Оплатив заказ, Дэниел поднялся и крепко взял её за руку.

— Сегодня ты не останешься в своей комнате. Сегодня мы останемся в моей комнате. На весь день до начала работы.

— Почему в твоей?

— В моей кушетка больше, — заявил он и улыбнулся ей — или высунувшейся из её плаща черноносой мордочке, весело поблестевшей глазищами на него. — И не надо будет тосковать по чьим-то тёплым ладошкам, которые так приятно гладят моё тело последние трое суток… — уже шёпотом закончил он — и шёпотом не из-за того, что их могли подслушать. А потому что снова всматривался в её глаза, склонившись к ней близко-близко. И добавил: — Или ты против?

Она опустила глаза, но снова взглянула на него и несмело ответила:

— Нет. Не против.

Он несколько секунд смотрел на неё, сдвинув брови. Ей показалось — он боится, как бы она жёстко не потребовала от него прекратить заниматься своими убийственными игрушками. Но она всего лишь смотрела в тёмные глаза, еле видные под прядями лохматых волос, и тогда он уже спокойно повёл её к своему проулку.

Тяжёлое горячее тело вдавило девушку в мягкую кушетку. Это первое, что она почувствовала, проснувшись. Первая мысль: «Светло уже…» Первое понимание: она на животе, щекой на его ладони, он обнимает её так, что закрыл собой от всего белого света. Первое своё движение она оборвала, уже было напрягшаяся попытаться вылезти из-под обманчиво мягкой тяжести. Если Дэниел так тяжёл, значит, он ещё спит. Что значит — есть время подумать.

Или вспомнить, что было, когда они пришли в его комнату. Луис улыбнулась. Она чуть всё не испортила, жутко боясь причинить ему боль. Всё время помнила, каким он был всего три дня назад. И сама была скованной и неуклюжей, пока он не выдохнул: «Забудь!» Как будто понял, о чём она думает. Но забыла — после первого поцелуя, на который откликнулась несмело, всё ещё опасаясь неловким движением задеть его. А потом… Она забыла обо всём, кроме одного: она нежная, гибкая, пластичная — но только в этих сильных руках. И — она нужна. Он доказывал это каждым движением, каждым жадным и требовательным стоном, каждым поцелуем!.. Она вздохнула и потёрлась щекой о его ладонь. Сухая и горячая… А руки вокруг неё взяли — и сжались, обнимая её за плечи.

Сонный шёпот в ухо:

— Тяжело? Сейчас…

Едва она сообразила, что он собирается приподняться, чтобы освободить её, как немедленно схватила его за запястья.

— Что?

— Лежи.

Он немного полежал, тоже, как недавно она, напряжённый от движения встать, а затем снова обмяк, как будто её слова дошли до его сознания не сразу. И снова сжал её, и она невольно улыбнулась силе его бережных рук, в которых оказалось не столько уютно, сколько надёжно… И замерла. Три дня. Осталось три дня. Их не будет. Будут — он. Она.

А Дэниел снова спросил:

— Что? О чём ты подумала, если так… — Он явно затруднился с определением того, что внезапно почувствовал, обнимая её.

— У нас впереди целый день, а ты торопишься, — улыбнулась она.

— А… Вон что… — Он тепло дохнул в её ухо и сам улыбнулся. Она ощутила его улыбку, когда он снова заговорил: — И тебе даже не интересно, почему я так легко подчинился твоему «лежи»?

— В твоих глазах я выгляжу настолько любопытной? — лукаво спросила она у пальцев, которые видела перед собой. А потом отпустила его запястье и дотянулась до ладони, вплела свои пальцы в его и пробормотала: — Вообще-то могу догадаться и без тебя. В комнате холодно, но ты, кажется, не мёрзнешь. Следовательно, мой глазастый шерстяной шарфик на тебе.

— Ага. На пояснице. Греет. Ещё и недоволен.

— Чем это?

— Ну… Я пошевелился, а он сразу заворчал. Слушай, у него когти есть! — изумлённо прошептал Дэниел, чуть ёжась.

— Открытие… — улыбнулась она, тихонько пожимая его пальцы и чувствуя, как они ласково сжимаются в ответ. Потом подумала, сказать ли ему, нет ли, что Прести не зря сидит у него на пояснице. В этом ночном бою Дэниел не позволил противникам даже дотронуться до себя, но с прошлого-то раза досталось так, что наверняка Прести сейчас лежит, залечивая всё остальное. Хорошо, что Дэниел на себе уже прочувствовал, что дракончик обладает способностью лечить.

— Сполз, — негромко сказал Дэниел, очевидно прислушивавшийся к тому, что делал зверёк на его спине. И усмехнулся. — Ползец. Небось, весь бок исполосовал.

Луис чуть не стукнула его по челюсти, всполошённо подняв голову, — он всё-таки успел отпрянуть, а она виновато снова ткнулась головой в его ладони.

— Больно?

— Терпимо. Тебе точно так удобно?

— Почему-то есть захотелось.

— Мм… Теперь ясно, в кого этот зверь такой прожорливый.

— Мы не прожорливые! — возмутилась она.

И пискнула: он сжал ноги вокруг её тела и перевернул на себя, тоже перевернувшегося на спину. Отдышавшись, она одним глазом посмотрела на него. Довольны-ый!.. Нет, Луис уловила-таки недовольство, когда он боком разглядывал её. Что же вызвало его недовольство? Девушка вдруг вспыхнула: она лежит на нём, повернувшись той частью лица — с царапиной!

Но секунды спустя выяснилось, что не царапина заставила его поморщиться. Он легонько встряхнулся всем телом — Луис от его внезапного толчка съехала с его живота и оказалась теперь, придержанная его руками, чтобы не увернулась, так же лежащей на нём, но уже свесившись головой с его плеча — щека к щеке с ним.

Вот теперь он был доволен на все сто! Его даже не смутило, когда она, повернув к нему голову, задела своей щекой — его, колючую, от суточной щетины.

— Отпусти!

— Ещё чего! — самодовольно промурлыкал он и придержал её голову, чтобы поцеловать её открывшийся в негодовании рот. После чего вроде как даже удивился, насмешливо глядя в её глаза: — Мм… Вкусно!

Она не выдержала, засмеялась.

Потом она всё-таки попыталась сбежать с кушетки, а он ещё поймал. И не просто поймал, а потребовал компенсации за беспокойство по поводу её несостоявшегося побега. Потом они ещё повозились, словно недавние школьники, которые боятся, как бы их не застали на месте преступления, а потом… Потом она уже не боялась, что ему будет больно, он заставил её забыть о его боли, о своей царапине… Осталось лишь чувственное впечатление: она погружается в безудержный мир такого наслаждения, что хочется взмывать к небесам от счастья. И не в одиночку…

До вечера они не расставались. Ему просто не хотелось куда-либо уходить. Она не понимала, что куда-то можно уйти, когда главное на свете — вот оно, это её лохматое счастье, которое или ворчит, разглядывая на бедре царапины, оставленные и в самом деле сползшим с него дракончиком, или в очередной раз признаётся, что голоден, но в этом ещё нужно разбираться, в чём именно он голоден, потому как с одинаковым энтузиазмом он признаётся, что ему хочется съесть пару бифштексов — и её саму.

Луис лишь однажды сбегала к себе — за гитарой, чтобы порепетировать в его комнате, но репетиция не удалась, потому что Дэниел решил, что в таком виде — без одежды, но с гитарой в руках, она убийственно эротична. И провёл свой вариант репетиции — перед выходом, как сообщил он, пока она отдыхала потом в его объятиях.

А потом они чуть не проспали, утомлённые этими излишне частыми репетициями.

Вскочили с кушетки — с разных сторон. Оглянулись друг на друга — и начали хохотать! Потом бегали в поисках почему-то попрятавшейся одежды и, запыхавшись, выбежали из комнаты — оба зверски опаздывая.

Встрёпанные и взбудораженные, они пронеслись мимо то ли входящего, то ли выходящего Оливера, который удивлённо улыбнулся их самому настоящему бегству.

Дэниел торопливо довёл её до дверей бара Санни, поцеловал, нисколько не стесняясь охранников — впрочем, знакомых, и быстро пошёл назад, к себе.

— Луисита! — окликнула её Юджина, едва девушка, запыхавшись, очутилась на пороге гримёрки. — Последние новости слышала?

— Новости? О чём?

— Тайру поймали на микшере! В новом клипе она пела не своим голосом! Точней — своим, только составленным из кусочков нескольких своих же песен!