В скором времени девочка, которую звали Матана, стала называть Арунтану мамой, а Джаира – отцом. Ее брат Рахмир, который хорошо помнил своих близких, обращался к приютившим его людям по именам: приемные родители не возражали. Арунтана предполагала, что Матана и Рахмир происходят из богатой и знатной семьи: дети были умны и хорошо воспитаны.

С тех пор как в доме появились приемыши, Джаир сильно изменился: оживился, повеселел. Ему нравилось играть и разговаривать с ними. Порой Арунтане казалось, что он забывает о том, что скоро у них появится свой собственный, родной ребенок, но она не огорчалась и не ревновала. Куда больше молодую женщину тревожило то, что Джаир все же вступил в египетскую армию. Фараон Тутмос стремился овладеть Южным Ливаном и другими территориями вплоть до Дамаска и Финикии, и Арунтана боялась, что муж уйдет в поход до того, как она родит, однако случилось иначе.

Когда начались схватки, она послала за Миттой. Та пришла, едва ковыляя и ворча, но сделала все как надо и меньше чем через час приняла ребенка. Это был мальчик, о чем сообщили Джаиру, который ждал за порогом, сходя с ума от волнения.

Взглянув на сына, Арунтана на мгновение прикусила губу, а после прошептала:

– Что делать, Митта? Мой муж догадается! У мальчика светлые глаза, глаза Хирама!

Старуха хитровато прищурилась.

– Вот оно что! Теперь я знаю имя этого человека. Ты тоже никогда его не забудешь. Ты думала изменить его жизнь, а он изменил твою. Повторяю: твое единственное спасение в обмане. Давай ребенка! Не беспокойся насчет мужа, я все улажу.

С этими словами Митта подхватила сверток, вынесла наружу и показала Джаиру.

– Вот твой сын!

Молодой человек растерянно улыбнулся, будто не веря в случившееся, и уставился в крошечное личико, а после, как и ожидала знахарка, с сомнением промолвил:

– Какие странные у него глаза. Почему они светлые? Никогда таких не видел.

Митта не растерялась. Она знала: чем мудренее говоришь и увереннее врешь, тем тебе больше верят.

– Это особый знак. Знак восходящего солнца, при котором он был зачат. Твой сын будет обладать необычайными способностями, и его ждет великая судьба, – торжественно произнесла женщина.

Лицо Джаира просветлело. Он принял ребенка из рук старой колдуньи и промолвил:

– Восходящее солнце? Я знаю, когда это было. Когда мы с Арунтаной встретились по пути в Мегиддо! Я назову этого мальчика Джамхад и сделаю из него настоящего воина! – Он показал ребенка притихшим Рахмиру и Матане, которые стояли рядом. – Это ваш брат!

Потом Джаир поспешил к жене, опустился на колени перед ее постелью и, пылко целуя ее руки, воскликнул:

– Ты лучшая женщина на свете! Я положу к твоим ногам горы золота и драгоценных камней!

Арунтана счастливо улыбнулась сквозь слезы и с нежностью прошептала:

– Мне будет довольно твоей любви.

– Понимаешь, Хафра, даже если тебе нравятся такие игры, ты не должен вовлекать в них мальчиков, которые учатся в Доме Жизни. Они – будущие жрецы и писцы, и им не к лицу возиться с ножами, мечами и луками, – сказал Хирам.

Они с сыном сидели в укромном уголке храмового двора, под навесом, окруженным деревьями, ажурная тень которых напоминала витиеватые письмена.

– Тогда с кем мне играть?

– Ты должен учиться. Много ли упражнений ты выполнил со вчерашнего дня?

Хафра сделал скучное лицо и ничего не ответил. Впрочем, Хирам знал ответ: ни одного. Как и положено здравомыслящему родителю, он строго выговаривал ребенку, хотя и понимал, что от этого не будет никакого толку. Едва он отпустит мальчика, как тот понесется прочь, прочь от ненавистных глиняных табличек к желанным лукам и стрелам, ножам, крючьям и кольцам и еще каким-то предметам, назначение которых Хирам представлял весьма смутно. Зато Хафра знал о них все, причем неизвестно откуда.

Хотя почему неизвестно? Хирам задумчиво посмотрел на сына. Какие интересные у мальчишки глаза! Непроницаемо темные, как безлунная ночь, они способны мгновенно вспыхивать, словно угольки! А эти густые черные вихры, стремительные, но красивые движения, гладкая смуглая кожа! Когда Хирам подрастет, он будет похож на молодого хищника с пружинящей походкой и грацией дикого, но умного существа.

Бедные египетские девушки! Хирам невольно рассмеялся и легонько шлепнул мальчика:

– Беги!

Тот сверкнул благодарной улыбкой и припустил что есть мочи. Хирам облегченно вздохнул. Где уж тут усидеть за глиняными табличками и свитками! Как сын жреца, Хафра обучался в Доме Жизни, но учителя приходили в отчаяние. Таблички и перья вечно ломались в его руках, чернила растекались, а сам мальчишка норовил то сбежать с занятий, то напроказничать, то подраться с соучениками. Он был веселым, незлобным, старался слушаться родителей, но у него плохо получалось, и те не винили сына.

Помимо Хафры Нира родила еще двоих детей: мальчика и девочку. Те были другими: послушными, вдумчивыми, спокойными и не доставляли родителям никаких огорчений. Зато Хафру любил отец Ниры, Антеп. К всеобщему удивлению, этот нелюдимый, мрачный, жестокий человек сильно привязался к внуку.

– Не знаю, как остальные, – говорил он и при этом небрежно махал в сторону младших детей Хирама и Ниры, – но этот мальчишка явно удался!

Когда Хафра приходил навестить дедушку, Антеп лепил для него лошадок из глины, вырезал деревянные мечи, делал луки из гибких веток. Нира опасалась, что отец испортит сына, но Хирам уверял жену, что ничего страшного не случится:

– Ты же видишь, Антеп стал гораздо терпимее и мягче, а Хафра умный мальчик, он никогда не пойдет по пути зла.

Нира согласно кивала. Если б ее отец знал, что она родила этого ребенка от чужеземца, раба! Хирам сдержал свое слово и ни разу не напомнил жене о том, что старший ребенок ему не родной. Порой Нира поражалась терпению и силам своего мужа. В отличие от других жрецов Хирам женился в юные годы; ему приходилось заботиться о растущей семье, при этом он старался преданно служить Амону.

Постоянно увеличивающиеся богатства храма требовали разумной организации его управления. И днем и ночью там кипела бурная деятельность, ибо величие Амона возвышало фараона, который жертвовал богу воистину несметные дары.

Спустя пять лет после рождения Хафры Хирам смог купить собственный дом в центре города и нанять слуг. Еще через два занял должность главного кхерхеба, о которой всегда мечтал, и теперь отвечал за копирование и сохранность свитков храмовой библиотеки. Случалось, он проводил в Доме Жизни большую часть суток, но Нира не жаловалась. Она понимала его стремления, его мысли. Хирам верил в то, что это вызвано не только искренней благодарностью, но и глубокой любовью.

Поговорив с сыном, он отправился в библиотеку, но не преодолел и половины пути, как его окликнули. Оглянувшись, Хирам увидел одного из младших жрецов, который поклонился и сказал:

– Вас спрашивает какая-то женщина. Говорит по-нашему, но мне кажется, она чужестранка.

Хирам нахмурился.

– Где она?

– Вон там! – Жрец показал рукой.

Хирам прищурился. Не одна женщина, а две, и с ними мальчик. В храм приходило много людей. Возможно, это не то, о чем он подумал.

– Я поговорю с ними, – сказал он и повернул назад.

Он приближался к неподвижным фигурам, и ему чудилось, что с каждым шагом его сердце опускается все ниже и ниже. Когда Хирам понял, что не ошибся, ему показалось, будто оно резко упало к ослабевшим ногам.

Что нужно этой женщине? Зачем она явилась сюда через восемь лет? Чтобы вновь возмутить его покой?!

Он узнал Аруну, хотя она выглядела совсем не так, как тогда, когда он видел ее в последний раз. Сейчас перед ним стояла гордая, спокойная женщина, взгляд которой был полон манящей силы, но при этом удивительно мудр. Аруна была одета в египетское платье, как и стоявшая рядом с ней миловидная девушка, на вид тринадцати-четырнадцати лет, которая держала за руку мальчика, ровесника Хафры.