На следующий день Пандера долго бродил по улице, на которой накануне встретил Марию. Однако увидеть ее ему в тот день не удалось. На второй день Пандера повторил свои попытки, но снова безрезультатно. Лишь на четвертый день ему повезло: в очередной раз, проходя мимо дома Марии, горшочник увидел, как она вышла из двери с кувшинами в руках. Заметив Пандеру, молодая женщина низко склонила голову и ускорила шаг.

— Мария! — бросился к ней горшочник, — подожди, Мария.

Женщина остановилась и, не поднимая головы, прошептала:

— Уходи! Люди увидят!

— Только два слова, Мария! — простонал Пандера, — когда последний раз я встретил тебя здесь, на улице, то понял, что не могу жить без тебя. Мы должны встретиться, Мария. Иначе, я умру с тоски!

Меж бровей молодой женщины пролегла глубокая складка. Взгляд ее, словно затравленный зверек, метался из стороны в сторону.

— Хорошо, — выдохнула она чуть слышно, — через два дня, после полудня, я приду к тебе в мастерскую. Нам нужно купить посуду.

Как и обещала, через два дня Мария пришла к горшочнику и после этого стала приходить к нему раз в две или три недели. А потом… потом она сообщила, что беременна.

— Что делать? — в сотый раз задался вопросом Пандера, обхватив руками голову.

От бесплодных размышлений молодого человека отвлек неожиданный стук в дверь. Горшочник поднялся со стула и направился встречать незваного гостя. На пороге стоял нищий в старых лохмотьях, одетых на грязное тело.

— Здравствуй, Пандера, — нищий склонился в почтительном поклоне, — да будет дом твой полон достатком и радостью.

— Пошел прочь, — проворчал горшочник, — мне нечего тебе подать.

— Не за податью я пришел сюда, — вновь склонил голову нищий, — а пришел я, чтобы дать ответ на вопрос, мучающий тебя последние дни.

— Какой вопрос? — опешил от неожиданности молодой человек.

— Позволь мне войти в мастерскую, — улыбнулся нищий.

Пандера отступил на шаг, давая возможность гостю пройти внутрь помещения. Тот, войдя, осмотрелся и не спеша занял место на скамье возле печи. Некоторое время он молчал, глядя себе под ноги и разглаживая бороду.

— У тебя, Пандера, — начал нищий тихим, но твердым голосом, — есть единственный выход из создавшегося положения: бежать из Назарета как можно дальше, где тебя никто не знает.

— Кто ты и кто тебя послал? — прохрипел горшочник, сверля гостя взглядом, в котором страх боролся с надеждой.

— Я — Ангел Господень Гавриил. А послан я Всевышним, чтобы помочь тебе.

— Ангел? — переспросил молодой человек, недоверчиво качая головой.

— Да, Ангел. Смотри, — приказал гость, указывая рукой на печь, в которой чуть тлели угли. В тот же момент угли вспыхнули мощным пламенем.

— Смотри, — вновь раздался приказ, и мастерская вдруг озарилась ярким, мерцающим светом, в котором с быстротой молнии красный цвет сменялся на оранжевый, оранжевый — на желтый, желтый — на зеленый, зеленый — опять на красный и так далее до ряби в глазах.

— Ну, теперь ты веришь, что я — Ангел Господень? — громовым раскатом прогремел в ушах горшочника голос нищего, хотя Пандера мог поклясться, что гость не открывал рта.

— Верю! Верю! — молодой человек рухнул на колени и склонил голову перед Ангелом. Тот хранил молчание и Пандера, выждав некоторое время, решился заговорить.

— Ты сказал, что Господь послал тебя помочь мне. Скажи, что мне делать.

— Прежде всего, тебе следует молчать, — Гавриил поднялся со скамьи и теперь стоял перед горшочником во весь рост, — никому, никогда, даже под мучительными пытками ты не должен сообщать, что Мария родила ребенка от тебя. В противном случае, тебя ждет страшное наказание, в сравнении с которым самая жуткая смерть покажется наслаждением.

Ангел Господень замолчал, испытывающим взглядом изучая лицо горшочника. Тот опустил глаза, и на лбу его пролегла задумчивая складка. Прошло довольно много времени, прежде чем Пандера вновь обратился к Гавриилу.

— Скажи, — смущенно произнес он, — почему Господь так усердно печется о судьбе обыкновенного ребенка и его матери?

— Ребенок, о котором идет речь, вовсе не обыкновенный! — Ангел вскинул руки вверх, — ему уготована Господом великая миссия. Придет время и он станет машиахом, царем иудейским. Он укажет людям дорогу в Царство Небесное, в царство добра и справедливости.

— Мой сын станет машиахом?! — удивленно воскликнул Пандера.

— Забудь о том, что он твой сын! — прогремел голос Гавриила, — иначе тебе не избежать наказания Господнего.

Горшочник покорно склонил голову.

— И вот еще что, — продолжил Ангел, смягчив голос, — ты должен завтра же покинуть Назарет. Будет лучше, если ты переберешься в Иерусалим. Город большой и тебя мало кто там знает.

— Но что я буду делать в Иерусалиме? Там и без меня полно горшочников!

— Об этом не волнуйся, — Ангел Господень небрежно махнул рукой, — я все устрою.

— Саша, добавку положить? — Вера Александровна тронула племянника за плечо.

Мальчик двенадцати лет с мелкими веснушками на носу и живым взглядом серых глаз мотнул головой.

— Не-а, я наелся.

— Тогда чаю?

Вера Александровна сняла чашку с буфетной полки.

— А конфеты у тебя есть? — вскинул голову племянник.

— Есть.

— Шоколадные?

— Шоколадные, — улыбнулась Вера Александровна.

— Тетя Вера, — мальчик повернулся к тетке всем телом, — почему так получается: у тебя всегда есть шоколадные конфеты, а у мамы их никогда не бывает?

Вера Александровна нахмурила брови.

— Потому что мать вас с Женькой одна растит и денег у нее на конфеты не хватает. Отец ваш когда в последний раз алименты присылал?

Племянник в задумчивости почесал затылок.

— Кажется, в прошлом году.

— Вот именно, в прошлом. Светка как рыба об лед бьется, чтобы вас одеть, обуть, да накормить.

— Точно, как рыба, — фыркнул мальчик, — укатила с дядей Колей на Черное море и плавает там уже вторую неделю.

— Не болтай, чего не знаешь! — Вера Александровна легонько хлопнула племянника по макушке, — ваша мать за Николая замуж собирается. Поехала с его родственниками знакомиться.

— Ага! Прошлой зимой она за Степана замуж собиралась. А где теперь этот Степан? Тю-тю.

— Мал ты еще, мать судить! — рассердилась Вера Александровна, — за собой лучше следи. В табеле за прошлый год одни трояки!

— По физкультуре четыре, — буркнул Саша.

— И сестра твоя не лучше, — тетка не заметила замечания племянника, — как техникум весной бросила, так до сих пор нигде не работает. Третий месяц у матери на шее сидит!

— У Женьки свои деньги есть, — возразил мальчик.

— Откуда?! — не поверила Вера Александровна.

— Ее хахиль спонсирует. У него знаешь, какая тачка крутая?!

— Видела я его тачку. Он сюда за Женькой приезжал. Тогда я с ним и познакомилась. Романом его зовут. Не понравился он мне. Вроде улыбается, а взгляд холодный, оценивающий. Как у налогового инспектора.

Саша, тем временем, встал из-за стола и подошел к окну.

— Тетя Вера, — указал он пальцем сквозь стекло, — а вон тот иностранец вчера тоже здесь крутился.

Вера Александровна подошла к мальчику и посмотрела вниз. Недалеко от подъезда стоял молодой человек лет двадцати двух — двадцати трех в светлом и, по-видимому, дорогом костюме. В руках молодого человека алел, стянутый целлофаном, букет роз.

— Странно, — пожала плечами Вера Александровна, — я этого парня сегодня в нашем ЖЭКе видела. Постоял недолго и ушел. А почему ты решил, что он иностранец?

— Прикид у него ненашенский.

— «Прикид»! «Прикол»! — вздохнула Вера Александровна, — вконец русский язык испоганили.

— Тетя Вера, смотри, он к нашему подъезду идет, — кивнул на «иностранца» мальчик.

Действительно, в этот момент молодой человек широким шагом направлялся к подъезду, где жила Вера Александровна. Тетка с племянником обменялись удивленными взглядами и замерли в ожидании. Ждать пришлось около минуты (квартира Веры Александровны находилась на третьем этаже). Когда раздался звонок, хозяйка дома с племянником, опережая друг друга, ринулись к двери. От растерянности Вера Александровна даже забыла о безопасности и, не задав обычного в этом случае вопроса «кто там», открыла дверь.