Кто он такой? Человек без касты, безвестный подкидыш, чье единственное достоинство и богатство — красота и талант.

Искалеченный, еле дышащий Камал не был нужен ни им, ни Шиве.

Как и Тара, Камал не знал, что побудило родителей оставить младенца на пороге храма. Должно быть, семьи, в которых они родились, были очень бедны и принадлежали к низшим кастам. Возможно, они надеялись, что брошенные ими дети вольются в некое особое сословие, общения с которым не стыдится ни раджа, ни наваб, ни брахман. Так и случилось, только это сословие, как оказалось, тоже живет по своим жестоким законам!

Тара поднялась на ноги и в гневе погрозила кулаком, сама не зная кому. Храму, жрецам. Возможно, даже богу. Испугавшись своего порыва, она вздрогнула и прикусила пальцы, после чего решительно произнесла:

— Мне нужно два сильных буйвола и крепкая повозка. Я ухожу, но скоро буду здесь. Все должно быть готово к моему возвращению. Я вам заплачу.

Ее тон не допускал возражений, и деревенский жрец кивнул.

Тара пустилась бежать и не останавливалась до тех пор, пока не очутилась на территории храма.

У нее не было времени для подробного рассказа, она просто сообщила Амрите, что ей нужны деньги или украшения, которые можно продать.

— Ты не ела и не спала, — прошептала Амрита, глядя на осунувшееся лицо подруги, обрамленное растрепавшимися волосами, и лихорадочно горевшие глаза.

— Боюсь, в ближайшее время мне не придется ни есть, ни спать.

Амрита быстро справилась с поручением. Все девадаси, даже Ила и Хемнолини, дали что могли: золотой браслет, жемчужное ожерелье, серьги, кольцо, ларчик из слоновой кости, зеркало в оправе из серебра.

Все любили прекрасного Натараджу, своим танцем пробуждающего мир к жизни и объясняющего людям цель и смысл их существования на земле.

Амрита протянула подруге туго набитый узел.

— Я пойду с тобой, — сказала она. — Наверняка тебе нужна помощь.

Тара погладила ее по руке.

— Нет. Тебе не стоит смотреть на такое.

— Почему ты не хочешь привезти Камала сюда?

— Потому что по-настоящему он нужен только мне.

Амрита со слезами обняла подругу.

— Я буду молиться за твое счастье!

Остановившийся взгляд Тары был невыносимо тяжелым.

— Мое счастье не стоит ни единой рупии. Помолись за жизнь Камала.

Небо окутала бледная дымка, от влажной после недавнего дождя земли поднимался удушливый туман. Из-за горизонта выплыло солнце, напоминающее огромное пятно крови.

Джеральд Кемпион вышел из своего дома и направился к центральной площади.

Кое-где солдаты разводили костры — крошечный огонек полз по сухим веткам, тянуло дымком. Сквозь дым просвечивали солнечные лучи, отчего он казался золотистым. На жесткой траве, там, где ей удалось уберечься от солдатских сапог и копыт лошадей, лежала роса, ее капли сверкали в раннем свете, словно камни драгоценного ожерелья. Форт проснулся, ожил — и утро наполнилось привычными звуками. Джеральд почувствовал, что на душе становится легко и светло.

Вдруг он увидел Тару, которая спешила к нему, и застыл как вкопанный. Молодой человек не ожидал, что она вернется, и не знал, радоваться ему или нет.

Джеральд всегда удивлялся тому, с какой непринужденной грацией она двигается. Девушка не шла, а будто плыла над землей, так легка была ее походка. На ней были ярко-зеленые с серебряными нитями, будто сотканные из воздуха, ветра и травы, одежды. Ее губы выделялись на нежном лице ярким цветком, а черные как ночь глаза лихорадочно блестели.

Когда Тара подошла ближе, Джеральд понял: поездка была ей не в радость. Судя по тому, как выглядела девушка, она проделала тяжелый и долгий путь. Волосы ее растрепались, одежда запылилась. Тара с трудом переводила дыхание. В выражении ее лица было много такого, что невозможно выразить словами: смятение и решимость, безумная тревога и безмерное горе.

— Мне нужна твоя помощь! — задыхаясь, проговорила девушка.

— Вижу. Что случилось?

— Один человек находится при смерти. Я хочу, чтобы ты помог устроить его в английский госпиталь в Калькутте. Я помню, ты говорил, что врачи этой больницы творят чудеса!

Джеральд растерялся. Он не мог ничего понять.

— Кто это? Англичанин? Военный?

— Нет. Танцовщик из храма Шивы. Индиец.

Молодой офицер покачал головой.

— Госпиталь принимает только белых.

— Джерри! — Тара вцепилась в его мундир. — Если я не смогу поставить этого человека на ноги, мне останется только умереть.

Ее взгляд был полон такого отчаяния, что Джеральд содрогнулся.

— Что с ним?

— Пойдем.

Тара вывела англичанина за ворота форта, где оставила повозку, и приподняла ткань, которой был накрыт раненый. Тот выглядел просто ужасно. Было трудно понять, почему он до сих пор не умер.

— Кто это сделал? — глухо произнес Джеральд, отводя взгляд.

— Какие-то негодяи. Белые люди. Думаю, они пришли грабить храм, а Камал их увидел. Тогда они увели его с собой, ударили по голове чем-то тяжелым и бросили в глубокий овраг.

Джеральд сжал кулаки. Томас Уилсон! Почему он его не остановил, почему позволил совершить преступление?! Мог ли он подумать, что пострадает не кто-нибудь, а Тара!

Он не стал спрашивать девушку о том, кем ей приходится раненый индиец. Это было ясно без слов.

Джеральд не стал ревновать. Он решил, что нужно попытаться помочь.

Госпиталь размещался на окраине Калькутты, в длинных, крытых тростником бараках. Работавшие в нем люди в самом деле творили чудеса, хотя им приходилось воевать не только с ранами, переломами, укусами насекомых и змей, непонятными тропическими болезнями, но и с пылью, духотой и жарой. Колониальным властям были нужны здоровые и сильные солдаты, потому на нужды тех, кто вышел из строя, отпускалось немного средств. Самые смелые доктора умудрялись сочетать европейские лекарства со снадобьями, которые применяли индийские знахари.

В незнакомой жестокой, суровой стране солдат иностранных армий косили отравления, лихорадка, дизентерия и другие недуги. Застойная вода, влажная жара, непривычная пища отнюдь не прибавляли европейцам здоровья. Для многих из них климат Индии был не менее губительным, чем ядра и пули неприятеля.

Индийцев врачи не любили. Со времен открытия госпиталя они приходили целыми толпами, жаловались по самому ничтожному поводу, умоляли о помощи и беззастенчиво попрошайничали. Страна была наводнена больными, нищими и голодными людьми. Индийцы не обижались, когда их гнали прочь, они лишь жалко улыбались, кланялись, падали ниц и снова просили. Их прогоняли, а они возвращались, оборванные, тощие, лишенные гордости, но полные терпения и тихого несгибаемого упорства.

Через полчаса Джеральд Кемпион вышел на улицу красный и злой.

— Я переругался со всеми, — устало произнес он. — Сейчас принесут носилки.

Все это время Тара расхаживала взад-вперед, глядя прямо перед собой остановившимися глазами, и периодически припадала к телу Камала, не в силах сдержать рыданий.

— Наверное, нужны деньги? — спросила девушка и протянула Джеральду узел с украшениями. — Возьми.

Он отстранил ее руку.

— Ни в коем случае. Я все уладил.

Два хмурых человека несли носилки по заставленному кроватями бараку, а девушка шла следом.

Тара чувствовала, что мужские взгляды прикованы к ней, что обитатели госпиталя оценивающе разглядывают ее. Воздух в помещении был спертым, отовсюду раздавались кашель, стоны и хриплое дыхание больных.

Немолодой издерганный врач осмотрел раненого и сказал:

— Голова, возможно, заживет, а ногу придется отрезать прямо сейчас.

Девушка в ужасе отшатнулась.

— Отрезать ногу?!

— Да. Видите эту рану? Она в плохом состоянии. Если оставить ногу, начнется общее заражение и он умрет.

— Тогда лучше отрежьте голову! — с неожиданной яростью заявила Тара. — Этот человек — земное воплощение Натараджи, он танцует в храме Шивы! Что он будет делать без ноги?!