Адмиральским ушам простукал рассвет:
"Приказ исполнен. Спасенных нет".
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
Капитан‑подводник перевернул лист, чтобы посмотреть, кто автор. Николай Тихонов... Надо же, кавалерист, гусар, а так написал о моряках. Бачманов слышал об этом случае во время Моозундского сражения, последней морской битвы Великой войны. Заградитель "Припять" погиб со всем экипажем, чтобы не пропустить германский дредноутный флот к Петрограду...
Царившую на лодке тишину нарушал лишь храп из матросского кубрика да скрип песка под днищем лодки. Корпус "Кашалота", как хорошая мембрана, ловил звуки, распространявшиеся в воде на многие мили. Бачманов прислушался. Определенно шум винтов... Малые суда шумят не так. А слабый звук ‑ значит просто еще далеко до источника мощного грохота, с которым перемешивают воду огромные винты броненосных кораблей. И это явно не один такой корабль.
‑ Акустик! Тоже что ль дрыхнешь? Быстро давай пеленг! Всплываем под перископ!
Сонная перекличка разбуженных матросов, журчание откачиваемой воды в цистернах, железный скрежет, с которым лодка отрывается от морского дна, мелодичный гул ходовых электромоторов. Бачманов напряженно всматривался в окуляры поднятого перископа. На юго‑западе над морским горизонтом тянулась длинная черная туча, под которой скорее угадывались, чем были видны, неясные силуэты множества кораблей. Их длинная кильватерная колонна держала курс на север, проходя мимо Окиносимы. "Кашалот" устремился на пересечение курса обнаруженной эскадры, чтобы наблюдать за ней с более близкого расстояния.
Пять лет назад Бачманов командовал лодкой "Тюлень" на Черном море. Однажды в дозоре у Босфора он проглядел выход "Гебена". Вернее, немецкий дредноут просто провел его ловким маневром, так что Бачманов решил, что противник не покидает, а уходит в Босфор. Командир "Тюленя" не стал тогда радировать об этой встрече. "Гебен" же на следующий день напал с тыла на обстреливавшие береговые укрепления русские броненосцы и едва не потопил их по одиночке. Потом у Бачманова были боевые успехи, отправленные на дно турецкие транспорты, но шлейф памяти о той едва не ставшей роковой оплошности тянулся за ним всю прошлую войну. И не случайно, наверно, капитан демонстрировал всё более неуживчивый и вспыльчивый характер, срывая злость на нижних чинах, за что его едва не погнали с флота. Нет, на этот раз надо рассмотреть всё подробней, нельзя было вновь ошибиться!
Бачманов вел перископ вдоль вражеской линии, считая про себя корабли. Эти, большие, башенные, явно линкоры. С ними легкие крейсера и эсминцы. Вот что японцы собрали для охоты на наши старые крейсера. Не поскупились! Надо скорее радировать Колчаку!
"Кашалот" не мог передавать радиограммы из‑под воды. Необходимо было дождаться ночи, всплыть, поднять на воздушном змее многометровую антенну и потом уже устанавливать связь через эфир с далеким Владивостоком. Но ждать темноты оставалось еще полдня. Недопустимо! Бачманов проводил перископом исчезающие за горизонтом корабли вражеской эскадры. Если наши старые крейсера не успеют получить предупреждение...
‑ К всплытию! Подготовить змея!
‑ Петр Сергеевич! ‑ испугано пробормотал за спиной минный офицер. ‑ Невозможно сейчас всплывать! Японцы заметят...
‑ Заметят, нырнем! ‑ Бачманов крутил перископ, обозревая горизонт. ‑ Всплытие! Быстро! Быстро!
Вновь заработали помпы, откачивая воду из балластных цистерн. "Кашалот" вынырнул на поверхность, закачался на волнах. В горловину открытого люка хлынул свежий морской воздух. Солнечные лучи играли на струйках воды, стекающей с рубки. Бачманов поднялся на мостик и стал следить за матросами, которые раскладывали вытащенного на палубу воздушного змея. Одновременно командир "Кашалота" диктовал радисту текст сообщения:
‑ Широта тридцать четыре, долгота сто тридцать два. Замечена эскадра противника. Восемь больших башенных кораблей. Четыре трехтрубные, четыре меньшие двухтрубные. Три легких крейсера, десять эсминцев в охранении. Держат курс норд‑норд‑вест. Эскадренный ход 16 узлов.
Лодка урчала дизелями, двигаясь против ветра. Вздернутый острый форштевень резал волны, накатывавшиеся на низкий корпус лодки. Подброшенный руками матросов коробчатый змей поймал воздушную струю и воспарил в небо, вытягивая за собой звенящую проволоку радиоантенны.
Снизу донесся встревоженный голос радиста:
‑ Слышен радиотелеграф. Корабельная японская станция. Очень близко!
Бачманов сплюнул в воду.
‑ Не отвлекайся! Передавай быстрее! И пусть там подтвердят, что всё получили и поняли.
‑ Дым на ста семидесяти градусах!
Крик сигнальщика заставил Бачманова торопливо обшарить биноклем южную часть горизонта.
Эсминец! Отстал от своих и теперь бежит вдогонку. Вот невезение...
‑ Прикажите погружение? ‑ опять тот же надоедливый минный офицер.
‑ Продолжайте отправлять радиограмму! Японцы еще далеко, успеем. Полный ход!
Нырять сейчас значило потерять змея. А без него во Владивостоке радио не услышат.
Японцы заметили лодку и шли теперь на сближение. "Кашалот" уходил прочь, но преследователь стремительно сокращал дистанция, вырастая за кормой прямо на глазах. Это был небольшой эсминец устаревшего типа, с четырьмя тонкими дымовыми трубами. Бачманов зло выругался. Если бы у "Кашалота" были бы нормальные, предполагавшиеся проектом дизеля, успевали бы и радировать, и спокойно погрузиться. Впрочем, тут же поправил сам себя подводник, при мощных двигателях дальность плавания лодки из‑за расхода топлива не превышала бы тысячу миль. Нынешний поход стал бы просто невозможен! А так на нынешних слабосильных движках "Кашалот" может спокойно дойти до Цусимы, подежурить здесь несколько дней и вернуться обратно. Если только сейчас уйдет от эсминца.
За кормой лодки встал водяной столб. Следом донесся гул орудийного выстрела. Японец открыл огонь.
‑ Боевая тревога! Расчеты ‑ к орудиям!
"Кашалот" не был легкой добычей ни под водой, ни на поверхности. Над легкой мачтой взвился Андреевский флаг. Высыпавшие из люков артиллерийские расчеты бросились к двум 76‑мм пушкам ‑ кормовой и носовой. Грохнули выстрелы. Матросы‑подводники наращивали темп стрельбы. По покатой палубе звенели стаканами гильз; скатываясь за борт, они вставали в воде стоймя, образуя звенящий след в кильватере подлодки. Эсминец отвернул чуть в сторону, он шел теперь по левой раковине, стреляя из четырех орудий. Их снаряды по‑прежнему ложились с недолетами. А вот русским удалось добиться первого попадания. На силуэте эсминца расцвел пышный белый султан. Снаряд повредил паровую магистраль. Это должно было вызвать потерю хода.
‑ Радиограмма передана! ‑ долгожданное сообщение из радиорубки. ‑ Получение подтверждено!
‑ Приготовиться к погружению!
Отцепленный от антенны змей упал далеко в море. С неохотой оставив орудия, комендоры спустились по трапу внутрь лодки. Последним покинул мостик командир.
‑ Ваше благородие! ‑ вдруг трагически возопил какой‑то тщедушный матросик. ‑ Ваше благородие! Не можем люк закрыть, заело насмерть!
Похоже, действительно ‑ на смерть!
Бачманов треснул в зубы растерянного матросика и полез обратно наверх.
‑ Расчеты к орудиям! Продолжать огонь!
Приказом, полученный командиром эсминца "Асакадзе" Дзисабуро Одзава от флагмана по поводу обнаруженой русской подлодки гласил: "Слушать эфир! Во время радиопередачи субмарину не трогать. После прекращения работы радиостанции ‑ обязательно уничтожить!" Одзаво пребывал в полном недоумении, но приказы не обсуждаются! Терпеливо дождавшись, когда русские закончат пиликать морзянкой, японцы открыли огонь.
Одзава остро переживал слабость своего эскадренного миноносца. "Асакадзе" был головным в самой большой в японском флоте серии эсминцев. Тип этого корабля был разработан в разгар прошлой войны с Россией, на которую они благополучно опоздали. Небольшие миноносцы‑"асакадзе" перегрузили батареей из целых шести 76‑мм орудий. Нормальными пушками из них были только носовое и кормовое орудия, а остальные четыре ‑ короткоствольными уродцами для стрельбы на пистолетной дистанции, как дрались в 1904 году русские и японские миноносцы у Порт‑Артура. Сейчас, когда бой шел на пяти кабельтовых, абордажные трехдюймовки просто не доставали до вражеской субмарины, безнаказанно расстреливавшей японцев из своих орудий ‑ того же калибра, но куда более длинноствольных. Еще повезло, что у русских не было четырехдюймовых или шестидюймовых пушек, которыми вооружали свои подводные крейсера немцы.