Следующий залп "Измаила" пришелся "Фусо" в слабозащищенную кормовую часть, легко пробивая бортовую броню и далеко уходя вглубь корабля, производя страшные разрушения на жилых палубах. После взрывов снарядов там бушевали пожары, вырывавшиеся наверх через обширные проломы в палубном настиле. Позади 6‑й башни половина броневого настила верхней палубы была сорвана до самого архиштевня, а оставшийся настил вскрыт и загнут "как крышка жестяной банки, словно кто‑то поработал гигантским консервным ножом". Японская команда понесла при обстреле большие потери, была выведена из строя часть важного оборудования, в том числе ‑ электрогенераторов и систем вентиляции турбинных отделений, что создало серьезные проблемы машинным расчетам. Однако ни один из летевших по настильным траекториям русских снарядов не смог поразить важных жизненных центров, расположенных в трюмных отсеках. "Фусо" сохранил боеспособность, хотя вид его надводной части говорил, казалось бы, об обратном. Линкор продолжал стрелять из 4‑й и 6‑й башен, уже повернув на северо‑восток вслед за "Хьюга". По‑прежнему вел огонь и "Ямасиро", пока вставший ему в кильватер "Харуна" не заслонил русский сверхдредноут стелющимся за собой дымным хвостом.
‑ Уходят! Уходят!
Адмирал Михаил Бахирев слышал ликующие крики матросов, барабанивших каблуками по крыше башни. В это трудно было поверить, но собственные глаза не обманывали. Четыре японских линкора вместе с ковыляющим за ними линейным крейсером уходили от едва живого "Измаила", даря ему жизнь по какой‑то неведомой русским причине. Сердце Бахирева радовалось нечаянному спасению от неминуемой гибели, но разум стремился уяснить смысл сего акта японского милосердия. Что‑то срочное заставило врага поспешить в другое место, и едва ли в этом было что‑то хорошее для русского флота.
Недавно еще величественный "Измаил" ныне представлял собой одну громадную руину, плывущую по волнам глыбу исковерканного, обгорелого железа. В разбитых, полузатопленных отсеках, на заваленной обломками палубе лежали неубранные трупы, часто изуродованные до неузнаваемости, иногда ‑ разорванные на куски. Среди груд тел искали тех, кто подавал еще признаки жизни. Раненых сносили на организованные заново перевязочные пункты. Пожарные расчеты проверяли подозрительно тлеющие завалы на предмет возгораний, заливали их забортной водой из уцелевших брандспойтов, а то из обычных ведер. С большой осторожностью шло извлечение снарядов, сложенных во время боя у орудий и закатившихся в самые неожиданные места. Люди жадно пили принесенную снизу пресную воду, многих тут же рвало ‑ от контузий или отравления угарными и пороховыми газами. Кое‑кто падал без чувств, будто поддерживавшая их до того сила, после окончания боя неожиданно уходила из тел. Но расслабляться было рано.
Посланные Бахиревым на трубы сигнальщики, угнездившись среди дыма на обломках прожекторных площадок, доложили о появлении впереди вражеских миноносцев. С левого борта их подходила пара. Судя по толстой средней трубе между двух тонких, это были новейшие "Таникадзе" и "Кавакадзе". Справа были замечены три эсминца типа "Исокадзе", позади которых маячил трехтрубный легкий крейсер типа "Кума". Точнее, сама "Кума" собственной персоной, поскольку, насколько Бахиреву было известно, других крейсеров этой серии японцы еще не успели ввести в строй. Еще недавно "Измаил" шутя бы разделался с этими легкими кораблями, имей они неосторожность приблизиться к русскому гиганту. Но теперь состояние линейного крейсера было самое печальное.
Основное оружие сверхдердноута, главный калибр, был практически выведен из строя: 1‑я башня заклинена, у 3‑й затоплены погреба, а обесточенная 2‑я башня, хотя и могла, в принципе, успеть дать залп, но, поворачиваемая вручную, не могла быстро наводиться по стремительным скоростным целям. Последняя, кормовая 4‑я башня еще сохраняла боеспособность, но для стрельбы по атакующим с носовых курсов эсминцев была бесполезна. Бахирев мог бы попробовать развернуть "Измаил" к эсминцам кормой. Струи от винтов, к тому же, создали бы дополнительную помеху для вражеских торпед. Но адмирал не был уверен, что успеет повернуть тяжело поврежденный корабль на 16 румбов, а не подставит противнику вместо кормы уязвимый длинный борт. И еще... Отворачивая от эсминцев, "Измаил" сокращал дистанцию с японскими линкорами, а это означало возможность получения от них новых 14‑дюймовых "гостинцев", которые по своей взрывной мощи были разве что едва послабее торпед. Лучше уж было идти навстречу вражеским эсминцам, надеясь на меткость расчетов носовых противоминных орудий. Атаке эсминцев "Измаил" мог противопоставить огонь уцелевших носовых 130‑мм орудий (шесть с левого борта, три ‑ с правого). Однако носовые боевые погреба противоминной артиллерии были затоплены, снаряды к носовым пушкам надо было подносить с кормы корабля, а это снижало скорострельность. Оставалось надеяться на помощь отошедшего на северо‑запад отряда капитана Дарагана ‑ легкий крейсер "Адмирал Грейг", эсминцы "Победитель", "Забияка", "Летун", "Михаил", "Автроил" и "Брячислав".
Полученный по радио от адмирала Ямая приказ предписывал контр‑адмиралу Кодзо Сато атаковать и уничтожить поврежденный русский дредноут! Если бы при этом у начальника флотилии и силы были те же, что и в начале боя. Увы, вместо двенадцати эсминцев и трех крейсеров у Сато остался сейчас лишь один крейсер и пять эсминцев. А на западе, как докладывали сигнальщики, переменили курс русские эсминцы и крейсер, явно готовые вмешаться в происходящее. Начальник 1‑й минной флотилии поступил, как всегда, благоразумно. Атаковать русский линкор Сато препоручил "Таникадзе" и "Кавакадзе". Они были и ближе к "Измаилу" и, собственно, только их тяжелые 21‑дюймовые торпеды могли гарантированно потопить огромный вражеский корабль. Сам же Сато с "Кумой", "Амацукадзе", "Хамакадзе" и "Токицукадзе" двинулся наперерез вырвавшимся вперед русским эсминцам. Бой начался на 60‑кабельтовых. Первый пристрелочный залп японского крейсера, упавший рядом с "Летуном", заставили русские эсминцы перейти на ход зигзагами. Это усложняло японцам пристрелку, но и не давало вести точный огонь и русским комендорам, особенно на почти предельных для 4‑дюймовок эсминцев расстоянии. Всю тяжесть артиллерийского боя с японским крейсером взял на себя подоспевший за эсминцами "Адмирал Грейг"
Русский легкий крейсер типа "Светлана" при практически одинаковом тоннаже имел пятнадцать 130‑мм пушек против семи "кумовских" 140‑мм, но по бортовому залпу соотношение было лишь восемь к шести. Ну, а при сближении в ночном бою могло сказаться подавляющее преимущество японцев в минном вооружении ‑ четыре сдвоенных поворотных 533‑мм аппарата против всего двух однотрубных 450‑мм у "Грейга" ‑ в неподвижных подводных установках. Правда, для дневного артиллерийского огня, как сейчас, стоящие открыто на палубе японские торпедные аппараты являлись скорее недостатком... Первый залп, посланный русским крейсером, лег с недолетом, второй дал накрытие, а со следующего пошли близкие попадания, причинявшие "Куме" вначале незначительные повреждения. Один из снарядов разорвался на щите носового орудия, ранив двух человек из его расчета, другой разбил правое крыло мостика, третий угодил в кают‑компанию, четвертый ‑ в один из кубриков команды. Вспыхнувшие на "Куме" пожары были быстро потушены, крейсер полностью сохранял боеспособность.
"Адмирал Грейг" в огневой дуэли пострадал гораздо сильнее. Рвущиеся на верхней палубе японские снаряды вывели из строя четыре 130‑мм орудия правого борта. Особенно серьезным оказалось попадание у среза полубака. Возле разбитого палубного 130‑мм орудия загорелись лежавшие там снаряды. Через пробитую палубу или по элеватору подачи боезапаса огонь проник в находившийся ниже орудийный каземат, где также воспламенился боезапас. Все находившиеся в каземате погибли, дым рвался наружу из огромной рваной дыры, зиявшей в борту полубака. Рядом вылетали языки пламени из иллюминаторов жилой палубы. Пожар продолжался и на верхней палубе, охватив весь район за передней дымовой трубы, в огне рвались 65‑мм патроны к зенитным пушкам. Дважды снаряды поражали "Грейга" в носовую часть. Были разбиты якорные клюзы, а в шкиперской вспыхнул сильный пожар. Наконец, еще один снаряд пробил навылет ходовую рубку, над крейсером замелькали белыми птицами обрывки карт. Отправив все резервы на борьбу с пожарами, капитан Дараган развернул корабль нестрелявшим ранее левым бортом и снова открыл по японцам огонь из восьми стволов.