Нарушив обещание: лежать смирно и не двигаться, я повернула голову и заметила, что створки жалюзи стали тихо сдвигаться к краям треугольной крыши.

- Ух, ты, - выдохнула я.

Передо мной открылась потрясающая картина ночного, усыпанного миллионным количеством звезд, неба. Это было потрясающее зрелище, которое я вряд ли когда забуду. Благодаря тому, что крыша была весьма низкой, мне казалось, что я нахожусь под открытым небом, а не в комнате.

Все мои проблемы: маленькие и большие, стали невидимыми, нереальными. Когда видишь подобные природные чудеса, ведь это именно чудеса, понимаешь, что ты сам и все твои проблемы - ничтожны.

Где-то я читала, что звезды – это вовсе не ночные светила, а дырочки, сквозь которые просвечивает другой мир. Сейчас глядя на это изумительное небо, я была на грани того, чтобы поверить в это. Наверное, потому, что мне казалось, что я уже близка к этому другому миру, к этой другой жизни. Отчасти это и было так. Только в моей реальности. В моем мире. В моей жизни.

- Лучше будет, если ты будешь смотреть на меня, - тихим шепотом возвращает меня на землю голос Лефроя.

- Да, конечно, - отвечаю я и оборачиваюсь к нему.

Он улыбается краем рта и удобнее усаживается в пуфике.

- Включить музыку? – совершенно неожиданно спрашивает он.

Я вопросительно смотрю на него. Что? Музыку? Наверное, он рассчитывает, что музыка может меня расслабить, и я буду выглядеть более естественной, нежели сейчас – один большой комок напряжения.

- Мхм, - одобрительно качаю головой.

Лефрой снова тянется к своему, по всей видимости, универсальному пульту и включает невидимый для моих глаз проигрыватель.

Комнату заполняет мелодичная и красивая музыка. Странно, но она мне знакома. Точно. «All of the stars» называется песня, которую исполняет Ed Sheeran. Это саундтрек к фильму «Виноваты звезды», что вышел в этом году. Я читала книгу, по которой был снят этот фильм. Роман Джона Грина. И меня он потряс до глубины души, заставив плакать целых добрых полчаса, если не больше.

Лефрой стал еще более напряженным. Его внимательный взгляд вцепился в мое лицо, изучая его. Мне становится тяжело дышать. Я сглатываю.

Его пронзительный взгляд скользит неспешно по моему лицу, в поисках изъянов или достоинств: я не знаю.

Когда среди тихой музыки я различаю, как начинает скрежетать бумага от грифеля его карандаша, мое тело ослабевает, напряжение улетучивается, и я успокаиваюсь.

Теперь я испытующе слежу за ним. Его длинное тело сгорбилось. Левой коленкой он подпирает свой альбом. Его волосы кажутся мне почти черными при таком освещении. Густые брови нахмурены. От того, что его глаза глубоко посажены, длинные ресницы постоянно касаются его верхнего века, когда он смотрит на меня. Мой взгляд продолжает свое путешествие по его прекрасному лицу и останавливается у его рта. Несмотря на полное напряжение, сквозившее от его позы, от взгляда – его губы оставались едва приоткрытыми и выглядели расслабленными. Его нижняя губа была немного больше, чем верхняя и немного оттопырена, потому что рот его приоткрыт.

Мне хочется коснуться его губ и провести по ним невидимую линию пальцами. От этой мысли я невольно сжимаю пальцы той руки, что лежит у моего лица, и Лефрой замечает этот жест.

Он тут же перестает касаться карандашом бумаги и обращает внимание на мою руку, сжатую в кулак.

- Ты устала? – спрашивает он. – Можем, сделать перерыв.

- Нет, выпаливаю я. – Нет. Я…

Я не могу придумать хоть что-то, что ему ответить, поэтому просто поджимаю губы и расслабляю руку.

Лефрой снова принимается сканировать мое лицо. Не прекращая делать слегка легкие, но резкие движения пальцами, колдуя над бумагой, он смотрит то на меня, то на альбом. На меня. На альбом. На меня. На альбом.

Тем временем в проигрыватели снова звучит знакомая мне песня. На этот раз это – John Legend с песней «All of me».

Глава 7.

Я пролежала без движения всего два часа, когда все мои суставы заныли, а конечности превратились в желе, словно я лежала здесь вечность.

- Перерыв, - требую я, вытягивая ноги и руки.

Растягиваюсь на кровати, как кошка, и довольно мурлычу.

Не смотря на то, что я умоляла показать мне сделанные им эскизы, Лефрой оставался непреклонным.

- Так не честно! – возмущаюсь я, складывая руки на груди.

- Еще как честно! Закончу и покажу, - отчеканивает он.

Переворачиваюсь на спину и устремляю восхищенный взгляд на небо, подобное иссиня-черному полотну, усыпанное миллиардным числом светил. Замолкаю.

- «А этот парнишка, Марк, который сегодня на вечеринке дал мне попробовать это желе, появился, откуда ни возьмись и уставился на небо, и велел мне посмотреть на звезды. Короче, задрал я голову, и оказалось, что мы находимся внутри гигантского купола, похожего на слепленный из стекла снежок, и Марк объяснил, что удивительные белые звезды – это на самом деле всего лишь дырки в черном стекле купола и, когда ты взмываешь в небеса, стекло разлетается вдребезги, а за ним открывается покров звездной белизны, которая ярче всего во Вселенной, но не слепит глаза. Покров этот не имеет конца и края, открыт взгляду и бесшумно тонок, и я почувствовал себя пигмеем», - завершает читать Лефрой.

Его голос мягок и звучит немного хрипло.

Я оборачиваюсь к нему и улыбаюсь. Я читала эту книгу. Он знает.

Он знает, что именно об этом я подумала, когда посмотрела в окно, за которым звездное небо, словно на ладони.

- Стивен Чбоски, - вдруг вспоминаю я автора.

- «Хорошо быть тихоней», - озвучивает название книги Лефрой, что держал в руках.

- Да, - подтверждаю и снова улыбаюсь. – Я верю в это, - честно признаюсь я. – Как не верить? Ты только посмотри на это! – восхищенно прошу я и снова устремляю взгляд в окно.

Лефрой ложится рядом и переплетает наши пальцы. Мы смотрим в небо, чувствуя себя совершенно счастливыми.

Электрические импульсы проходят по мне, передаваясь от его ладони. Чувствую, сильный пульс в сжатой ладошке и мне кажется, что мое сердце находится именно там, в его руке.

- Лефрой…, - задумчиво произношу я его имя.

- Мм?

- Ты знаешь, что у Джейн Остин однажды был летний роман с парнем по имени Лефрой? – спрашиваю я, не отрывая взгляд от окна.

На самом деле эта была его фамилия, а звали его Томас Ланглуа Лефрой.

- Мхм, - отвечает он, перебирая наши переплетенные пальцы.

- Жалко, что меня зовут не Джейн, - печалюсь я. – Тогда мы бы завершили историю их романа, оставшись вместе.

- Ну, хочешь, я буду звать тебя Джейн? Уверен их души останутся, нами довольны, если мы станем ими, и останемся вместе, ни смотря, ни на что, - шепчет он.

- Да. Навсегда, - теснее сжимаю его руку.

Лефрой переворачивается на бок, разрывая наши тесно сплетенные пальцы. Приподнимается на локте и подпирает голову рукой.

Смотрю на него, и снова беспричинно мои губы расплываются в широкой и непринужденной улыбке.

Костяшками пальцев свободной руки гладит мое лицо.

- Джейн я твой!.. Я твой! Я твой! Всем сердцем и душой! – цитирует он слова Томаса Лефроя из фильма «Becoming Jane».

Ярко-зеленый, нежный взгляд в нескольких дюймах. Все еще касаясь ладонью моего лица, наклоняется и приникает губами к моим губам, как два месяца назад, только в этот раз я отвечаю на его поцелуй.

У него теплые губы. Касаюсь дрожащей ладонью его лица и большим пальцем провожу по его щеке. Его губы открываются, и я жадно ловлю его выдохи губами.

Уже давно за полночь, а мы лежим под одеялом, в темноте, устремив свои взгляды в окно, и болтаем обо всем на свете.

- Джанин, - шепотом зовет меня по имени, после затяжного молчания.

- Мм? – поворачиваю в его сторону голову.

Кажется, ни одна темнота не сможет поглотить или спрятать эти глаза.

Я смотрю прямо в его горящие глаза, и внутри у меня все плавится. Сглатываю.