— Вот. — Расстегнув форменную бледно— голубую рубашку, Сильван скинул её с себя и протянул Софи. Кожа на его широкой груди слабо мерцала в лунном свете.

София упрямо нахмурилась:

— Не нужно.

— Ты в любом случае её возьмешь. — Склонившись к ней, Сильван обернул вокруг её плеч тяжелый материал, напоминающий атлас. Рубашка всё ещё хранила тепло его тела, Софи почувствовала исходящий от неё мускусный, пряный аромат, ударивший прямо в голову.

— Ты замерзнешь, — возразила Софи, кутаясь в его рубашку.

Сильван мрачно рассмеялся:

— При такой— то температуре? Не думаю. По сравнению с моим родным миром, это просто жаркий летний день.

Жаркий летний день? Серьезно? Температура, должно быть, опустилась ниже пятидесяти— шестидесяти градусов по Фаренгейту. Будучи девушкой из Флориды, Софи замерзла. Что представляла собой Транк— Прайм? Софи надеялась, что никогда не узнает этого.

— Пошли. — Сильван резко поднялся.

Испугавшись его резкого движения, Софи съёжилась и отшатнулась.

— Пошли куда? Куда мы направляемся?

— За тобой всё ещё охотятся Скраджи. Нам нужно уйти от места катастрофы, и чем дальше тем лучше. — Внезапно он тихо произнес: — Я не трону тебя, София. Пожалуйста, не смотри на меня так.

— Как… как так? — прошептала она, продолжая сидеть на земле.

— Словно я какой— то злой монстр, явившийся осушить и изнасиловать тебя.

От боли и агонии в его низком хриплом голосе у Софи почему— то сжалось сердце. И она не понимала, почему жалеет его.

— Мне жаль, — сказала она, оправдываясь. — Просто… ты такой большой. А твои клыки…

Он тяжело вздохнул:

— Я ничего не могу с этим поделать. Шевелись. Нам предстоит долгая дорога до следующего привала. — Развернувшись, Сильван отправился в путь, не дожидаясь, когда она последует за ним.

Сильван слышал, как она спотыкаясь идет за ним, они спускались вниз по склону горы, и все его инстинкты кричали, что нужно вернуться и помочь ей. Необходимо взять её на руки и отнести в безопасное место. Но он заставлял себя идти дальше.

«Она не хочет меня, ей не нужны ни моя помощь, ни прикосновения».

Он знал, что это правда. С отказом он ещё мог справиться. Но страх в её глазах…

Сильван сжал челюсти.

«Богиня, как она могла подумать, что я причиню ей боль». От одной этой мысли все внутренности скрутило. Да он скорее тысячу раз навредит себе, чем позволит ей получить хоть одну царапину.

Следовало оставить её в покое. Не нужно было её исцелять. Больше всего Софи напугало то, что едва очнувшись, она увидела его, склонившегося над ней с выпущенными клыками.

Но он так за неё перепугался. К тому же, увидев, что она ранена, Сильван не мог не исцелить её. Однажды, когда они встретились во второй раз, он говорил ей, что не имеет эмоциональной привязанности к своим пациентам. Однако с ней всё вышло по другому. И те несколько мгновений, прежде чем она полностью проснулась и испугалась, оказались самыми драгоценными.

Он прикрыл глаза, член и клыки пульсировали от нахлынувших воспоминаний: как она стонала и выгибалась, отвечая на его прикосновения. Почти как если бы она предлагала себя, раскрываясь как женщина, готовая к связыванию. Он даже не думал о сексе, но не мог сдержать возбуждения, вызванного её реакцией. Пока он исцелял Софию, её сосок затвердел под его языком, а от горячего, интимного аромата, исходящего от её влажного лона его жесткий член изнывал от похоти.

«А затем она увидела меня и поняла, кто прикасался к ней, даря удовольствие, — с грустью подумал Сильван. — И мечтала лишь сбежать от меня. От моих клыков. Она даже не позволила мне закончить исцеление».

Даже сейчас он ощущал в воздухе запах её крови. Похоже, она ободрала ладони и колени, когда пыталась от него сбежать. Сильван хотел наихудшим способом изучить её раны, забрать боль. Но он знал, если попытается, тем самым лишь усилит её панику, увеличит страх перед ним.

«София мне так жаль… Твоя боль — моя боль. Я исцелю твои раны. Отдам тебе кровь из моего тела, сердце из моей груди. В…»

Сильван остановил сам себя. Почему ему на ум пришли слова из церемонии связывания Блад— Киндредов? Слова, которые ему никогда не суждено произнести?

«Глупец, — сказал он сам себе, пинком ноги отбрасывая большой камень с дороги. — Глупо позволять себе испытывать к ней какие— либо чувства. Даже не будь твоей клятвы, она никогда бы не захотела тебя. Никогда не перестанет бояться тебя, не позволит к себе прикоснуться. Просто забудь о ней, оставайся тем холодным Транком, каким должен быть».

Но он не мог, маленькие ручки Софии отогрели его холодное сердце, даже если она этого не хотела. И, казалось, оно никогда снова не замерзнет.

София пыталась не отставать, в окружающей их кромешной темноте трудно было что— либо разглядеть, и у неё болели ноги. Её обувь потерялась, не то чтобы босоножки на невысоком каблуке подходили для путешествия по горам, но всё же лучше, чем ничего. Единственное, что спасало её, — в детстве она часто бегала босиком по бетонным тротуарам Флориды. И если бы не огрубевшие от подобного прошлого опыта ступни, то сейчас она стерла бы их в кровь за несколько минут.

Но её беспокоили не только ноги. София задавалась вопросом, в какой заднице мира они очутились. Потому что была чертовски уверена, что это не Флорида.

«Где мы находимся, и как попадем домой? Знает ли Сильван, куда идти, или просто старается, как можно дальше убраться от шаттла? Ясно, что они спускались по склону горы», — думала Софи, шагая за Сильваном и глядя на его голую мускулистую спину. Наверняка эта та же гора, в которую они врезались. Хотя до сих пор Софи не понимала, почему воин направил шаттл на скалу, но, по крайней мере, они выжили.

Сейчас она вспомнила крушение во всех ужасных подробностях. От увеличивающейся на смотровом экране со скоростью света скалы и до того момента, как они врезались в неё, когда Софи почувствовала, как что— то острое проткнуло её, взрываясь в груди огнем. А затем она утонула в каком— то липком голубом геле. Он погасил силу от удара, и София всё ещё ощущала на своей коже его липкие остатки…

Воспоминания о катастрофе всплывали в её сознании одно за другим, как кадры из фильма ужасов, и она не могла их остановить. Просто остановить, перестав об этом думать.

«Ты выжила, не так ли? Так почему же так расстроена?»

Независимо от строгого тона, которым она разговаривала сама с собой, воспоминания того, как они врезаются в гору, всплывали в её сознании снова и снова. Возвращая ощущения от страшного удара, удушья от плотного голубого геля. От этого бесконечного кошмарного калейдоскопа, крутящегося в сознании, София задрожала.

Слишком многое произошло за последние двадцать четыре часа. Слишком много травм и страданий, боли и страха уложились в такой маленький промежуток времени. Напряжение, как тикающая бомба в её груди, готово взорваться. Но почему— то она продолжала сдерживаться. Последнее, чего ей хотелось, — устраивать истерику перед Сильваном.

«Сильной, я должна быть си…»

Внезапно камни под её босыми ногами предательски осыпались, и она почувствовала резкую боль в лодыжке. С тихим вскриком София завалилась на бок и ударилась головой.

Сильван тут же оказался рядом с ней.

— Не вставай, — велел он, когда она попыталась подняться. — Полежи спокойно хоть минуту и позволь мне оценить, насколько серьезно ты пострадала.

— Мне не больно, — возразила София, ощущая, как пульсирует её лодыжка, и что— то теплое и влажное стекает по щеке.

Он нахмурился:

— Не ври ни мне, ни себе, София. Ты упала и сильно ударилась. — Приподняв пальцами её подбородок, он пристально осмотрел её лицо. — Посмотри вверх и открой глаза, я должен проверить твои зрачки, а света не так уж много.

София посмотрела в ночное небо, стараясь не вздрагивать от прикосновений Сильвана. Внутри у неё всё сжалось, слёзы навернулись на глаза, и чаша её терпения переполнилась. Острая жгучая боль в голове и тупая ноющая пульсация в лодыжке оказались последней каплей. Физическая боль в измученном теле наряду с эмоциональным потрясением толкнули её через край. И не в силах больше сдерживаться, София заплакала.