— Будь осторожна… Во имя всех богов — будь осторожна!
Ведьма спускалась кормить узника.
Он начинал ждать её — за несколько мгновений до того, как она начинала свой шаг по лестницам вниз. Выглядевший спящим целые сутки, он открывал глаза, будто наполненные прозрачной чёрной водой. Двигаться не мог: цепи и кандалы на ногах и на поясе, на руках и на шее, словно муху, распластали, пришпилили его к стене.
Когда ведьма открывала последнюю дверь — в саму темницу, она зябко ёжилась не от сырости, напоминавшей, что под каменным полом темницы находится громада воды, а от взгляда, который словно обволакивал её и пытался подтащить к себе. Но узник был слишком слаб для магического действа. Единственно живыми и полными силы оставались глаза, в которые нельзя посмотреть обычному человеку, ибо утонуть в них было легко, а выплыть… Но если бы человек и взглянул на узника, пытаясь понять, кто перед ним, вряд ли определил бы даже возраст существа, повисшего на цепях: иссушённая голодом, кожа сморщилась на костях черепа и стала неподвижной, потому что узник никогда не испытывал никаких эмоций. Скелет, обтянутый такой сухой кожей, что страшно прикасаться к ней — не дай боги, порвёшь тонкую хрупкую бумагу… Мумия, высохшая и безжизненная… Оживающая разве что на несколько мгновений вечером… Даже постепенно отрастающие волосы, которые старуха срезала ему мечом раз в год, были неопределённого серого цвета.
Старуха, опустив глаза, медленно, опасливыми шажками приближалась к узнику, распятому на стене. Бездонные чёрные глаза бесстрастно отражали её согбенный силуэт.
Но, приблизившись, она начинала криво усмехаться, в то время как узник чуть сдвигал складки кожи в уголках рта, обозначая намёк на ответную улыбку. Узнай стража, что вытворяют эти двое… Впрочем, что стражники могли бы сделать?
Каждодневная, почти невинная игра. Кто успеет. Она всегда выходила победительницей. Пока. Она старела, и реакции старого человека становились всё неуверенней. Он это знал. Она — тоже. Поэтому перед посещением узника проводила колдовской ритуал на увеличение скорости собственных реакций. Они оба уникальные — и знали это. Его поймали на неё, на её несколько необычную кровь, когда ведьма была совсем юной. Как рыбу на наживку. Но… Если она старела, то о нём этого не скажешь. Он не бессмертное существо. Он из породы фениксов. Но времени жаль и ему. Поэтому они и играли.
Ведьма вставляла факел в выемку в стене и подходила к узнику. Смотрела на него, только бы не видеть его глаз. Вынимала из одежды длинную острую иглу и всаживала её в свой указательный палец. На поверхности кожи появлялась капля крови. Со сдержанным торжеством старуха некоторое время разглядывала эту каплю, прекрасно зная, что алый отсвет нетерпеливо и жадно отражается в прозрачных чёрных озёрах — в глазах узника. Затем не спеша пальцем другой руки снимала эту каплю с кожи и резко мазала ею челюсть узника. Длинный раздвоенный язык обычно не успевал на долю секунды, чтобы дотронуться до руки ведьмы. После краткого разочарования узник жадно, быстрыми прикосновениями языка снимал следы ведьминой крови с собственной кожи.
Вот и вся игра.
Только её кровь, всего лишь капля, могла поддерживать видимость жизни в иссохшем теле узника. Сильнейшие маги вычислили однажды, где появится феникс, и устроили ему ловушку, подставив на его пути человека именно с той кровью, которой тот жаждал. И держали взаперти, как таинственное, плохо изученное оружие.
… Но сегодня…
Сегодня на верхней площадке башни разыгралась трагедия. Стражник-маг издалека заметил летящую к башне птицу. Узнал серого ястреба, использовавшегося в качестве королевского почтового. Почтовик не долетел совсем немного. Уже вся дежурившая в башне стража следила за птичьим полётом, когда ястреб вдруг вздрогнул и камнем начал падать вниз. Один из стражников подбежал к краю башни и выстрелил из лука стрелой, с края оперения которой протянулась тонкая верёвка. Сам же стражник рухнул между зубцами башни, пронзённый стрелой с одного из Когтей Дьявола. Остальные бросились на пол, успев раскачать сторожевой колокол — предупредить смену. Один подполз к мёртвому лучнику и за верёвку вытянул птицу, в которой застряли две стрелы. Торопясь, содрал с лапы птицы тонкий патрон с бумагой. Тут же, на каменном полу, прочитал сообщение и быстро пересказал его остальным.
На границах Шаньджакского государства свирепствовал Зверь. Люди гибли — и не было от него спасения. Ибо Зверь не только поедал человеческое мясо, но и заносил заразу, убивающую медленно, но безнадёжно. И Зверь не спеша продвигался в глубину шаньджакских земель. Двое князей, невзирая на прямой приказ короля, объединились и решили пустить в ход идеальное оружие — заточённого в крепости узника. Прозванный когда-то магами Исира Чёрный Пёс, феникс должен был защитить государство от Зверя, ибо только ему по силу такая схватка. Третий князь собирался уничтожить феникса, так как во всём слушался своих магов, настаивающих, что феникс отомстит Шаньджакскому государству за своё пленение и заточение, едва получит свободу. Решение, что делать с узником, король, прекрасно понимающий, что стража замка не сможет противостоять войскам взбунтовавшихся князей, свалил на плечи тех, кто сторожил его.
Проблема для первых двоих князей заключалась лишь в следующем: а кто осмелится натравить Исира Чёрного Пса на врага? Князья были самоуверенны и собирались подчинить феникса, взявшись за его приручение своими методами. Поверхностно начитавшись рукописей магов, когда-то отловивших феникса, они решили, что сами знают, как можно усмирить странное существо. Точно так же самоуверенный молодой маг, бывший с ними, обещал сделать всё, что в его силах, чтобы Исира Чёрный Пёс оставался лишь боевым псом… Именно они подстрелили ястреба, несущего весть о Звере в одинокую башню.
Едва стражник дочитал послание, как раздались гулкие выстрелы гарпунных пушек: в крепость со всех Когтей Дьявола полетели гарпуны с лёгкими лестницами. Князья явно не рассчитывали, что на их требование, после агрессивного появления и убийства птицы от самого короля, малочисленная замковая стража добровольно откроет им ворота и спустит мост.
А с другой стороны Когтей Дьявола уже приблизился князь, вознамерившийся уничтожить феникса. Пушкари этого воителя стреляли на разрушение замка.
Пригнувшись от стрел лучников с Когтей Дьявола, на верхние площадки вылезали последние стражи и боевые маги замка. Вместе с ними старуха-ведьма. Её быстро вернули назад и велели думать, что делать с фениксом. Но женщина, спустившаяся на площадку ниже, прислонившись к колонне — думала недолго. Она, как и стражники, сознавала, что сопротивление тюремных сторожей обученным, объединённым войскам даже первых двух князей просто смешно. Сознавала и то, что ворвавшиеся в замок воины не оставят никого в живых.
Но больше всех этих рациональных мыслей её беспокоила мысль, что существо, вскормленное её кровью, будет убито. С юности у неё не было в жизни женского: она не познала ласки мужчины, иначе феникс отвернулся бы от её крови; не было обычной жизни обычного человека — только ритуалы, обряды и в последнее время глупая игра с узником на жизнь или на смерть. Чёрный Пёс Исира стал её жизнью. Он чувствовал её. Она чувствовала его. Иногда она несколько дольше обычного задерживалась в его камере, и в молчании с её и его стороны ведьма слушала, как он мечтает о полёте в неведомых ей и странных, неземных небесах. Тоскует о них и надеется… Она чувствовала его желание и пыталась понять его, непознаваемого.
И старуха приняла решение.
Подхватив юбки, старая ведьма, будто молодая девчонка, приглашённая на свидание, мчалась по лестницам вниз. На лестницах никого. Все на верхней площадке, принимают короткий бой, заведомо обрекающий на гибель. Кольцо с ключами звенело на её поясном ремне, заглушая охриплое дыхание, которого она не замечала, запыхавшаяся и возбуждённая страшными и непостижимыми мыслями. До узника оставалось совсем немного — каких-то шесть лестниц, как она учуяла, что с ним что-то не то. Пришлось пробежать ещё одну лестницу, прежде чем она поняла: впервые на её памяти последних лет он бьётся в своих кандалах и цепях, словно только что пойманный. Он уже знает, почему она так спешит к нему! И это понимание заставляет его в нетерпении рваться из цепей, намертво укреплённых магией.