Вместо раненого и отбывшего на "Измаиле" вице‑адмирала Бахирева адмирал Колчак назначил временным начальником бригады линейных кораблей контр‑адмирала Веселкина, младшего флагмана эскадры, державшего брейд‑вымпел на "Бородино". Собственно, Колчак был далеко не в восторге от передачи бригады тому, кого он сам весной 1917 года по слезному молению гарнизона снял с должности коменданта Севастополя. Но выбирать не приходилось. Если самому отправляться на "Бородино", японцы могут успеть и уйти. А так дело пошло довольно быстро. Получив семафором инструкции, Веселкин сменил курс с зюйд‑оста на зюйд‑вест и повел "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" вдогонку за неприятелем.

Первыми под огонь главного калибра вновь попали идущие замыкающими во вражеском строе тяжелые крейсера. "Ибуки", "Икома" и заметно отставший от них "Курама" отвечали редкими выстрелами из уцелевших 12‑ и 8‑дюймовок. Стрелял и десяток где‑то среднекалиберных пушек, но их 150‑мм и 120‑мм снаряды мало чем могли повредить русским дредноутам, которые били по противнику из тридцати шести 356‑мм стволов. Залпы следовали за залпами, попадания за попаданием, но японские корабли, превращенные в полные руины, еще держались на плаву и не спускали флаги, хотя стрельба с них постепенно затихала пока практически не прекратилась. Колчак передал через эсминцы "Капитан Кроун" и "Капитан Керн", служившие репетичными судами, приказ контр‑адмиралу Веселкину заняться вражескими линейными кораблями, а окончательное уничтожение японского крейсерского отряда предоставить легким силам контр‑адмирала Порембского.

У Казимира Порембского было три легких крейсера и двенадцать эсминцев, вооруженных 5‑дюймовыми и 4‑дюймовыми орудиями. Этого вполне хватало против японских миноносцев и бронепалубных крейсеров, но пытаться добивать среднекалиберной артиллерией огромные броненосные крейсера, пусть и сильно поврежденные, значило расходовать впустую снаряды. Следовало применять торпеды, но, чтобы подойти на дистанцию гарантированного торпедного пуска, эсминцам надо было бы подойти среди бела дня на три‑пять кабельтовых. И тут возникал вопрос ‑ насколько выбита артиллерия у японских кораблей? Даже несколько уцелевших орудий на ближней дистанции могут представлять серьезную опасность для незащищенных броней эсминцев

Первым из японских кораблей под ударом оказывался отставший от своих из‑за поврежденных котлов "Курама". Броненосный крейсер глубоко осел пробитым в нескольких местах корпусом, вода подошла к амбразурам батарейной палубы, сделав непригодными большинство орудий бортовых казематов. Разбитые динамо‑машины обесточили башни с 8‑дюймовыми и 12‑дюймовыми орудиями. Несколько крупнокалиберных снарядов из погребов можно было поднять и на ручном приводе, но наводить вручную тяжелые башни, чтобы попасть в быстроходные и маневренные миноносцы, было уже немыслимо. На вооружении огромного броненосного крейсера, не считая чудом уцелевшей зенитки на кормовом мостике, оставались лишь одно 120‑мм орудие на мидели правого борта и два таких же орудия в казематах на возвышенном полубаке. Из них "Курама" и открыл беглый огонь, развернувшись носом к атакующему его дивизиону русских эсминцев ‑ "Калиакрия", "Фидонисия", "Керчь" и "Гаджибей" под командованием капитана 1‑го ранга Климова.

Двух пятидюймовок было явно недостатчно, чтобы остановить четверку "новиков". Однако на выручку "Кураме" пришли, повернув назад броненосные крейсера "Ибуки" и "Икома", а также, что в сложившейся ситуации, было гораздо важнее, и легкие японские крейсера. Первым в бой с русскими вступил "Тоне", который далеко обогнал и сильно поврежденного "Сойю", и крейсера‑броненосцы. Маленький японский крейсер с хода вступил в скоротечную огневую дуэль с передовым у русских эсминцем "Керчь". Эсминец упорно шел вперед, хотя получил пробоину в дымовой трубе и пожар на полубаке, угрожающий взрывом носовых торпедных аппаратов. Но "Керчь" всё же приблизиться к "Кураме" на 10 кабельтовых и только тогда развернулся бортом и сделал залп из кормовых аппаратов сразу шестью торпедами. Японский тяжелый крейсер попытался уклониться от идущего на него залпа, но одна из торпед всё же настигла его. У кормы взметнулась к небу выброшенная кустом вода, раздался гулких грохот подводного взрыва, всё заволокло бурое облако дыма... Большой корабль содрогнулся всем корпусом и накренился на левый борт.

На "Керчи", отходящей назад после удачного пуска торпед, пронеслось ликующее "ура!", его дружно поддержали и на других русских эсминцах. Однако, как оказалось, ликование было преждевременно. "Курама" удержался на плаву, хотя получил сильный крен и осел еще глубже в воду. "Керчь" ‑ из первой серии эсминцев‑"ушаковцев" ‑ был вооружен устаревшими 450‑мм торпедами со 100‑кг зарядом взрывчатки. Одной такой легкой торпеды для потопления большого корабля оказалось мало. Японцам в прошлую войну, чтобы покончить с русским броненосцем, требовалось несколько подобных 18‑дюймовых торпед. Англичане давно уже перешли на 21‑дюймовую торпеду со вдвое большим зарядом взрывчатого вещества в боевой части. В России такой торпедой ‑ образца 1917 года ‑ успели вооружить только новые подлодки и эсминцы последних серий. "Калиакрия", "Гаджибей", "Фидонисия" отошли, не выпустив торпеды, не подойдя ближе 20 кабельтовых . Остальные русские эсминцы не рискнули приближаться и на 30 кабельтовых. А после того, как носовая башня "Ибуки" изрыгнула из обоих своих 12‑дюймовых стволов огненные факелы выстрелов, подходит не стали и русские легкие крейсера. Контр‑адмирал Порембский справедливо рассудил, что такой сильно недобитый противник ему не по зубам.

Тем временем "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" догоняли нестройно отползавшие на юго‑запад японские броненосцы. Неожиданно четыре японских корабля стали совершать циркуляции, поворачивая теперь навстречу русской эскадре. Державший флаг на "Сацуме" контр‑адмирал Косабуро Учидо, командир 4‑й эскадры линкоров и младший флагман 3‑го флота, запросил семафорной связью у вице‑адмирала Сузуки согласия принять командование боевой линией и, после подтверждения, дал приказ о повороте все вдруг на 16 румбов. Адмирал Учидо решил, что, раз уйти от противника всё равно не удастся, лучше встретить врага невыбитыми орудиями правого борта. Кроме того, развернувшись назад, японские линкоры шли бы на соединение со своими отставшими тяжелыми крейсерами. Такой сложный маневр, как поворот "все вдруг", у сильно поврежденных японских кораблей получился плохо. Их строй окончательно смешался. Бой с русскими в сущности вели только оказавшиеся впереди и ближе остальных броненосцы "Сацума" и "Аки".

Развернувшись к русским правым бортом, эти японские корабли смогли обрушить на противника всю мощь своего огня ‑ восемь 305‑мм орудий главного и двенадцать 254‑мм орудий промежуточного калибров. Хотя у русских против двадцати этих стволов было тридцать шесть своих, причем гораздо более крупного калибра, первые минуты казалось, что японцы могут добиться успеха. И "Сацума", и "Аки" сосредоточили беглый огонь своей артиллерии на головном "Бородино", вокруг которого нередеющим лесом ставали двадцатиметровые водяные столбы. Не обошлось и без прямых попаданий. Один из японских снарядов ударил в левую амбразуру второй башни, легко пробил 50‑мм броневой щит, сбил со станины крайнее орудие и, пройдя всю башню, взорвался на командно‑дальномерном посту в задней части башни. Выживших в башне оказалось гораздо меньше, чем убитых на месте. Уцелели в основном из самого дальнего правого расчета, защищенные двумя броневыми переборками между орудий. Осколки попали в податочную трубу и сбили один из зарядников, но, к счастью детонации не произошло. Тем не менее, хотя два из трех башенных орудия могли бы продолжать стрельбу, фактически из‑за разбитых органов управления башня вышла их строя