу, — сказал солдат и содрогнулся, представив, как во все стороны брызнут кровь и мозги, а лицо жертвы исказится от предсмертной муки.

— Давай я, — предложил второй. — Это нетрудно, главное, посильнее ударить, чтобы не пришлось добивать.

То, что его собираются убить, пленник понял сразу, как только его привели к оврагу. Преступники не видели выражения его лица и глаз, их не волновало, какие мысли теснятся в его голове, какие чувства обуревают душу и сердце.

Он не сказал им ни слова, потому что не знал их языка, и не стал молить о пощаде, ибо чувствовал, что унижение не поможет ему спастись.

На голову несчастного обрушился страшный удар, кровь хлынула, заливая лицо и глаза. Раздался стон, тело отяжелело, обмякло, дыхание стало судорожным, прерывистым.

— Больше не надо, — решил Уилсон, — иначе здесь будет море крови.

Они подхватили безжизненное тело и швырнули вниз. Оно угодило в самую гущу зарослей и осталось лежать там, не видимое сверху.

Томас забросал окровавленную землю пучками травы. Место было пустынное: пока здесь кто-нибудь пройдет, следы преступления смоет роса или дождь.

Они ушли, и только ветер шумел в листве, но земле ползли длинные тени, а с небес лился призрачный свет звезд и луны.

Тропический лес еле слышно шелестел и вздыхал, впитывая в себя остатки закатного света, напоминающего тлеющие уголья. Над гребнями гор протянулась тонкая алая полоска.

Пылающий шар коснулся вершин, что застыли на горизонте темной стеной. Листва переливалась красноватыми отблесками; казалось, где-то вдали разгорается огромный пожар.

Тара задержалась в пути и прибыла в Бишнупур позже, чем предполагала. Приближаясь к храму, девушка ощущала, как ее сознание и чувства раздваиваются. Одна половинка души тянулась к той жизни, какую она успела изведать за минувший год, другая — навеки принадлежала прошлому.

Тара долго думала, каким путем проникнуть в храм: войти в ворота, как это сделала бы благочестивая паломница, или пробраться через тайный ход. В конце концов она вошла в ворота и сразу направилась туда, где жили девадаси.

Встреча подруг была бурной. Амрита нашла, что Тара выглядит независимой и уверенной в себе. Тара заметила, что Амрита несказанно похорошела и повзрослела: мягкую девичью красоту сменила пламенная женственная сила.

Ее дочь, Амина, была прелестным ребенком с большими черными глазками, бархатистой кожей и нежными чертами лица.

Как и прежде, они проговорили всю ночь.

— Я не останусь в храме, — сразу сказала Тара.

— Вернешься к англичанину?

— Нет, — ответила Тара и добавила, предупреждая вопрос подруги: — Он хорошо обращался со мной, но в конце концов мы оба поняли, что наши отношения не имеют будущего.

— Разве ты сможешь жить одна? — удивилась Амрита.

Тара рассмеялась и обняла подругу.

— Нам всегда говорили, что храм — единственное место, где женщина может жить, не имея мужа, да и то потому, что его заменяет божество. Теперь я уверена в том, что это не так. Если рядом со мной нет того единственного, о котором я мечтаю, я буду жить одна. Девадаси — желанная гостья на свадьбах и прочих празднествах богатых людей. Я сумею заработать на жизнь.

— Жить одной опасно, — заметила Амрита.

— Поверь, я не дам себя в обиду.